Никто не может приказывать Шефу. Конечно, никто из гражданских лиц! Именно поэтому герр Кольбах преспокойно, не спрашивая позволения, взял из пачки на столе сигарету, прикурил и удобно расположился на стуле, закинув ногу на ногу так, что колено верхней ноги сложилось строго под углом и ее щиколотка оказалась четко на колене другой ноги. Выглядит очень эффектно — правда, когда сам Пауль попытался так сесть, то с непривычки чуть не грохнулся со стула. прекрасный балага

Шеф отрешенно любовался колечками сигаретного дыма:

— Герр фон Штерн, вы продолжаете утверждать, что в помещении находилась дама? Будете настаивать — даже для протокола?

Невозмутимость Шефа окончательно вывела почтенного библиотекаря из состояния внутреннего равновесия, и он разразился грязной русской бранью:

— Сволочь, прекрасный балаган! Забыл, кто сделал из тебя идеального немца? Так я тебе напомню! Немедленно верни эту блядь и мои вещи!

Конечно, Пауль не понял ни единого слова, а вывод о том, что библиотекарь ругается именно по-русски, сделал исходя из эмоциональной окрашенности воплей на чужом наречии, мало подобающих сединам почтенного старца, а также из следующего логического построения. Этнический немец, библиотекарь профессор Александр фон Штерн был «фольксдойч» — репатриант из России, и вполне естественно, что он предпочитает браниться по-русски, избегая осквернять совершенную гармонию немецкого языка. Жалкое зрелище!

Шеф загасил сигарету и рассмеялся…

Пауль понял, как должен смеяться офицер СС. Так и никак иначе.

Сухо и холодно, как строчит пулемет. На одной ноте, с равными паузами, не меняя ни позы, ни выражения лица. Так, что каждый звук проникал в район печени слушателя и оставался там как маленький кусочек свинца.

Шеф Кольбах смеялся долго. Жутко, нескончаемо долго…

Под воздействием этого цинического смеха герр Библиотекарь перестал ругаться, упал в свободное кресло, снял пенсне, положил руки на колени и зло сказал уже на вполне академическом немецком:

— Молодая дама назвалась Катя Гинзбург, она известная русская пианистка… Пассия господина Деканозова. Вам это о чем-то говорит, штандартенфюрер Кольбах?

— Только о том, что у товарища Деканозова по-прежнему дурной вкус! Его так и тянет к пошлости, — Кольбах перестал смеяться, но сохранил на губах саркастично-снисходительную гримасу, отдаленно похожую на улыбку, и прикурил новую сигарету.

Смех Шефа обладал поистине магическими свойствами: он даже привел в чувство барона фон Клейста. Пока Кольбах смеялся, Зиги, тихонько подвывая, сел на кушетке, притянул к себе графин и стал пить большими глотками прямо из горлышка. Потом вылил остатки воды на руки и принялся тереть сперва виски, затем щеки, постепенно возвращая своему мертвенно бледному лицу полноценный цвет.

— Мне жаль, герр Кольбах, если это ваш единственный вывод, — библиотекарь решительно поднялся. — Я буду вынужден подать на вас жалобу вышестоящему лицу!

— Пожалуетесь Рейхсфюреру, что молоденькая фройлян сбежала от вас нагишом? — продолжал иронизировать герр Кольбах. Он подобрал с полу женскую туфлю с высоким каблуком и демонстративно притушил окурок о ее подошву. — Нет?

Фон Штерн проигнорировал оскорбительный тон Шефа, еще раз разочарованно оглядел комнату, безуспешно попытался открыть окно и досадливо поморщился:

— Герр Кольбах, достаточно! Давайте выясним, что произошло. Она не могла проскользнуть в двери: вы бы ее заметили! Другого выхода здесь нет. Окно завинчено — полагаю, еще со времен Габсбургской династии… 10 Так куда девчонка могла деться?

Зигфрид отрешенно посмотрел сперва на раздосадованного библиотекаря, потом на туфлю в руках Кольбаха, наконец брезгливо потянул за лямку кружевной бюстгальтер:

— Она вылетела в каминную трубу… Это была ведьма…

— На чем основан такой радикальный вывод, штандартенфюрер? — скептически поинтересовался Кольбах.

— Мы в Замке… А у Замка своя логика… Это место силы. Темной силы. Понимаете?

Сейчас Пауль высказался против обыкновения единодушно с бароном фон Клейстом:

— И мой дедушка Клаус, отец матушки, так говорит: мол, Замок — место темной силы. А еще говорит, что ведьмы всегда вылетают в каминную трубу! Их полно сожгли в городской Ратуше в те времена, когда Римский Папа воевал с протестантами11. Для этого в Ратуше даже специальный камин устроили, просто громадный: ведьм и прочих колдунов жечь. Вот они в трубу и вылетали — вместе с дымом!

— Надо же, сколько достопримечательностей в таком скромном городишке! Пауль, надеюсь, доктор Лютер12 не принадлежит к вашей многочисленной родне? — иронично ухмыльнулся Кольбах.

Нет, ну что вы! Вся моя родня — добрые католики! — запротестовал Пауль.

Шеф потер переносицу, отобрал у Зиги белый носовой платок, которым тот осторожно прикасался к мокрым щекам, направился к камину, заглянул в трубу, провел по ее внутренней стороне, затем продемонстрировал присутствующим безупречно чистый лоскут: