Более мудрый отец успокоил сына:

– Не надо паниковать. Да, Скопин-Шуйский опасный соперник, но он смертен, как и все остальные!

– Надо подослать ему отравителей!
– догадался не по годам коварный юнец.
– Есть человек - есть проблема, нет человека - нет и проблемы!

Сигизмунд одобрил сына:

– Молодец, я уже об этом думал. Агенты иезуитов умеют травить людей и им вовсе не обязательно подсыпать яд в пищу.

Владислав насторожился и, понизив голос, спросил у отца:

– Вот как? Можно травить не через еду?

Сигизмунд с улыбкой подтвердил:

– Да, конечно. Короля Франции Карла девятого его собственный брат отравил с помощью пропитанной мышьяком книги. А затем самого отравителя отправили на тот свет с помощью пропитанного ядом факела.

Принц Владислав сказал:

– Иезуиты отравили и герцога Анжуйского, чтобы поставить на престол Франции герцога де Гиза. Поскольку этот монарх нелегитимен, то его зависимость от ордена и Римского папы куда сильнее.

Сигизмунд с любовью посмотрел на сына. Затем огляделся; не подслушивают ли их? И тихо прошептал:

– Я думаю не Дмитрию сидеть на Российском престоле...

– Конечно, не этому ногайцу!
– выкрикнул Владислав и тут же ощутил на плече тяжелую руку отца.

Сигизмунд произнес чуть громче и более низким тоном:

– Спокойно, мой сын. Я хочу сказать тебе что-то важное. Знай, ты должен выслушать меня внимательно и без криков.

Владислав расслабился и кивнул:

– Хорошо, отец. Я тебя внимательно слушаю.

Сигизмунд тихо сказал своему наследнику:

– Царем России следует быть тебе.

Владислав, с трудом сдерживая эмоции, спросил:

– Мне? Ты серьезно?

Сигизмунд еще раз подтвердил:

– Тебе, именно тебе! Русское боярство это должно устроить!

Владислав усомнился:

– Смотря кого. Там полно вельмож, которые смотрит на трон и мечтают забрать его себе.

На это Сигизмунд ответил:

– Русские бояре хотят тех вольностей, что имеют паны у нас, в Польше. Ты им пообещай, что русское боярство воцариться в Речи Посполитой!

Владислав погрозил кулаком в сторону востока:

– Будет вам петля! Всем!

Король Польши сказал:

– Нужно готовить наши войска к решающим штурмам!

Состоящая преимущественно из наемников польская армия насчитывала почти пятьдесят пять тысяч бойцов. У Михаила Шеина едва набиралось восемь с половиной тысяч. Огромный перевес ляхов в живой силе, однако крепость хорошо укреплена. К ней трудно подступиться, оборона продумана до мелочей. Сам Борис Годунов несколько раз посещал работы по усовершенствованию и без того мощной обороны града-цитадели. Новый царь планировал будущую экспансию направить на богатый, но не слишком развитый восток. Смоленск в этом плане играл ключевую роль и должен был стать неприступным рубежом для всех врагов.

Сигизмунд знал, что хлеба в осадных житницах города запасено года на три и голодом осажденных не выморить. Посему король решил штурмовать грозную твердыню. Пороха и ядер из Варшавы и Кракова навезли вдоволь. С трудом подтянули громадные осадные орудия.

Была, конечно, альтернатива оставить крепость блокированной, а основными силам идти дальше. Но Сигизмунд не хотел иметь у себя в тылу цитадель сопротивления. И важно было показать всем, что против поляков никакая мощь не устоит. Ибо только когда русский дух деморализуется, тогда у шляхетской власти появится возможность взять верх на Руси.

Король и сын вышли во двор. Их уже дожидался одноглазый барон Шульц, главный специалист по осадными орудиям. Его детище - пушка "Виктория" - самое большое из переносных орудий в мире. По размерам вполне сопоставима с Кремлевской Царь-пушкой. В дуло орудия может не только человек, даже конь запрыгнуть!

Немец гордится: благодаря широченным колесам и особой конструкции лафета его детище способно передвигаться и выбрасывать ядра в полсотни пудов весов.

Шульц со своей повязкой на правом глазу и неряшливой бородкой смахивает на пирата. И трубка у него в зубах то же весьма экзотичной формы - в виде человеческого черепа.

Но принца Владислав больше интересует только что притащенная пушка:

– Ты молодец, барон! Такую вещицу придумал. Ну и мощь!

Шульц, довольный собой, надменно произносит:

– Нет нации в мире равной нам, немцам, в техническом гении!

Такой ответ злит принца: если немцам нет равным, значит поляки хуже? Может, одноглазому врезать в здоровое око, для полной симметрии?

Сигизмунд, хорошо изучивший своего забияку-сына, во избежание конфликта делает шаг навстречу Шульцу и доброжелательно говорит: