Основной рассказчицей была предпенсионная дама Вера Антоновна, у которой по любому поводу имелся в запасе пяток душераздирающих историй.

— У меня по соседству, — поучительно журчала Вера Антоновна, — жила разведёнка. Муж от неё ушёл, вот она и осталась одна. Завела, конечно, любовника, но и тут не задалось, любовник оказался приходящим, у него своя семья была, и бросать её он не хотел. Так Лизавета — Лизой её звали — надумала. Сыскала, уж не знаю где, адресок ведьмы, поехала к ней в деревню и попросила, чтобы хахаль её от жены ушёл. Само собой, заплатила, что следует, немалые деньги, между прочим, и стала ждать. А что такого? — у неё мужа увели, а она чем хуже? Только вышло всё боком. Хахаль жену бросил, но и к Лизке не склонился, ушёл к третьей, а Лизка осталась на бобах: без мужика и без денег.

— Что же это за ведьма, раз она клиента подставляет? — спросила уборщица Клава, зашедшая послушать умные разговоры.

— Так ведьма же, может она со зла так сделала, или сама не знала, что получится.

— Как это, не знала? — возмутилась Инга из группы комплектации. — Ведьма потому так и называется, что она всё знает, ведает. А деревенские шептуньи, может, что-то и умеют, но не понимают ничегошеньки. Не ведьмы они, а умелки.

Улина чуть не поперхнулась горячим чаем. Услышанное обидело её до самых печёнок. Надо же слово такое выдумать! Она покажет Инге, где креветки зимуют, отучит словами бросаться! Ингочка бездетная, так пусть испытает все радости мастита…

И тут же Улина поняла, что ничего никому показывать не станет. Хочешь приходить на службу, когда заблагорассудится, работать, как придётся, то не смей срывать злость на коллегах, иначе случится перебор, и изощрённый женский разум может о чём-нибудь догадаться. Так что, сиди и не чирикай, молча глотай обидное прозвище.

— Чик-чирик! — сказала Улина.

Инга повернулась к ней.

— Что с тобой?

— Я говорю, что в ведьм не верю, во всяком случае, в таких, которые обо всём ведают. Ни разу подобных мудреек не встречала.

— А!.. Так я тоже не верю. Ни в ведьм, ни в умелок.

Вот ведь дура образованная! Сама не верит, а настроение испортила.

Домой Улина ушла на полтора часа раньше, чем полагалось по расписанию. А что такого? Если считать с обеденным перерывом, получится шестичасовой рабочий день. Очень приличненько. А если отсиживать от звонка до звонка, то на службу и домой придётся ездить в час пик, поскольку к такси Улина испытывала непреодолимое отвращение. Сидишь рядом с незнакомым мужчиной, и то ли он от тебя зависит, то ли ты от него… В метро подобных неудобств нет.

На этот раз, в вагоне напротив Улины оказалась девушка, из тех, что у женщин вызывает глухую ненависть, а у мужчин неудержимое слюнотечение. Девице было лет семнадцать, но она уже вполне созрела для будущего. Фигурка, кажется готовая выпрыгнуть из платья. Личико, исполненное миловидности: вздёрнутый носик, ясные глазки, брови хорошей формы, не выщипанные, а лишь чуть подкрашенные, — всё было дивно хорошо. Особенно губки, прямо-таки ждущие мужчину. Чуть полноватые, влажно-блестящие, но при этом — никакого искусственного блеска, всё своё, незаёмное. Красавица читала электронную книжку, но Улина видела, что не столько она читает, сколько поглядывает, какое впечатление производит на окружающих.

На Улину впечатление было произведено самое негативное. Мужики Улине были напрочь не нужны, но это не значит, что какая-то шмакодявка может пользоваться у них успехом. За такое надо наказывать. Пусть она и ответит за обиду, нанесённую Ингой. Значит, я умелка? Вот и посмотрим, что я умею. Мастит наслать? Конечно, девственная грудка с гнойным маститом — это забавно, но ведь не полюбуешься, всё под платьишком, да и вылечивается мастит быстро. Куда изящнее — бородавка. Чёрная, с боб величиной, покрытая жёстким волосом и как раз на губе. Небось, поубавится охотников эти губки целовать.

Девушка обеспокоенно завозилась, почесала верхнюю губу.

Ага, почуяла! Это ещё что, вот дня через три, когда бородавка проявится, почувствуешь в полную силу. А я ещё с тобой в метро встречусь, погляжу, какую ты будешь книжицу читать…

Настроение сразу улучшилось. По дороге домой Улина зашла в «Ленту», купила какую-то ерунду: чипсы, пакетик фисташек, крекеры с солью. На кассе расплатилась пятитысячной бумажкой. Получила сдачу, а вместе с ней забрала обратно свою купюру. Цыганки, говорят, умеют на сдачу забрать всю дневную выручку, но на этом их и ловят. А так сама кассирша не сможет сказать, откуда взялась недостача. Главное, такую операцию проворачивать только в больших магазинах, где невозможно запомнить отдельного покупателя. В маленьких магазинчиках, ресторанах и ювелирных салонах расплачиваться нужно без обмана. Видеонаблюдение там ведётся, а посетителей с крупными деньгами не слишком много.

Улина зашла ещё в «О’Кей», где отоварилась вещами основательными: взяла пакет сливок для утреннего кофе, багет, пачку масла, упаковку бекона, нарезку сыра, какой подороже, пластиковый стаканчик крошечных помидорок-черри. Расплачивалась той же неразмерной пятитысячкой. Теперь она при покупках и деньгах, а то называть деньгами зряплату, которую начисляют в конторе, язык не поворачивается. Как называется учреждение, в котором она числилась, Улина не знала. При поступлении ей говорили название, но она его позабыла.