— Я так ждал тебя! — изобразил он обиду.

— Ну, поешь… а мне что-то не хочется, душно… Да и перекусила я немного… в кафе. А у тебя еще дела сегодня есть?

— Ты что, выгоняешь меня? — он чуть не подавился.

— Нет, о чем ты говоришь, тебе ведь так нравится здесь. Уют, приятная, послушная женщина, удобная постель, наверное, было бы большой подлостью с моей стороны лишить тебя сразу стольких удовольствий, правда… милый?

— Я не понимаю причины твоего сарказма, Инга. Может быть, возьмешь на себя труд объяснить? Чем я провинился? Или в чем?

— Не знаю. И почему обязательно вина? Ты ведь очень сильно любишь меня? И готов ради меня на все? Так ты шепчешь мне на ухо? Так за чем же дело? Переезжай сюда, сыграем с тобой негромкую свадебку. А там решим, ведь у нас с тобой такая страстная любовь, правда? Бытовые мелочи значения не имеют, верно? Или у тебя другое мнение? Или сомнения? Ну, давай правду, чего мы с тобой после такой бешеной любви стесняемся своих высоких чувств? Или ты еще не готов?

— Знаешь, Инга, дорогая моя, — Петер насупился, но тут же постарался смыть с лица неприязненное выражение дежурной улыбкой, — я просто ошарашен таким твоим неожиданным наездом, как выражается молодежь. Мы же обсудили этот важный, не сомневаюсь, вопрос. И я все сказал… Вот сдам спектакль, и он станет моим настоящим свадебным подарком тебе. Я полагал, что моей любимой женщине вовсе не безразлично мое творчество. Моя жизнь, собственно говоря. Но, может, и я чего-то не понял?

— Да все ты прекрасно понял, мой дорогой, — устало вздохнула Инга и поднялась, но у двери обернулась и добавила спокойным голосом: — Только зачем мне спектакль-памятник? Его ж ты уже Лоре пообещал. Не надо разбрасываться пустыми обещаниями. И не возись с посудой, я потом сама помою, — и ушла в комнату.

Чуть позже он заглянул в спальню, Инга лежала одетая, искоса посмотрела на него.

— Я совсем забыл, — сообщил он, морщась, вероятно, от своей «забывчивости», — я ведь действительно собирался переговорить до конца дня с Янисом, нашим директором, по ряду финансовых вопросов, надо же срочно приглашать другую актрису, оговаривать условия, а они все невероятно капризны, эти примы, ты даже не представляешь себе, насколько… — Он огорченно покачал головой. — Так ты меня простишь, если я поеду? А посуду я помыл, не беспокойся, отдохни. — Он игриво засмеялся и подмигнул ей: — А то мы с тобой, хорошая моя, и в самом деле, взяли слишком серьезный темп, не так ли? Но ты была прекрасна, любовь моя! Так я пойду?

— Да, до свиданья. Ты, наверное, потом позвонишь?

— А как же! — возмутился он. — Как ты могла подумать?! Но я все равно буду делать то, что обещал. И коллективу, и тебе, и самому себе! Иначе я не умею. Даже если какой-то твой знакомый считает, что это опасно. Я же отлично знаю, что они боятся или не хотят мороки, и потому ни черта не делают! А я привык делать! Вот так, дорогая!

И с этим восклицанием он выскочил за дверь.

Инга поднялась и через сеточку легкой шторы стала смотреть на улицу. Он вышел, постоял немного, словно глубоко вздохнул, и, не оглянувшись на ее окно, решительно зашагал стремительной своей походкой в сторону железнодорожной станции.

Он сказал ей, что ему нравилось ездить в электричке, среди простых людей. Его часто узнавали, улыбались, приветливо кивали. И это очень льстило его самолюбию, в чем он как-то ей одной, по его уверениям, и признался. И это тоже входило в условия его игры: слыть знаменитым, но простым и доступным в общении.

Она сокрушенно вздохнула и сняла с аппарата телефонную трубку: ей никого не хотелось слышать. Все оказалось слишком прозрачным и примитивным. И в памяти всплыли слова Саши-Сашки, как называла Эва своего — не любовника. Нет, у них было что-то совсем иное, ни на что вообще не похожее. Нечто такое, отчего двое неожиданно бросают все и устремляются друг к другу. А что это было, кто теперь знает?.. Но почему он вдруг с таким интимным откровением сказал ей эту ужасную правду о ее чертовой работе — быть близкой подругой двоих покойниц, по сути, единственной свидетельницей их любви?.. Неужели он один понял ее тоску? Вот ведь коснулся самого ее больного нерва, и в ней что-то словно перевернулось. Не хватало, подумала с испугом, теперь еще и в него влюбиться! Это был бы уже совершенный кошмар, но… Почему же тогда она весь вечер бродила в одиночестве по улицам, не желая возвращаться домой и снова ложиться в постель с этим…

Вот два мужика. Оба — от ближайших подруг. Наверняка, как любовники, они мало, чем отличаются друг от друга. Один у Инги был, что называется, «на слуху», когда в ее квартире встречался с Эвой, в объятиях другого она была сама. У них даже и возраст один. Но какие они разные! Петер, будто придуманный ею, играет с подлинным блеском, красиво, захватывающе, шикарно — он же прирожденный артист! Но когда он называет ее милой, родной и любимой, отчего-то в сердце нет немедленного горячего отклика. А от Сашиного «миленькая моя» обожгло в животе. Почему? Инге сейчас показалось странным, что ни в одну из мучительно страстных своих ночей с Петером она ни разу не вспомнила Лору. А в Саше вдруг поразило то, как мягко попросил он ее не расстраивать воспоминаниями его жену. И столько тоски выплеснулось из его глаз! Он ничего не играл, потому что ему это было не нужно. Эва, очевидно, всю жизнь их любви прекрасно знала об этом. Вот и разгадка?..

Воспользовавшись отсутствием адвоката, Инга вдруг решилась спросить у Саши, чтобы узнать из первых рук, что же случилось с Эвой и почему он принял такое деятельное участие в розыске убийцы? С Еленой Георгиевной она на эту тему говорить не могла, духу не хватило, а с ним так и не встретились, тогда, после кладбища, на что она, не признаваясь себе, все-таки рассчитывала. Но первый ее вопрос был о том, почему он так откровенно игнорировал ее присутствие на похоронах?

— Я, наверное, был не в себе и тебя просто не увидел. Или не узнал, прости.

— Ладно там, не видел! — она поморщилась и задала второй вопрос — об Эве.

Турецкий насупился, посмотрел искоса и спросил:

— Тебе это очень надо знать?

— Она была в восторге от тебя и часто мне говорила об этом.

— Была… говорила… Ее последнюю ночь мы провели вместе. В Воронеже. Она боялась какого-то человека, который угрозами заставил ее узнать, где я. Она узнала и сказала ему, но предупредила и меня, а я только позже узнал, кто он. Оказался опасным преступником, которого я поймал пятнадцать лет назад и посадил. Я улетал рано утром в Москву, позвонил ей в номер из аэропорта, она еще спала, но проснулась и сказала, что следующая наша с ней встреча состоится по ее инициативе. Мы обычно…