— Всё никак не привыкну к своему недугу. Моя чакра утекает из тела и смешивается с чакрой Десятихвостого. Из-за этого я не могу применять техники. Правда, кое-что всё ещё в моих силах, например, ускоряться, укреплять тело и ходить по вертикальным поверхностям.

Я налил ему воду из графина и протянул стакан, Саске кивнул и осушил его в два глотка, его рука ощутимо дрожала. Хаширама задумался, потеребив подбородок, внимательно оглядывая его.

— Теперь понятно, почему твоя чакра практически не ощущается, — он подошёл ближе и поводил рукой над телом Саске.

Первый снова задумался и вынес свой вердикт:

— Не хотелось бы давать ложных надежд, однако думаю, ситуацию с твоей чакрой можно хотя бы слегка, но подправить. Правда, мне потребуется кое-что уточнить у остальных ирьёнинов. Вполне возможно, что за то время, пока я был мёртв, они смогли создать техники более совершенные, чем известные мне.

После этих слов Хаширама подмигнул нам и исчез в вихре листьев. Охо-хо, что за детский сад…

Молчание затягивалось, я не знал, что сказать Саске, а он снова о чём-то задумался.

— Думаешь, он правда что-то придумает? — наконец спросил меня мой друг. Голос его звучал как-то неуверенно.

Я ободряюще сжал руку Саске. Это очень страшно после того, как ты был почти всемогущим, когда мог исчезать и появляться, использовать иллюзии, менять тела, исцелять, призывать монстров, летать на крыльях, очень страшно стать почти беспомощным. Я переживал это состояние тридцать семь раз, когда начиналась моя новая жизнь и я оказывался бесполезным младенцем, а потом долго, больше десяти лет, не мог использовать чакру, которая вся уходила на поддержание печати Курамы. Пожалуй, я понимаю Саске лучше, чем кто-либо другой.

— Ты всегда можешь рассчитывать на меня, друг, а я верю, что у тебя всё получится. Ты самый сильный шиноби, ты справишься, Саске, а я буду рядом и помогу тебе. И не смей больше… — мой голос дрогнул. — Не смей сдаваться.

Саске повернул голову и несколько секунд смотрел в мои глаза, а потом улыбнулся, вполне искренне и привычным жестом взлохматил мои волосы.

— Прости, что снова тебя подвёл, Наруто. Но я буду стараться, обещаю. Ты мой рыцарь в оранжевом костюме, помнишь…

Часть 4. Глава 16. «Ураганные хроники».

— Знаешь, Наруто, я встретил своего отца там… на поле боя… — Гаара глотнул чай и, помолчав, добавил: — Мы даже сражались с ним бок о бок, и я поговорил с ним…

— Но… твой отец же… — я покосился на задумчивого друга, он медленно кивнул, подтверждая мои невысказанные слова.

— Да, он умер, когда было нападение на Коноху, во время того экзамена на чуунина.

— Тогда как?! Неужели… — догадка мелькнула, заставив мои глаза раскрыться шире. — Саске? Эдо Тенсей? — я цыкнул. — Вот жук! Он мне ничего не говорил!

— Да… И, знаешь, я очень ему за это благодарен. Узнать, что отец сожалеет, что сделал в своё время из меня чудовище, и увидеть искреннее раскаяние пополам с гордостью за своего сына дорогого стоит.

Лёгкая улыбка тронула губы Гаары.

— Правда, когда я попытался отблагодарить нашего общего друга, он…

— Дай угадаю, — прервал его я, со смешком, — Саске выдал что-нибудь вроде того, что ты красавчик, и он помог тебе поэтому.

Гаара удивлённо вскинул бровь, а я засмеялся.

— Просто это у него фишка такая. Он то же самое сказал ещё некоторым спасённым… — я вспомнил о Неджи, который смущённо пересказал мне свой разговор с Учиха, да и о Хаку. — Но он на самом деле… ценит красоту, что ли. Ты, кстати, не был случайно возле Цучидо? Там Саске такую шикарную статую своего брата зафигачил, и у нас в Конохе памятник неизвестному шиноби…

— А, это тот, что на тебя похож? — усмехнулся Гаара. — Мне его Хокаге-сама первым делом показала, когда мы прибыли в Коноху.

Гаара вместе с делегацией Суны находился в нашем скрытом селении уже второй день, официально, чтобы подтвердить мирный договор и с дружеским визитом, а неофициально, чтобы пообщаться со своими друзьями. Как он сам мне признался, еле выдержав три недели, прошедшие после того, как он узнал, что Саске очнулся. Титул Казекаге, кроме очевидных плюсов, несёт в себе ещё кучу ответственности, и, перелопатив накопившиеся за время войны дела, Гаара поспешил в Коноху.