Джон помолчал.

— Рэчел? — переспросил он. — По-видимому, и имя совпадает?

— Нет, имя другое.

Джон наградил ее сочувствующим взглядом.

— Она, по крайнем мере, знает, что ее удочерили?

— Честно говоря, нет. Я спрашивала ее, существует ли подобная вероятность, но она ответила отрицательно. — Мадлен повернулась к Джону. — Но многие родители не признаются детям, что усыновили их. Это происходит сплошь и рядом.

— Послушай, моя дорогая… — Он схватил Мадлен за руки и легонько встряхнул, требуя от нее полного внимания. — Ты только что сказала, что твою дочь удочерили, когда ей было пять лет. Маловероятно, что девочка совсем ничего не помнит. А приемные родители… Неужели они смогли настолько заморочить ей голову? Сомневаюсь. Вероятно, ты ошибаешься, Мадлен. Ты должна быть очень осмотрительной.

— Что мне делать? — воскликнула она. — Ничего ей не говорить? Или спросить?

Мадлен чувствовала, что еще чуть-чуть, и она расплачется. Джон обнял ее за плечи.

— А Невилл? Ты ему говорила?

— Нет, пока не говорила, — ответила Мадлен. — Я рассчитывала сегодня вернуться в Лондон… если нам удастся отсюда выбраться. Но его все равно нет дома. Они с Элизабет на майские праздники всегда стараются уехать из страны.

Джон с трудом встал.

— Пошли, и ты расскажешь мне все от начала и до конца. — Он протянул Мадлен руку и помог подняться.

Они продолжили прогулку по тропинке. Мадлен была благодарна Джону за возможность снять груз с души. Она не могла упрекнуть его в равнодушии, но он был слишком ошеломлен, чтобы давать советы. Кроме того, у него не было детей и он не имел представления о психологических последствиях усыновления. И все же он крепко, как любящий брат, обнимал Мадлен за плечи.

Вскоре тропинка привела их в хвойный лес. Туман, затерявшись среди деревьев, рассеялся так же быстро, как и опустился. Никто из них не хотел признаться, что устал и продрог, что в горле пересохло. Спустя час они наконец выбрались на дорогу. Растерявшись, они стояли на распутье, когда Мадлен, оглянувшись, увидела большой зеленый знак «Лесное хозяйство». Она вчера проезжала эту развилку, направляясь к дому Джона.

— Уф! Слава богу! — Джон нагнулся и уперся руками в колени. — Хоть какой-то опознавательный знак. Осталось всего километра три.

Еще издали они увидели Ангуса, который стоял посреди дороги, явно обеспокоенный.

— Где, черт побери, вас носило? — закричал он, когда они приблизились. — Вы знаете, сколько времени? Я уже несколько часов топчусь на краю болот и зову вас. Реву как мул, томящийся от любви.

— Это все она виновата, — ответил Джон, махнув в сторону Мадлен. — Она выбирала дорогу.

— Ну ты и нахал! — не успокаивался Ангус. — Тебя следовало бы выпороть! Я весь испереживался.

— Ангус, не будь занудой. Мы заблудились. Честно.

— А где твой дурацкий мобильный?

— Я не могу постоянно сидеть у твоих ног и ждать приказаний.

Мадлен отошла, чтобы не слышать набирающей обороты семейной ссоры.

— Ты куда? — крикнул ей вслед Джон.

— Думаю, мне лучше собрать вещи и уехать. Мне нужно в Лондон.

— Не сходи с ума. Сейчас все возвращаются в город. На автострадах сплошные пробки. Там полно ошалевших водителей. Очереди…

— Довольно, Джон! — гневно прервал его Ангус и ткнул коротким толстым пальцем в Мадлен. — Сперва холодный душ и сытный обед, мадам, а потом вам лучше свалить отсюда.

На колени к Мадлен вскочил Брут, йоркширский терьер. Она уже много лег знала эту собачку, и они были очень привязаны друг к другу. В отцовском доме именно от собаки она получала «льющуюся через край» нежность и поцелуи, а его шершавый мокрый язык вылизывал ей руки.

— Ты похудела, Мадлен, — угрюмо замелила Элизабет. — Я тебе уже не раз говорила, что после сорока женщина должна сделать выбор: или лицо, или фигура. — Она махнула рукой в сторону кухни. — Сделать тебе бутерброд?

— Перестань суетиться! — резко прервал ее Невилл. — Не хочет она никакого бутерброда.

Мадлен удивленно взглянула на отца: не в его правилах так сухо разговаривать с Элизабет.

— Эй, Невилл, у меня у самой есть язык.

— Принеси малышке выпить, — приказал он. — Вот что ей действительно необходимо.

— Ну, не знаю… — запротестовала Мадлен. — Не забывай, я за рулем, мне еще возвращаться в Бат.

— Ну и что? Ты же останешься на обед. — Он поднял палец, как будто вспомнив о чем-то. — Что ты теперь больше любишь?

Мадлен вздохнула и повернулась к Элизабет.

— Большую порцию водки с капелькой тоника. Спасибо.

Элизабет могла похвастать отменным здоровьем и выглядела намного моложе, чем на свои пятьдесят два. Полноватая фигура являлась доказательством ее мудрости, на лице — ни морщинки.

Они сидели на четвертом этаже, в большой, со вкусом отделанной гостиной в квартире Невилла и Элизабет на Понт-стрит. Через высокие окна солнце заливало комнату ярким светом. Шпиль церкви Св. Колумбана украшал вид, открывающийся из окон. С противоположной стороны был виден «Хар-родз». Последняя выставка принесла Невиллу достаточно денег, чтобы купить целый особняк в центре Лондона, но они с Элизабет были счастливы в своей квартире, где прожили более двадцати лет. Невиллу, с его снобизмом, нравился сам адрес. По его убеждению, уже одним этим было все сказано: уважаемый, знаменитый и очень богатый джентльмен. Он настолько упивался собственным величием, что так и не понял, почему адрес заставил отвернуться от него старых друзей из лондонской богемы. Он все списывал на их неприкрытую зависть и болезненное самолюбие.