Если верить Истерлингу, то эти слухи родились не на пустом месте. И Морган в самом деле припрятал баснословную сумму — четыре миллиона реалов. А для того, чтобы вывезти это сокровище, Истерлингу и нужен наш корабль с 40 пушками. Сам он, дескать, не справится.

Нужно ли говорить, что я преисполнился еще большего подозрения? Допустим. Просто допустим, что Морган действительно закопал клад. Четыре миллиона реалов — это 500 000 пиастров, по 25 грамм каждый. То есть двенадцать с половиной тонн. И этот груз нужно а) тайно припрятать, б) тайно вывезти, в) тайно закопать. Пусть даже часть этой клада составляют драгоценности, и его вес несколько меньше, все равно в одиночку такой эпический подвиг Морган не потянул бы, а с подельниками надо делиться. Да и сболтнуть они могут лишнего, особенно по пьяни.

Скорее я поверю в то, что Морган прикарманил часть богатств, чтобы заплатить в Англии кому нужно, и отвертеться от веревки. Да и губернатором Ямайки его, наверняка, не за красивые глазки назначили.

Да и вообще, насколько я знал, пиратские клады — это, в большинстве своем, досужие выдумки. Джентльмены удачи прекрасно понимали, что каждый день может оказаться последним, а потому бездумно тратили все, что успели награбить.

Как там было у Эксквемелина? «Поскольку опасности подстерегают нас постоянно, судьба наша очень отличается от судеб других людей. Сегодня мы живы, завтра убиты — какой же смысл нам накапливать и беречь что-либо? Мы никогда не заботимся о том, сколько проживем. Главное — это как можно лучше провести жизнь, не думая о ее сохранении».

Ну и с чего бы Моргану отличаться от своих сотоварищей по пиратскому ремеслу? Он не мог знать точно, что ему удастся стать губернатором Ямайки. И что у него будет шанс вернуться за сокровищами. Не говоря уж о том, что одному выкопать и перевезти эту сумму совершенно нереально, а значит, опять же нужно привлекать подельников, с которыми все равно придется делиться. Ну и смысл менять шило на мыло?

В общем, вся эта история была абсолютно гнилая. И связываться с ней я совершенно не собирался. А мою задачу объяснить команде собственное нежелание участвовать в подобной авантюре облегчил сам Истерлинг, предложив всего лишь десятую долю. На фиг, на фиг такие приключения. Жадность — она, как известно, до добра не доводит. Планировали мы поохотиться на испанцев? Вот этим и нужно заняться.

К сожалению, время отплытия мы выбрали не слишком удачно. Днем «Виктория» была захвачена бурей вблизи Саманы, и наш шкипер, Джереми Питт, решил укрыться там за мысом, в безопасном убежище. Переждав стихийное бедствие, мы направились дальше и… буквально наткнулись на потрепанный бурей испанский галеон, который носил гордое имя «Санта-Барбара». Представьте себе, как я прикололся.

Корабль шел на родину, в Испанию, когда начался ураган. Галеон получил множество повреждений, начиная с треснувшей грот-мачты, и потихоньку возвращался в Сан-Доминго залечивать раны. Мы, скорее всего, даже не рискнули бы напасть на такой хорошо вооруженный корабль, если бы он не потерял возможность маневрирования. Однако О'Брайен, нужно отдать ему должное, был достаточно талантлив, чтобы суметь воспользоваться ситуацией.

Силы у нас были примерно равны, но мои ребята успели отдохнуть, не были вымотаны сражением со стихией и действовали активнее. Так что галеон «Санта-Барбара» был взят довольно быстро. Испанцы, кстати, не особо упирались и активно сдавались под мое честное слово сохранить им жизнь. Собственно, и сам капитан — дон Ильдефонсо де Пайва не сильно упорствовал, рассказав довольно занятную историю своих злоключений.

Оказалось, что в наши руки попало одно из тех сокровищ, о которых мечтали все джентльмены удачи. Галеон «Санта-Барбара» вышел из Порто-Белло, нагруженный золотом и серебром, доставленным через перешеек из Панамы. Он покинул гавань под охраной трёх военных кораблей и намеревался зайти в Санто-Доминго, чтобы пополнить запасы провианта, перед тем как плыть к берегам Испании. Но ураган, разбушевавшийся над Карибским морем, разлучил галеон с его охраной и загнал с повреждённой грот-мачтой в пролив Мона. Сам дон Ильдефонсо оценивал груз примерно в один — полтора миллиона реалов.

Узнав, какие деньги свалились на нашу голову, я, честно говоря, несколько офигел. Покидая берега Тортуги, мы планировали совершить пробный рейд, не слишком надеясь на удачу. Лично я не особо верил в то, что смогу стать удачливым флибустьером (а иные долго не живут), но судьба словно подталкивала меня к этой стезе. На Тортугу мы вернулись во всем блеске славы, в результате чего многие флибустьеры захотели присоединиться к нашей команде. Ну а то, что я прославился как человек, который умеет держать слово, поддерживает на своем корабле железную дисциплину и не страдает излишней кровожадностью, позволяло мне выбирать из желающих присоединиться к моей команде самых лучших.

Единственное, что меня удручало, я вынужден был поддерживать имидж богатого, успешного капитана, а потому не мог окончательно избавиться от пафосных шмоток, хотя бы для официальных встреч. Кто бы только знал, как они меня раздражали! Во-первых, мне не нравился этот стиль «разнаряженный индюк», во-вторых, наряд был не слишком удобным (особенно если сравнить с джинсами и футболкой), а в-третьих, все эти вещи были с чужого плеча. Ненавижу секонд-хенд!

Капитанская каюта с ее пышным испанским убранством раздражала меня не меньше. Но она тоже являлась определенным показателем статуса, так что совсем избавиться от шика и блеска я не мог. Хотя на хрена нужны шелк, атлас, бархат и кружева там, где даже помыться лишний раз нельзя? На корабле даже с пресной водой для питья были проблемы. Она быстро стухала и начинала цвести. Именно поэтому, кстати, пираты предпочитали ром, и спивались на фиг.

Бочки с пресной водой, по 60 ведер каждая, устанавливались в трюме поверх балласта. Но уже через 10–15 дней вода начинала портиться и издавать дурной запах. Воду приходилось расходовать очень экономно: матросам для питья выдавали ее только в присутствии офицера. Для личной гигиены пользовались забортной водой.

С продуктами дело обстояло не лучше. В жарком климате они быстро портились и приходили в негодность. Небольшой запас «живой» провизии (свиньи, бараны, куры) предназначался только для офицеров и больных. В остальном это были соленое мясо, различные сухари, овсяная крупа и кислая капуста.