В полночь, видя, что она ждет напрасно, Флорика подумала, что, может быть, не надо было возвращаться домой. Однако она прогнала от себя эту мысль. Конечно же, у него важное собрание. Она постелила постель и легла спать.

3

Ночью небо прояснилось, и утром горячее солнце залило ярким светом дворы, крыши, окна и зеленую листву деревьев. Какой-то парнишка тряхнул тонкий ствол акации — капли вчерашнего дождя окатили его друзей. Звенел смех, глухо отзывалось эхо, будто ропот толпы, доносившийся откуда-то с необъятной сцены, из-за кулис.

Вахтер широко распахнул серые железные ворота, отбирая пропуска у шоферов грузовиков. Машины, казалось, сгибались под тяжестью разноцветных рулонов. На кузовах висели большие фабричные марки в черной, как бы траурной рамке; посередине, под золотой эмблемой, сияли бронзовые буквы: «Текстильная фабрика Вольмана».

Шины грузовиков оставляли глубокие следы на еще влажной земле. Вахтер поднес руку к козырьку фуражки, украшенной той же эмблемой — короной с пятью зубцами — и крупными прямыми буквами — ТФВ. Эти же буквы переливались по воскресеньям на майках футбольной команды фабрики, победительницы «Чиоканула» и «Кармен». Игроков купили в различных отечественных и зарубежных клубах. Те же три буквы сверкали на дверцах бесчисленных грузовиков, на железнодорожных вагонах и на повозках, они были выжжены раскаленным железом на крупах больших спокойных мекленбургских лошадей; они блестели на ящиках, на бьюиках директоров.

Увидев подошедшую женщину, пожарник, который до сих пор стоял, прислонившись к будке, выпрямился;

— Пропуск, пожалуйста!

Вахтер вступился за нее:

— Пропусти ее, это жена товарища Хорвата.

Флорика благодарно улыбнулась:

— Здравствуйте, товарищ… Мой муж здесь?

— Не знаю. Я сегодня его совсем не видел. Его разыскивали товарищи. Вам скажут в профсоюзе.

Софика осмотрелась: ей нравилось на фабрике. А папа так редко приводил ее сюда! Только если она несколько дней подряд вела себя хорошо, если она слушала мамочку и принимала рыбий жир, чтобы стать такой же толстой, как папа.

— Насмотришься еще на фабрику, — говорила ей мать. — Находишься еще.

Мать и дочь вскоре вернулись: в профсоюзе тоже не знали, где Хорват.

— Мы думали, что он заболел и остался дома, — сказал Флорике Симон, провожая ее до ворот.

— Нет, он даже не приходил домой.

— Тогда он, конечно, в уездном комитете. Ведь там всегда разбирают что-нибудь. Я позвоню ему.

— Я сама позвоню, — ответила Флорика, и голос ее выдал, задрожал от волнения. Но ведь бывало и раньше, что Хорват не приходил домой, а в последнее время это даже случалось довольно часто.

— Вот здесь пакет для вас, — подошел к ней вахтер. И протянул что-то продолговатое, завернутое в газету. — Мне оставил ночной сторож. Сказал, что товарищ Хорват должен зайти за пакетом. — Флорика развернула пакет, и кровь бросилась ей в лицо. Софика увидела, что это кукла, и стала просить игрушку.

По дороге домой обе молчали. Софика была занята серой резиновой куклой, а ее мама своими мыслями.

«Вот я ему покажу, — думала Флорика. — Только бы пришел домой».

4

Герасим застал в кухне Корнелию, сидевшую подле его матери. Он хмуро поздоровался, подумав, что опять надо будет спать в одной постели с Петре. Присел к столу и внимательно посмотрел на Корнелию: она как будто раздалась, поправилась. Он сказал ей:

— Ты пополнела, Корнелия. Хорошо выглядишь.

Мать подала ему знак, но слишком поздно. Корнелия встала с места и показала Герасиму живот. Объяснений не требовалось, за версту было видно, что она беременна. Герасим вспомнил о совете, который Корнелия получила от отца перед своим первым приездом в Арад, и он чуть было не усмехнулся. Но все же сдержался.

— Значит, ты вышла замуж?

— Пока еще нет, — сказала Корнелия. — Папаша сказал мне, что я должна как можно скорее выйти замуж.

«Это значит, что она будет торчать у нас, пока не найдет себе мужа», — подумал Герасим. Спросил:

— Ну и что же, ты нашла уже кого-нибудь?

— Петре.

— Петре? — удивился Герасим. Потом у него мелькнула мысль, что его брат и она… — Да, да… А где же Петре?

— Он еще не вернулся с фабрики, — ответила мать.

Хотя Герасиму было жаль Петре, он не мог скрыть улыбку.

— Петре будет очень рад…

— Да, — согласилась Корнелия. — Я привезла ему большую посылку. — Она показала в угол, где стояла огромная плетеная корзина.

— А если Петре не захочет взять тебя? — спросил Герасим просто так, чтобы посмотреть, что скажет Корнелия.

— Этого не может быть, — ответила Корнелия. — Папаша сказал, что он должен меня взять. Поэтому папаша и послала меня сюда, чтобы мы сговорились по-хорошему. Если нет, папаша сам приедет и пойдет в прокуратуру. Он так и сказал. Мне не хотелось бы, чтобы Петре арестовали. Я его очень люблю. И он меня любит. Так он говорил мне, когда я была здесь… Два раза сказал мне: в первый вечер и когда я уезжала. Сказал, чтобы я ехала спокойно, что он любит меня и будет часто обо мне думать.