Мадлен смотрела в спину удалявшемуся бывшему любовнику. Она понятия не имела, о чем речь.

Она плотнее закуталась в куртку, жалея о том, что не надела дубленку. Очередь у банкомата двигалась очень медленно. Когда наконец подошел ее черед, у Рэчел все стало валиться из рук Она вставила карточку не той стороной и тут же забыла секретный код. Раньше у нее не было собственной кредитной карточки, да и прочих новомодных штучек, за исключением разве что мобильного телефона. Она не умела пользоваться компьютером и никогда в жизни не прибегала к помощи электронной почты. Мир вокруг нее вращался все быстрее и быстрее, а она продолжала топтаться на месге. Даже Саша умел управляться с вещами, о которых она и не слышала.

Экран банкомата был запачкан чем-то липким. Рэчел бросила быстрый взгляд на баланс на счете. Целая куча денег. Папа всегда говорил, что откладывает понемногу на Сашино обучение, но с его жалкой пенсией и тем фактом, что деньги постоянно жгли ему карман… Неужели он был замешан в каких-то темных делишках? Ее даже затрясло от волнения. Как еще все это аукнется? Может, к ней придет человек, которому отец задолжал, и потребует назад свои деньги? Или отец кого-то ограбил? Нажимая на кнопки, Рэчел покачала головой, отгоняя дурные мысли. Нет, уж этого отец точно не мог сделать. Святая простота, никакого коварства, способного повлечь за собой неприятности. Должно быть, ему повезло на скачках. Да, именно так. Ее старик считал Сашу самым сообразительным мальчуганом в мире, который должен учиться в университете-, если она не будет трогать эти деньги, Саша, может быть, туда и поступит. Так нет же, она прямо сейчас начинает тратить его деньги. Они утекают как вода. Но, утекая сквозь пальцы, приносят с собой определенные блага. Нет денег — нет благ, включая и самое необходимое, например молоко, не говоря уже о вине, виски и житейских радостях вообще. Пока же проблема была не в деньгах или, вернее, не в их отсутствии. Рэчел понимала, что не сможет жить спокойно, если не избавится от пагубной страсти к Антону. Сами по себе деньги еще не гарантировали безопасности, как бы она ни стремилась защитить Сашу от беды. От настоящей опасности деньгами не откупиться.

Послышалось тихое жужжание, и банкомат начал выплевывать купюры. Она стянула перчатки, чтобы пересчитать деньги. Было холодно, необычно холодно для весны. Ногти казались прозрачными, как лед. Пальцы у нее были слишком длинными, кровь плохо циркулировала. Все из-за курения — чертовы проблемы с кровообращением.

Бездомная, торгующая журналами «Биг исью», стояла прямо возле банкомата. Рэчел старалась не смотреть на нее, но это плохо получалось. Пару недель назад у них завязался разговор, и с тех пор эта девушка всегда кивала Рэчел и улыбалась. Она уже давно не разговаривала ни с кем из взрослых. По-настоящему не разговаривала. Она рассказала Рэчел, что родители частенько ее бранили, поэтому она сбежала из дому: она уже достаточно взрослая, чтобы о себе позаботиться. Рэчел раздумывала над тем, стоит ли рассказать девушке, что сама поступила точно так же·, подростком сбежала в Лондон, — и какие же зловещие последствия имел этот поступок! Но прежде чем она мысленно сформулировала свое предостережение, девушка похвалила ее дубленку, сказала, что, кажется, видела такую же в витрине магазина «Оксфам». [10] Она явно не понимала, что об этом не стоило упоминать. Кроме того, она ошибалась. Дубленку подарил Антон. Когда-то она довольно дорого стоила. Они проговорили целых пять минут — довольно долго, принимая во внимание обстоятельства. Девушка сказала Рэчел, что часто ночует на улице. Что ж, сама Рэчел до такого никогда не опускалась, хотя ей приходилось очень туго.

— Здравствуйте, — улыбнулась девушка. — Журнал?

— Уже купила, — ответила Рэчел резче, чем намеревалась.

