— Согласен. Но тут ведь главное, чтобы жить.

— Ясно. Ну тогда учти и такое дело. Тут час назад снайперы отметились. Двоих положили, троих в лазарет увезли. Один, наверное, не выживет. Трое так и вовсе в бега подались.

— То-то я гляжу, народ по сторонам зыркает.

— Угу. А тут еще и ты за маузер хватаешься.

— Ладно. Ошибку понял, — подняв руки, признал свою неправоту Петр.

— Вот и ладно, что понял, — кивнув, удовлетворенно произнес учетчик.

— А чего так много подстрелили-то? — все же высказал свое удивление Петр.

— Да того. Сколько этим дурням ни говори, чтобы после выстрела падали на землю и не шевелились, все одно добрая половина из них мечется, как блохи на сковороде.

— Охотники-то на след стали?

— Наверняка. Я ракету пустил. Но к нам уточнять ситуацию никто не вышел. Значит, сами сообразили, что к чему, и подались за стрелками.

— Или где-нибудь пузо греют.

— Это вряд ли. Казачков я, конечно, не жалую. Паскудный народец. Но то, что они вояки справные и работу свою делают хорошо, этого у них не отнять. Да только и стрелки не пальцем деланы.

— Согласен. Кстати, я тех троих беглых, похоже, видел. Через дорогу переходили.

— Может быть. Ловить-то их сейчас некому. Конвою дай бог этих удержать. Охотничьи команды наверняка за стрелками гоняются. Ничего, вернутся беглецы. Они же сдуру рванули. Никакой тебе подготовки. Даже лопаты побросали.

— А не вернутся?

— А не вернутся, так и далеко не уйдут. Охотники их похватают. Тут без вариантов. С кондачка в побег только полные дурни уходят.

— Ну что, бывай. Поехал я, — забирая у Афанасия путевой лист с отметкой, произнес Петр.

— Давай. Недоверчивый. Вот хотел тебя в кабак пригласить, а теперь думаю — на кой ляд ты мне такой красивый нужен.

— И это правильно. Тем более что я к этому делу как-то равнодушен. Есть — ладно, нет — так и ну его к лешему.

— А вот это ты зря, — глубокомысленно изрек учетчик и отошел в сторону.

Петр проводил его взглядом и полез в кабину, оставшись при своем мнении. Когда же оказался за рулем, подумал о том, что водителю пить вообще последнее дело, пусть до появления первых гаишников еще как минимум пяток лет. Сейчас их функции исполняют обычные городовые. Да и правил дорожного движения как таковых нет. Так, бессистемно издают кое-что. Но какое это имеет значение? Дорога — она ведь корочки не спрашивает и наказывает больно. Очень больно.

Отъехав от железнодорожного полотна, Петр вывернул на подъездной путь и направился к шоссе. Его прокладывали параллельно железной дороге. Разве только чуть в стороне, по склонам сопок. Уж больно железная дорога жалась к Байкалу, местами по таким узостям, что там приходилось рвать скалы взрывчаткой. Автодорогу было куда дешевле провести повыше.

Насколько знал Петр, этому шоссе также отводилась роль важной транспортной артерии, которая должна пронизать всю страну с запада на восток. Причем грейдер здесь укатывали на совесть, чтобы ни в какую слякоть не расквасило. И вроде как идут разговоры насчет асфальтирования. Сомнительно, конечно. Потому как даже нынешний проект — весьма дорогое удовольствие.

Ну хоть что-то делают по-человечески. Железную дорогу профукали лет на двадцать, не меньше. Так хоть о набирающем обороты автотранспорте заранее думают. А автомобилей год от года становится все больше и больше. Это особенно бросается в глаза.

Еще два года назад в том же Красноярске весь автотранспорт был наперечет, и горожане знали не только сами авто, но и кому они принадлежат, а также что собой представляет шофер. Сегодня же эти подробности уже никого не интересуют, потому как слишком много нужно держать в голове. Одних только автобусов теперь две дюжины, и маршрутов стало целых четыре.

Грузовик взял очередной подъем и вошел в поворот. Петр едва успел ударить по тормозам, чтобы не влететь в поваленное дерево. Машина встала колом, тут же окутавшись пыльным облаком. Петр врубил заднюю передачу и тут услышал, как сзади затрещало падающее дерево. Все. Пути назад нет. Классика жанра, етишкин пистолет.

Слева крутой склон сопки, убегающий вверх. Справа обочина шириной метра три с цепочкой деревьев и небольшой обрыв. Дальше опять склон сопки, резво убегающий к самому Байкалу. Н-да. Обрыв-то небольшой. Да только тут ведь все относительно. Четыре метра — вроде и немного. А вот прыгать тут сродни изощренному самоубийству. Потому как после приземления кувыркнешься так, что мало не покажется.

Оставаться в кабине? Угу. Она только при обстреле на ходу броневик. А вот так, обездвиженная, — настоящая мышеловка. И выковырять его отсюда можно множеством простых способов. Начать с того, что двери кабины не оборудованы запорами. Только защелками. Коммунизм, итить твою!

Все это пронеслось в голове Петра буквально в считаные доли секунды. В это время его рука уже сомкнулась на цевье винчестера. Еще мгновение, и Петр скользнул к правой двери, перегнувшись через котел. Лезть в водительскую дверь — значит, подставляться под выстрел. Поднятую пыль быстро сносит ветер, так что прикрытия никакого, и нужно выбираться в противоположную сторону.