Смотрю по сторонам и замечаю, что четвертый стул за столиком Альфредо, Франческо и Джанфранко уже занят. Сказать по правде, я даже рад; выслушивать их нытье по поводу проверки мне совершенно неохота. Решаю присоседиться к горничным и человеку, ответственному за проверку и пополнение мини-баров.

— Привет! — говорю я, подсаживаясь к троице. Они прекращают болтать на испанском. Или португальском? Во времена учебы мне, увы, недоставало усердия.

В ответ молчание. И горничные, и ответственный за мини-бары гораздо старше меня. Всем за сорок, может, даже пятьдесят с небольшим. Наверняка у всех есть дети, и родители надеются, что их отпрыски устроятся в жизни лучше, чем они. Задача не из самых сложных. Зарабатывать четыре с половиной фунта в час и драться с посыльными из-за чаевых — мало кто мечтает о такой участи. Причем в столь шикарном месте, как наш отель, и все это при условии, что они живут в стране на законном основании.

— День начался удачно? — спрашиваю я, пытаясь их разговорить.

— Не особенно, — отвечает женщина, что сидит напротив. — Мне пришлось убрать два использованных презерватива и оставленный в ванной тампон.

— Сочувствую, — говорю я, отправляя в рот немного чили. — Ужасно неприятно.

— А я вроде бы сломала кнутовище, — прижимая руку ко рту, сообщает вторая горничная, которая сидит слева от подруги.

— Что? — спрашиваю я, поднимая на нее глаза.

— Я пылесосила возле шкафа. Внезапно открылась дверца, и на пол вывалились все эти штуковины — наручники, резиновый костюм и кнут, который, закрывая шкаф, я прищемила дверцей и, по-моему, сломала. Теперь придется ждать, пока Джеки не поговорит с хозяином и не выяснит, должна ли я платить.

— Ага, — произношу я, не зная, как реагировать.

— А я обнаружил три фальшивые «Кит-кат» — клиент набил их бумагой и снова положил в мини-бар, — говорит ответственный за мини-бары.

— Терпеть этого не могу, — восклицает первая горничная, вращая глазами. — Когда выкидывают фокусы с «Кит-катом». — Она вздыхает. — По-моему, за него проще заплатить.

— А Анна-Мария сегодня утром заснула прямо в номере, — докладывает ее приятельница.

— Да ты что? — Пораженная горничная откидывается на спинку стула.

— Да-да. Включила телевизор, дверь закрыла, в общем, создала себе все условия. И крепко уснула прямо на кровати, которую только что застелила.

Все трое осуждающе качают головами. Труд у горничных нелегкий, и по причинам, известным только им, они вроде даже горды своей работой. Что можно найти достойного в раскладывании по чужим подушкам шоколадных конфет и мочалок у раковины, лично я ума не приложу.

Откусываю кусочек хлеба и благодарю свою счастливую звезду за то, что я, зарабатывая на жизнь, не вожусь с измазанными дерьмом простынями. И что у меня есть перспектива роста — не исключено, что в один прекрасный день я стану дежурным менеджером или даже управляющим.

Поверите, если я скажу, что хотел работать в гостинице с шестилетнего возраста? Это правда. Мечта моего детства — подняться в гостиничном бизнесе по карьерной лестнице и даже возглавить собственный отель. Женщины, что сидят напротив меня, судя по всему, не умеют мечтать. Кошмар. Их удел — всю жизнь мыть и чистить после других. Горничных не повышают по службе, их могут только уволить. Даже командует ими чаще всего девица, которая лишь готовится к более ответственной работе. Горничные отчищают зубную пасту от раковин на заре карьеры, точно тем же и заканчивают трудовой путь. А получают четыре с половиной фунта в час, два или три раза в день бесплатную еду и, если посчастливится, пятерку от клиента-американца. Даже оттого, что я просто здесь сижу, на душе делается муторно. Вытираю тарелку последним кусочком хлеба и, погруженный в мысли, иду вниз по лестнице покурить.

Вхожу в служебную курилку, и тут до меня доходит, что я слишком увлекся раздумьями. Время пролетело незаметно. Уже одиннадцать пятьдесят пять, и в курилке толпятся помощники шеф-повара, младшие повара и кухонные грузчики наслаждаются последней сигареткой перед кошмаром, что разыграется с началом ленча. Бледно-зеленые стены запотели от дыма; тех, кто стоит в дальнем конце, почти не видно. Присаживаться нельзя — костюм пропитается табачной вонью, и она будет бить в нос всем, кто ни приблизится к стойке. Выходить на улицу лень, и я медленно плетусь назад, в приятнейшее общество Лиз.

12.00–13.00

Становлюсь за стойку. Лиз озадачена. Как раз примерно в это время суток порой внезапно обнаруживаешь, что кое-кто из постояльцев еще не уехал. Иногда звонят горничные и сообщают, что не могут войти в номер из-за таблички «Не беспокоить» на двери. Или же сам замечаешь, что значки на экране, которые должны окраситься в зеленый, что означает «проверен и чист», до сих пор красные — «занят и не убран». Обычное время выписки в нашем отеле — половина двенадцатого, и мы строго следим за соблюдением установленного правила. Бывает, постоялец говорит, что вынужден задержаться, и ему позволяют пробыть до двух дня, но ровно в два он должен рассчитаться и уехать; в противном случае ему звонят и спрашивают, готов ли он заплатить за дополнительные полусутки или даже за целые, если его пребывание в отеле слишком затянется. Это вовсе не грубость. Просто на совести горничных так много номеров, которые следует подготовить к вселению гостей, что, поверьте, нам в самом деле нужен запас времени.

— Простите за беспокойство, сэр, — говорит Лиз, когда я прихожу. — Выписываются у нас в одиннадцать тридцать, а на часах уже двенадцать. Когда вы освободите номер?

Понимаю, что клиент в бешенстве, поскольку вижу, как, выслушивая его крики, Лиз слегка морщится.

— Очень сожалею, сэр, — говорит она. — Может, спуститесь к приемной стойке, и мы побеседуем здесь?

Постоялец что-то отвечает и, по-видимому, бросает трубку.

— Ну? — интересуюсь я.

— Он заявляет, что у него из номера украл и сотню фунтов и что ответственность понесем мы.