— Мистер Серота, я приехала узнать насчет Форреста.

Он откинулся назад и тоже забросил ноги на стол.

— Да, я так и подумал, мисс.

— Пожалуйста, зовите меня Мадлен.

— Мадлен. Хотите холодного пивка?

— Да, пожалуй. — Она ужасно хотела пить.

Мужчина полез в сумку-холодильник, достал оттуда бутылку и откупорил ее причудливым перочинным ножом.

Она сделала большой глоток.

— Мистер Серота, вы получали мои письма?

— А, так это вы писали? Из Англии? — переспросил он, глядя на нее.

— Вы переслали их Форресту, мистер Серота?

— Послушайте, голубушка, я упомянул Форресту о письмах, и он велел мне вернуть их отправителю. Думаю, чтобы не попасть в неприятности. Кроме того, я никогда точно не знаю, где он находится. Мне очень жаль, но у меня не было времени отослать их обратно. Если хотите, могу отдать их прямо сейчас. Они в моем кабинете.

Сердце Мадлен упало. Она не сводила с собеседника глаз.

— Значит, он никогда не спрашивал… Он даже не знает, что в этих письмах?

— Я не читаю его писем. А сам он никогда не просил.

— Он уехал полтора года назад… — Она пыталась говорить равнодушно, хотя чуть не плакала. — Он не собирается вернуться?

Сэм Серота пожал плечами.

— Честно сказать, я не знаю, что ответить. Думаю, он сыт ловлей креветок по горло. Перед ним открылись новые горизонты. Я подарил ему лодку, потому что сам не мог с ней управляться. Понимаете, артрит скрутил колени. Пока я строю свои планы без него. — Вид у Сэма Сероты был смущенный. Но разве Форрест не говорил, что будет до конца жизни заниматься ловлей креветок?

— И где же он сейчас?

Мистер Серота взглянул на море.

— Именно сейчас — не могу знать, — ответил он. — Последний раз, когда Форрест звонил, он преподавал в школе в… черт его знает, не могу припомнить название… Какой-то маленький городок в Индии. Он сказал, что на пару месяцев собирается в монастырь, а после попытается податься в Тибет, хотя не очень-то надеется получить визу.

Мадлен подковырнула отслоившуюся краску на ручке кресла. Мир вокруг поблек. Значит, Форрест ничего не знает! Ничего из того, что произошло, — ни о ее беременности, ни о рождении Микаэлы. Он понятия не имеет, что у него есть дочь. Как и его отец не знает, что стал дедушкой. Она боролась с искушением сказать правду.

— За последние полтора года я много о нем думала, — призналась она. — По правде говоря, мне его очень не хватает. К тому же мне необходимо ему кое-что рассказать.

Серота достал очередную бутылку пива и сделал глоток. Потом потеребил бороду. У него были такие же большие руки, как у Форреста, но все в ужасных шрамах.

— Я бы не стал здесь ничего ловить, Мадлен, если вы об этом. Тут. Замешана одна… кажется, канадка. Они уже какое-то время живут вместе. Идея отправиться в монастырь принадлежит именно ей. Хотя до безумия скучно, по-моему, соблюдать пост и целыми днями читать молитвы.

Форрест живет дальше… Разумеется, жизнь продолжается.

— Когда он с вами свяжется, передадите, что я приезжала? — Она помолчала. — Скажите, что я навсегда уехала из Англии и вернулась в Ки-Уэст. В тот же дом. И телефон тот же.

Сэм Серота посмотрел Мадлен в глаза.

— А вам не кажется, что лучше оставить его в покое? Я уверен, когда-нибудь он вернется и вы сами ему все скажете.

Она допила пиво, встала и вгляделась в край пристани. Игуаны исчезли.

— Смотрите, их нет.

— Да, — тихо подтвердил он и указал заскорузлым пальцем: — Вот она.

Мадлен посмотрела, и увиденное заставило ее вздрогнуть. Мертвая шуана качалась на волнах, которые быстро уносили ее в море.

Саша как раз взглянул в окно классной комнаты, когда, как по мановению волшебной палочки, на улице остановилась отцовская машина. Он не сводил глаз с блестящей на солнце черной крыши и увидел, как Антон захлопнул дверцу и одним взмахом руку заблокировал ее, щелкнув волшебной кнопкой.

Сердце Саши затрепетало от волнения, смешанного с тревогой и страхом. Хотя он не смог бы охарактеризовать охватившие его чувства, они были ему до боли знакомы. Он крепко зажмурился и стал грызть ноготь большого пальца. Он обкусал этот ноготь просто невероятно, но обещал маме, что не будет грызть остальные. Мама посоветовала наказывать только один палец, остальные пусть радуются. Тогда большой палец будет единственным печальным братцем, а остальные девять будут его утешать. Он упорно продолжать грызть ноготь, чтобы успокоиться, но Чувствовал только боль. Ну что ж, боль — это не страшно: боль застила собой все остальное, и это остальное казалось не таким пугающим.