– Но кому-то манны все же поклоняются, - король с едва слышным стоном поднялся на ноги и, обойдя стол, отобрал у невестки бутыль, из которой она вознамерилась плеснуть себе в третий раз.
– Тебе уже хватит. Седрик поделился желанием о новом ребенке. Если так, не стоит пить слишком много.

Принцессу передернуло. Но она без лишних слов отдала бутылку.

– Я понимаю, что твоего желания на это он не спросил.

– Он спросил, - Марика с силой провела ладонью по лицу, стирая застывшее на нем выражение бессильной ярости.
– А что толку? Твой сын видит в беременности единственный повод на законных основаниях отказать до-кайзеру Титу Клавдию в моем визите. Ты... поговори с ним, король! То, чего он хочет... я... этого... не желаю.

Хэвейд вернулся к себе за стол и вновь уложил больные ноги на мягкий табурет.

– Прошло восемь лет, - он переменил положение в кресле, изыскивая для себя возможность усесться и не чувствовать ломоты в костях.
– Ты все еще не можешь смириться?

Марика мрачно посмотрела в пустой кубок и поставила его на стол.

– Не в том дело, - она вновь провела ладонью по лицу.
– Я... просто... это паршиво - чувствовать себя эдаким бурдюком на хилых ножках. Таскать в себе... отдуваться и... эти боли. А потом... когда оно созреет...
– юная романка непроизвольно содрогнулась.
– Проклятье, король! У Дагеддидов есть три наследника рода. Какой тьмы вам понадобился четвертый?

Хэвейд неопределенно пожал плечами. Принцесса едва слышно втянула воздух сквозь стиснутые зубы. В ее взгляде появилась горечь.

– Ты правильно говоришь - идет уже девятый год, - тише предыдущего проговорила она, опуская голову и закусывая красиво очерченную губу.
– Восемь лет в женском теле, король. Это... действительно долго. Да, я смирился. Мое дело безнадежно. Ведьма мертва и мне никогда не вернуть... того облика, который был получен мной от рождения. Я не смогу получить освобождение и я... это принял. Но привыкнуть... не могу.

Хэвейд неслышно вздохнул. Прошло восемь лет с тех пор, как он узнал, что в теле его юной и прекрасной младшей невестки томится сущность воина-романа, который отчасти был проклят по его, Хэвейда, вине. Потому разговоры время от времени случались. То, что принцесса вновь дала увлечь себя такой беседой, говорило о необходимости для нее выплеснуть скопившееся на душе. По велению судьбы единственным, кто был посвящен в тайну несчастного романа, был сам король. И ради сохранения мира в собственном семействе и удерживания этой тайны, ему приходилось время от времени отрезвлять впадавшую в отчаяние принцессу, которая, вопреки разуму и проходящим годам, все не желала мириться со своей безнадежной участью.

– Кстати говоря, никогда не слышал истории, как тебя вообще угораздило попасться в такую ловушку, - меж тем раздумчиво проговорил король. Марика досадливо поморщилась.

– Основное ты знаешь. Я и мои люди охотились на эту ведьму. Она убила всех моих воинов, а меня... обратила вот в это...
– романка забрала со стола кубок, посмотрела в него и поставила обратно.
– Потом ведьма вынудила... твоего сына... потерять голову и... жениться на мне, чтобы досадить тебе за то, что ты пренебрёг ею. А потом ты сам заставил меня остаться при Седрике его... рабом... рабыней... проклятие, даже не знаю, как себя теперь называть! Другими словами, ты предал меня, когда я тебе доверился в надежде на помощь. Это все. К чему подробности?

– Ты намеренно упустила, что ведьме нужен был ребенок от тебя и моего сына, чтобы принести его в жертву хаосу. Ведь это было условием твоего обратного превращения, - Хэвейд опустил взгляд. Теперь он смотрел на перстень, который по-прежнему вертел на пальце.
– Скажи... дочка. Ты не жалеешь о... сделанном тогда выборе?

Марика сузила глаза.

– Желаешь... поковыряться в... моей... душе?

Старый король качнул головой.

– Ответь на вопрос, - не поднимая взгляда, попросил он. Принцесса шумно вздохнула.

– Будь у меня выбор, я бы еще раз прищучил эту гадину. Все. Теперь я могу идти?

– Значит, твой выбор был сделан в ту ночь, когда мы убили ведьму, - король будто не слышал последних обращенных к нему слов.
– Так сколько же времени тебе понадобится, чтобы его принять?

В голосе старого Хэвейда слышалось едва заметное раздражение. Та, которую звали принцессой Марикой, зло хмыкнула в ответ.

– Ты ведь не поймешь, король. Никто не поймет. Этому нет места в человеческом языке, - романка повозилась в кресле, опираясь на подлокотник.
– До встречи с твоей паскудной ведьмой я знал, кто я. После... мне пришлось мириться с обликом этой женщины и принимать многое из того, что должно женщинам. Но это не сделало меня женщиной.

Марика запнулась. Король не торопил, проворачивая свой перстень.

– С тех пор, как Лей соединил меня с твоим Седриком перед своим алтарем, я все пытаюсь... покориться его воле и быть ему женой, - юная женщина поочередно подобрала и вытянула каждую из своих ног.
– Выходит так хорошо, как если бы каменщика посадили тачать сапоги. Из меня паршивая жена, король. Но я стараюсь. Женские соки, которые текут во мне... Они меняют. Порой мне кажется - я и вправду никогда не знал другой жизни. Всю мою семью унесла красная лихорадка, когда я был еще совсем молод. Вы, Дагеддиды, давно стали моей второй семьей. В такие минуты я забываю себя. Чувствую себя... частью вашего рода. Принцессой, мать ее, Марикой. Женщиной. Caenum! Но ведь я - не женщина! Мне кажется - я схожу с ума. Или уже сошел. Кто я? Или что я? Как я теперь должен называться? А, король?