Она перевела взгляд на руки девушки. На ней были черные шерстяные перчатки без пальцев. Под ногтями грязь. Было что-то трогательное в этих руках, и Рэчел замедлила шаг.

— Хотя, может, у меня и нет этого номера.

— Будьте любезны, — сказала девушка и понимающе засмеялась, вытягивая экземпляр из кипы журналов под мышкой.

«Так они и утекают», — подумала Рэчел, передавая деньги. Два пенса скидка, девяносто восемь ушли. А прошла всего минута. С такой скоростью, пока она доберется до психотерапевта — двадцать минут пешком, — можно спустить все.

— Сколько у тебя еще осталось?

Девушка приподняла локоть и взглянула на журналы.

— Где-то с десяток.

— Ну, сегодня ты себе на хлеб заработала, правда? — Рэчел секунду изучающе смотрела на нее. — Сколько тебе лет?

— Восемнадцать. — Девушка отвела глаза. — Уже взрослая.

В шапке с кисточкой она выглядела моложе. Скорее всего, так оно и было. Рэчел колебалась. С одной стороны, она живет на улице, но с другой — торгует журналами, которые многие с интересом читают.

— Ты любишь детей?

— Конечно, — ответила девушка. — А что?

— У меня есть маленький сын. Я подумывала о приходящей няне. Я… устраиваюсь на работу. Скорее всего, вечером, по нечетным дням.

— Тогда вы обратились по адресу.

Рэчел усмехнулась. Восемнадцатилетие и цинизм, похоже, встретились.

— Точно, — ответила она и с притворной угрозой ткнула пальцем в грудь девушки. — И я знаю, где тебя найти. Как тебя зовут?

— Шарлин.

Уже сожалея о своем импульсивном поступке, Рэчел ушла. Теперь было бы странным не замечать эту девушку. Но какая к черту работа?

У нее было в запасе двадцать минут, чтобы прогуляться по центру Бата. Несмотря на резкое похолодание, во дворе монастыря толпились туристы и в уличных кафе было полно народу. По городу безостановочно кружили красные двухъярусные туристические автобусы, Рэчел даже узнавала голоса экскурсоводов. Дотти, ее мать, когда-то с большим удовольствием слушала эту многоязычную болтовню. Ее прямо распирало от гордости, когда город вошел в список «Всемирного наследия». Сколько Рэчел себя помнила, каждое воскресенье мама брала ее за руку и они прогуливались по холму, сидели на площади Музыкантов, рядом с монастырем, ели мороженое и слушали, как уличные музыканты по очереди играли на гитарах и исполняли песни Боба Дилана. [11] Ее завораживали каменные ангелы на стенах монастыря. Они карабкались по лесенкам, изуродованные, побитые временем и погодой, и иногда краешком глаза Рэчел видела, как они перескакивают сразу через две ступеньки… Потом мама тащила ее назад по крутому склону, уверенная, что они с толком провели воскресенье, — и все это по цене дешевого рожка ванильного мороженого. Временами с ними ходил отец. Тогда они заходили в паб, где родители выпивали по рюмочке, закусывая пирогом с мясом и почками. Паб «Вольные стрелки» до сих пор существует в застроенном переулке рядом с монастырем. И на площади продолжают сидеть музыканты — они нисколько не изменились, только стали старше и загрубели.

Она пересекла площадь и прошла через маленький дворик, главной достопримечательностью которого был огромный платан. Здесь расположилась «Хрустальная таверна», маня подкрепиться пинтой пива и сигаретой, но в пабе теперь не разрешалось курить. И это называется цивилизацией!

Она отвернулась от паба и вошла в узкий проход между историческими зданиями. Первые этажи были заняты бесчисленными маленькими нарядными кафе, но войти в них у нее не хватало смелости (да и красоты тоже). Кабинет психотерапевта находился над одним из этих кафе, один пролет вверх по шаткой лестнице. Сама клиника располагалась в обветшалой квартире, лоск которой придавало обилие растений и приглушенное освещение. И все же кабинет, без сомнения, находился в самом модном районе города.