– Я бы выдал «ослушников» сам, но моя оболочка, К’йен, сыграла в Голодной ночи не в пользу некромантов. В его словах могут усомниться, но не в твоих. – Каэль был опять прав, но Кладвию уже так опостылела слава братоубийцы…

– Их надо придать суду живыми, – выдавил из себя Батури.

– Это невозможно: Балор Дот не должен знать о моем возвращении…

– Каэль, – перебил своего прародителя Высший. – Он не узнает. Смертники поклянутся на печати Эльтона.

– Клеймо? – несколько удивился Каэль, и Клавдий невольно улыбнулся: застать Перворожденного врасплох было делом далеко не простым. – Утерянное Кольцо попало в руки старого барона… – догадался Каэль. – Твоей отец, Клавдий, был хорошим игроком.

– Но излишне похотливым, – помрачнел Батури. Он не любил вспоминать тот миг, когда он стал убийцей отца.

– Зато он вырастил достойную смену, – широко улыбнулся Каэль и дружески хлопнул своего избавителя по плечу. – Нас ждут великие дела, Брат! Наш час настал.

Каэль широко расставил руки и камнем рухнул с высокой башни.

– Не засиживайся! Грядет рассвет! – крикнул он вдогонку и обернулся в кожана.

Луна еще стояла на небе, но на востоке уже появилось розоватое марево, из которого быстро выросло солнце. Яркий свет ударил в лицо, обжигая и без того сожженную кожу. Клавдий прикрыл глаза рукой, несколько мгновений привыкая к рассветным лучам, после чего прыгнул вслед за Каэлем, наслаждаясь свободным полетом, свободой… и полетом.

Ночь тенью вороного крыла опустилась на замок Бленхайм. Неумолимый ветер с громкими стонами и завываниями колотил в крепостные стены, желая найти в них щели и прорехи, но натыкался на монолит, перед которым был бессилен, и лишь громче выл от досады. На небе, будто по зову ветра, появлялись горящие точки глаз, неотрывно следящие за бесконечной игрой невидимого актера. И чем темнее становилось вокруг, тем все больше просыпалось на небе светящихся зрителей. Но звезды только просыпались, а мальчик, решивший сегодня стать звездочетом, не ложился, потому что был мертв и не умел спать.

Он был узником темницы, которой стала ему лаборатория, и смотрел не на живые, едва заметно мерцающие ночные светлячки, а на мертвенно-тусклые застывшие звезды, нарисованные на холстах. Сандро оккупировал мозаичный пол своего добровольного узилища бумагами, исписанными рецептами зелий и бесконечными расчетами, и картами небесных светил. Он любил свою обитель, но ровно настолько же ее презирал, ненавидел из-за живущих в дистилляте и запечатанных в дорогие стеклянные банки эмбрионов, которые смотрели на него закрытыми глазами; ненавидел за режущую легкие затхлость и сотни ступеней, которые разделяли его с миром. Но любил тишину своего каземата, любил мертвенный покой, властвовавший в широкой светлой зале, любил за то, что только здесь он мог делать то, что хотел, порой даже не скрывая своих занятий. Вот и сегодня, прячась от душевных невзгод, он погрузился в работу, которую давно начал, но до сих пор не закончил.

Сандро, с головой погрузившись в расчеты и исследования, на мгновение забыл о той, которая не покидала его думы уже несколько дней, забыл о том разговоре, который перечеркнул все его потуги в любовных поисках и стараниях. Он скрылся до поры от всех, стал прежним одиночкой, которым был вот уже пять лет, но лишь от одного он не мог избавиться – от того, кого не видел, но слышал.

– «Эликсир разрыва», который ты готовишь, очень схож с Белым Львом. Достаточно соотнести воздушную субстанцию с теплотою и влажностью, привести их в такое единство, которое будет слитным и неделимым и в котором бывшие составляющие этого единства явлены неразличимыми, и дело будет сделано.

– Хватит! – гаркнул Сандро. – Ты меня только сбиваешь своими заумными речами. Воздушная субстанция, теплота, влажность… Да, я буду работать с воздухом, огнем и водой, да, мне понадобятся еще ртуть и серебро, что делает рецепт и впрямь схожим с Белым Львом, но соотношения абсолютно разные, и в Делании {9} я буду подбирать определенный звездный цикл.

– Ты слишком большую ставку делаешь на химические модели космического процесса и превращаешь алхимию в астрономию, – укоризненно выговорил дух. – На твоем месте я бы ставил акцент на составе и метаморфозах.