Дом Азуры Галлардин был сложен из белокаменных плит. На высокой остроконечной крыше поскрипывал ветряк, а рядом в деревянной раме стоял большой кожаный бурдюк для сбора дождевой воды. На дверном полотне красовались резные изображения шестеренок и прочих непонятных устройств, а сбоку блестела начищенная медная пластина, врезанная в стену. Жан нажал пластину – по дому раскатился звон гонга. Из домов в третьем ярусе к ногам Жана поднимались дымки очагов.

Он собрался было еще раз нажать пластину, но тут дверь со скрипом приотворилась, и в щель озабоченно выглянула приземистая дородная женщина. Хозяйке дома было за шестьдесят; обветренное лицо пересекали глубокие морщины, будто заломы на рукавах старого кожаного дублета. Некогда пухлые щеки рыхлыми комьями глины свисали с высоких скул, а тройной подбородок придавал толстой шее сходство с раздутым лягушачьим зобом. Седые волосы были заплетены в тугие косицы, стянутые бронзовыми и железными кольцами, а руки, пальцы и грудь покрывала поблекшая вязь замысловатых татуировок.

Жан выставил правую ногу вперед, почтительно согнулся в церемонном поклоне, помавая левой рукой в воздухе, а правую прижав к животу, и приготовился начать витиеватую приветственную речь, однако госпожа Галлардин, схватив незваного гостя за шиворот, втащила его в дом.

– Ой! Сударыня, ну что же вы так?! Позвольте хотя бы представиться…

– Ваш наряд и ваше пузо красноречиво свидетельствуют о том, что вы не в подмастерья наниматься явились, – оборвала его она. – Значит, об одолжении пришли просить. Вам, знатным господам, дай волю – весь день раскланиваться будете, а о деле ни полслова. Так что заткнитесь пока.

В доме пахло смазкой, потом, каменной пылью и раскаленным металлом. Внутренность трехэтажного дома представляла собой одно сплошное просторное помещение, уходящее под потолок. Жан удивленно огляделся: в правой и в левой стене – огромные, в рост человека, окна, а вдоль остальных стен, будто строительные леса, тянулись сотни деревянных полок, уставленных инструментами, материалами и всевозможной дребеденью непонятного назначения. На полки под самым потолком опирался деревянный настил, на котором виднелся тюфяк и письменный стол с двумя алхимическими светильниками; повсюду болтались веревочные лестницы, кожаные ремни и шнуры; на полу высились стопки книг, валялись полуразвернутые свитки и стояли початые бутылки, с пробками и без пробок.

– Простите, госпожа Галлардин, если я явился не ко времени…

– Ко мне всегда являются не ко времени, молодой человек. За исключением тех случаев, когда посетитель приходит с любопытным предложением. Ну, что там у вас, выкладывайте.

– Госпожа Галлардин, все, к кому бы я ни обращался, утверждают, что самый умелый веррарский искусник, самый талантливый создатель заводных устройств, непревзойденных по сложности, изяществу и совершенству, – это вы, а потому…

– Попридержите поток вашего льстивого красноречия, юноша, – велела старуха. – Оглядитесь повнимательнее. Видите, здесь повсюду шестеренки и рычаги, цепи и грузики. Ни их, ни меня лестью не подмажешь.

– Как вам будет угодно, – вздохнул Жан и полез во внутренний карман камзола. – И все же элементарные правила приличия не позволили мне явиться к вам с пустыми руками…

Из кармана он вытащил серебристый парчовый мешочек, стянутый у горловины печатью из тисненой золотой фольги, залитой красным воском.

Госпожа Галлардин не выносила, когда ее отрывают от любимого дела, всем сердцем ненавидела лесть, но, по единодушным заверениям Жановых осведомителей, обладала единственной слабостью – страстно обожала подарки. Вот и сейчас сердитые морщины на челе госпожи Галлардин разгладились, а по губам скользнула тень улыбки.

– Что ж, раз правила приличия не позволяют… – сказала она и, взяв подарок, торопливо, как обрадованный ребенок, сорвала печать, расправила складки серебристой парчи и с любопытством заглянула внутрь.

В мешочке оказалась прямоугольная бутылочка с бронзовой пробкой, наполненная молочно-белой жидкостью. Госпожа Галлардин, прочитав наклейку, изумленно выдохнула:

– Аустерсалинская белосливовица! О Двенадцать богов, кто же вам это присоветовал?

Ликеры и бренди, купированные в Тал-Верраре, славились на весь свет. Наилучшие сорта бренди – в данном случае несравненный аустерсалинский, производимый в Эмберлене, – смешивали с настойками и вытяжками из редкостных алхимических плодов (а как известно, алхимические белые сливы обладают поистине божественным вкусом), что придавало творениям веррарских виноделов невероятно изысканный вкусовой букет и аромат; один глоток подобного напитка вызывал у знатоков восторженное оцепенение. Бутылочка, вмещавшая не больше двух рюмок аустерсалинской белосливовицы, обошлась Жану в сорок пять соларов.

– Знающие люди уверяют, что вы по достоинству оцените мой скромный дар, – заметил Жан.

– По-вашему, это скромный дар, господин…

– Де Ферра, Жером де Ферра. Я всегда к вашим услугам, госпожа Галлардин.

– Помнится, речь шла о моих услугах, господин де Ферра. Так чем же я могу вам услужить?

– Видите ли, если уж мы перешли прямо к делу, то об услугах говорить рановато. Пока что у меня к вам только… гм, вопросы.

– О чем?

– О сокровищницах.

Госпожа Галлардин, прижав бутылочку к груди, как новорожденного младенца, недоуменно уставилась на Жана:

– О каких сокровищницах? Что вы имеете в виду – обычную кладовую с механическими запорами или особо прочное хранилище с механической системой защиты?

– Меня больше интересует последнее.

– И что вы намерены в нем хранить?

– Ничего, – ответил Жан. – Видите ли, мне необходимо не установить, а снять защитные устройства.

– А, так вы заперли свою сокровищницу, а теперь не можете ее отомкнуть? Замок заело?

– Что-то в этом роде. Понимаете, тут дело такое…

– Какое?