Потом все вокруг начало как-то оплывать и терять четкие очертания. Звуки доносились как сквозь толстый слой ваты. Наконец все закружилось, словно он оказался на карусели, и его поглотила темнота.

Тем временем из-за ветвей деревьев и подлеска начали появляться другие казаки. Все буряты, и их действительно набрался полный десяток. Не наврал урядник. С другой стороны, с меньшими силами лучше не рисковать. Ведь каторжане могут сбиться и в большие ватаги. А ты поди дождись подмоги в глухой тайге. Со связью-то тут полный швах. Так что полная автономка.

Впрочем, ничего этого Петр уже не видел. И думать о происходящем не мог. Его бесчувственное тело скособочилось, и он завалился на бок. Однако девушка, только что проявлявшая о нем заботу, отчего-то и не подумала поддержать его и уложить в более удобную позу. Наоборот, она отстранилась от него, как от абсолютно чужого человека.

— Барышня, с вами все в порядке? — с сочувствием обратился унтер, наблюдая за тем, как стремительно бледнеет ее лицо.

— Что? А… Да. Все в порядке. Как, вы сказали, его фамилия?

— Пастухов.

— Пастухов, — повторила она с безнадежным вздохом.

— Отто Рудольфович, что это? — Петр положил перед инженером газету, да еще и прихлопнул к столешнице ладонью.

— Что именно? — невозмутимо поинтересовался немец.

— Вот эта сенсационная статья на первой полосе. «Это уже не игрушки!» «Двести моточасов без поломок, и это далеко не предел». «Переворот в двигателестроении». «Абсолютная безопасность». И все в подобном духе.

— О-о, уже напечатали. А как у вас «Ведомости» оказались раньше меня?

— Прибыла машина с почтой, и меня попросили передать вашу корреспонденцию. Ну а мимо первой полосы промахнуться у меня как-то не получилось. Да еще и со столь качественным снимком.

— Действительно, снимок получился хороший. Вы позволите, Петр? — надев пенсне и разворачивая газету, произнес Кессених.

— То есть вы ничего не понимаете?

— Позвольте, я сначала прочту, а там уж мы и разберемся, что вас так возмутило.

— Да меня возмутила сама эта статья, черт бы вас побрал! — не выдержав, едва не крича, припечатал Петр.

— Господин Пастухов, я бы попросил, — поднимаясь из-за стола, возмущенно начал было инженер.

— Сидеть! — рыкнул Петр, толчком отправляя инженера обратно в кресло. — Ты что, немецкая твоя душа, так и не понял, с чем мы играем?

— Во-первых, я попросил бы вас мне не тыкать.

— Прошу прощения за резкость, Отто Рудольфович, — с шумом выдыхая и беря себя в руки, все же сбавил обороты Петр.

— Я прощаю вас, потому что верю, что ваше поведение обусловлено искренней заботой о моей безопасности, — одергивая жилет на своем животике, серьезно сказал немец. — Майн гот, Петр, прекращайте вы уже нести эту чушь насчет мирового заговора. Это просто смешно.

— Вы смеетесь надо мной уже целый год. И я уважал ваше мнение, пока вы выполняли определенные условия. Но это… — Петр постучал пальцем по лежащей на столе газете. — Вы ступили за грань, Отто Рудольфович. Вот сейчас вы с огромным самомнением простили мне мою резкость, потому как я искренне беспокоился о вашей безопасности. Вашей. Вот ведь какое дело. А о моей безопасности вы подумали? Да, вы инженер. Но даже дворняжка Шарик, шляющаяся по мастерским, знает, что мы с вами работаем в тесном взаимодействии. Ну и как вы считаете, оставит ли меня в живых тот, кто придет убивать вас?

— Петр…

— Отто Рудольфович, — резко перебил его Пастухов, — вы откровенно верили в басню о том, что дэвээсы взрываются. Скажите, так ли это? Способен ли дэвээс взорваться?

— Нет, взорваться он не способен. Разве только пойти вразнос.

— Но это не одно и то же?

— Разумеется, нет, и вы это прекрасно знаете.

— Отлично. Тогда скажите, отчего у других изобретателей они взрывались? Да еще и с такой силой, словно в них попадал снаряд.

— Н-но… мы только в начале пути. Возможно, еще есть неизвестные нам процессы.

— Какие еще процессы? Вы забыли, кто я? Это были умышленные подрывы. Причем с применением не используемого двигателями топлива, а взрывчатки. Они убивают, Отто Рудольфович. УБИВАЮТ. Меня слишком часто дырявили, чтобы я наконец понял, что мне это совершенно не нравится.

— Хорошо, допустим, вы правы. Но к чему тогда вообще было браться за создание этих двигателей? Ведь в итоге мы должны их продать. И как вы собираетесь это сделать, скрывая достижения в этой области? Мы можем наладить производство только с привлечением крупных промышленников. Или же продав им лицензию. Но для этого нам нужно их привлечь. Нам нужна реклама.