И если лорд Региус, ознакомившись с сокровенными мыслями советника, не найдет причины его странного поведения, Кармал будет заинтригован сверх всякой меры. Он проведет самое тщательное расследование. Слуги Софа, возможно, и верны своему господину, но в таких обстоятельствах, из страха перед обвинением в государственной измене запираться не станут. Да и бессмысленно это в присутствии мага, видящего чужие мысли яснее собственных. Значит, и Кармалу, и его прихвостню сгорну станет известно о таинственных посетителях первого советника, равно как и об отлучке из дома в купеческом наряде и без сопровождения. Будет поистине странно, если после этого они не зададутся вопросом: отчего в голове первого советника не сохранилось ни единого воспоминания о событиях, предшествовавших его непонятной хвори?

Вряд ли сгорну потребуется много времени, чтобы обнаружить в голове злосчастного Софа потайной уголок, созданный лордом Хедригом при помощи Красного айкаса почти четыре года назад. И уж конечно, первый маг Плоскогорья сумеет этот уголок вскрыть. И все – погиб Соф Омри!

Его последний шанс на спасение – шанс призрачный, но единственный – дать исчерпывающие объяснения своему поведению, и притом такие, чтобы ни у Кармала, ни у лорда Региуса не возникло сомнений в его искренности. Возможно, тогда маг не станет рассматривать содержимое его мозгов чересчур пристально. Но придумать правдоподобную ложь Соф Омри не успевал: владыка и маг были уже в нескольких шагах.

Первый советник схватился за стену и начал сползать вниз, чтобы принять коленопреклоненную позу.

– Ну, ну, дорогой брат, к чему эти церемонии! – Кармал резво шагнул вперед и успел придержать советника под локоть. – Тем более теперь, когда ты поражен столь тяжким недугом. Говорят, ты так ослаб, что не мог даже шепнуть пару слов в переговорную трубу. Разве можно нас так пугать? Мы бросились к лорду Региусу и ввергли почтенного мага в расстройство требованиями немедленно выяснить, что происходит с нашим преданнейшим и ценнейшим из подданных. Представь же себе наше изумление, когда лорд Региус сообщил, что нутро твое наполнено вином по самые очи, а сам ты лежишь без сознания. Что стряслось, бесценный наш Соф? Насколько нам известно, прежде ты не предавался этому сомнительному пороку.

Первый советник незаметно перевел дух. Самого страшного пока не произошло. Теперь дело за ним. Если его объяснения удовлетворят Кармала, то, глядишь, все обойдется. Это даже хорошо, что на раздумья нет времени, так меньше искушение солгать. Лгать в глаза Верховному лорду – почти беспроигрышный способ покончить с собой. А спасти Софа Омри может только тщательно выверенная доза правды – достаточная для того, чтобы утолить любопытство и потешить злобное чувство юмора Кармала, но недостаточная для возникновения подозрений, ведущих к открытию всей правды.

– Прошу тебя, мой повелитель, не при слугах! – простонал Омри, прикладывая руку ко лбу. Притворяться почти не пришлось, голова действительно раскалывалась. – Окажи недостойному милость, пожалуй в эту жалкую конуру, откушай скромного угощения, освежись, отдохни с дороги. Прошу и тебя, высокороднейший из лордов! – Первый советник распахнул и придержал дверь секретной комнаты перед высокими гостями, а когда они шагнули за порог, ткнул носком домашней туфли в зад коленопреклоненного мажордома и рыкнул приглушенно: – Угощение! Быстро, олухи!

Его приказ был исполнен с замечательным проворством. Не успели гости с удобством расположиться на подушках и осмотреться, как низенькие столики подле них исчезли под многочисленными подносами и подносиками, уставленными яствами и напитками. Закрывая дверь за последним лакеем, Соф Омри поймал себя на мысли, что досадует на своих людей за эту неуместную расторопность. Стремясь угодить хозяину, они до предела сократили отпущенную ему передышку.

– Ну что же, любезный Соф, вот мы и укрылись от любопытных глаз и ушей, – заметил Кармал, лениво отщипнув две прозрачные ягоды от грозди винограда. – Теперь-то наконец ты откроешь нам, что за беда с тобой приключилась?

Первый советник упал на колени.

– Пощади, повелитель! Твой ничтожный слуга отчаянно виноват пред тобою. Три с половиной солнца назад ты милостивейше повелел недостойному отправиться в Горы и выкупить хворого ребенка, отмеченного печатью бесцветности. И цена выкупа была столь высока, что твоему рабу, этому шелудивому псу, запала в душу лукавая мысль: проведать, чем так ценна эта неказистая с виду девчушка. По подлости натуры своей раб твой не осмелился утолить любопытство самым прямым и честным образом. Вместо того чтобы спросить тебя, повелитель, негодяй тайно выследил твою наложницу до самого дома, куда она отвезла девочку, и подкупил соседей, наказав им известить его, если с девочкой произойдет что-нибудь необычное.

– Должно быть, тебе пришлось основательно потратиться, мой бедный Соф, – посочувствовал владыка с легкой усмешкой. – Денежки соседям, гостинцы старой Лане, камушки Хайне… Ну что ты застыл, как изваяние? Не надеялся же ты в самом деле, что наши ведьмочки позабудут рассказать Алмели о твоих визитах и подношениях! Или, может, ты думал, что Алмель из любви к тебе не выдаст нам твою маленькую тайну?

– Так ты знал?!

– Меур с тобой, дорогой Соф, не разочаровывай нас! Ты достаточно сообразителен, чтобы догадаться о нашей осведомленности. Так что не делай вид, будто это открытие поразило тебя в самое сердце. Лучше вернись к своему занимательному рассказу. Кстати (Кармал поморщился), не мог бы ты временно отойти от правил дворцового этикета и не говорить о себе в третьем лице? Да, и еще: мы были бы весьма тебе признательны, если бы ты сумел воздержаться от красочных эпитетов, вроде «шелудивого пса» и «подлого негодяя». Мы понимаем, это сильно обеднит твою речь, зато сбережет наше время. Итак, ты взял на содержание соседей Ланы. И каким же образом этот достойный поступок привел тебя к тяжкому недугу, безмерно огорчившему твоего повелителя?