Прогулки по умным местам

Аннотация

Гуляли по туристическим «Меккам» – вроде Рима и Барселоны – и по «местам отдалённым» – от Норильска до Бомбея, от Владивостока до Лос-Анджелеса. Но самыми чудными (от слова «чудо») оказались прогулки по родной Одессе. Причина в одесской традиции – едва ли не ровеснице самого города: приехавший сюда во второй раз неизменно говорит «О! Одесса уже не та…» И чем больше любви к Одессе, тем больше грусти в этой фразе. Одессу хоронили много раз. Автор главного мифа о ней – Исаак

Эммануилович Бабель – в 1924-м году написал: «Одесса мертвее, чем мёртвый Ленин». Если бы грустные замечания были верны, то сейчас наша Южная Пальмира мало отличалась бы от Пальмиры Изначальной – сирийской. Но прогулки по Одессе убеждают: она «иная и прежняя». Почему это так, какие люди делали и делают её всегда живой и всем желанной, где учат на одесситов – мы попытались рассказать в этой книге.

* * * Светлой памяти нашей любимой мамы Лины Ильиничны Баум, окончившей Одесский кредитно-экономический институт в 1952-м году. Анатолий и Владимир Александровичи Вассерманы А.А. и В.А. Вассерманы (примерно 15 и 7 лет) Наша мама Л.И. Баум Предисловие По одной из популярных легенд, связанных с написанием «Двенадцати стульев», Иехиел-Лейб Арьевич Файнзильберг – Илья Арнольдович Ильф – и Евгений Петрович Катаев – Петров – долго сидели перед листом чистой бумаги, не зная, с чего начать роман. Потом кто-то из авторов предложил: – Давайте начнём хрестоматийно: «В уездном городе N…» Дальше, как говорится, «пошло-поехало» и в итоге получился один из самых любимых, популярных и, как ни странно, загадочных советских (или антисоветских) романов XX века. Поэтому мы тоже позволим себе начать хрестоматийно – как Ханс Кристиан Хансович Андерсен в «Снежной Королеве»: Ну, начнём! Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем сейчас. Говорят, что любой человек может написать одну книгу, если это книга о нём самом. А для любого одессита написать книгу о родном городе всё равно, что о себе. В результате нашему тандему было не очень сложно написать «Кое-что за Одессу». Говорят также, что настоящее писательское призвание (либо его отсутствие) проявляется во второй книге. Для проверки этого мы решили – подобно нашим знаменитым землякам – написать вторую совместную книгу. И, подражая им, решили: её главный герой будет тот же, что и в книге первой – наша любимая Одесса. По сути, мы схитрили, так как снова пишем книгу о себе и снова не сможем проверить наличие писательского призвания в младшем из нас. Но предлагаем эту проверку отложить, как говорится, до лучших времён – если верить главному герою дилогии Ильфа и Петрова, они «скоро настанут». А пока вновь предлагаем вам прогулку по городу-легенде, городу-герою, городу-курорту, городу – столице юмора, и прочая, и прочая. Как вы помните, стержнем путешествий Ипполита Матвеевича Воробьянинова и Остапа Сулеймановича Бендера по СССР был поиск сокровищ мадам Петуховой – тёщи господина Воробьянинова. Стержнем нашего путешествия по Одессе будут поиски учебных заведений, составивших одно из сокровищ нашего города. При этом мы иногда будем вспоминать фрагменты любимых романов Ильфа и Петрова – «в привязке» к нашему рассказу. Учёба неотделима от науки. Во многих странах почти нет специализированных исследовательских организаций, а наукой занимаются преподаватели ВУЗов – хотя бы для того, чтобы знать больше, чем их студенты. Советская традиция противоположна: исследователи чаще всего отделены от преподавания. Тем не менее, многие учёные совмещают эти виды деятельности или время от времени переходят из НИИ в ВУЗы и обратно. В этой книге мы рассматриваем прежде всего ВУЗы, а НИИ упоминаем только по мере надобности. В то же время мы постараемся рассказать о многих видных учёных, работавших в Одессе и прославивших её. Конечно, одними учебными заведениями мы не ограничимся. Как говорилось – нас формирует не только среда, но и другие дни недели. Если серьёзно – человека формируют не только пройденные им курсы, но и всё окружающее – от общения до архитектуры. Поэтому наш путь по городу будет изобиловать отступлениями ко всему хорошему, что попадётся на глаза. Более того, иногда мы будем рассказывать вовсе не о том, что увидим на прогулке, а о том, что нас волнует либо интересует, так сказать «по жизни». Впрочем, Ильф и Петров тоже не могли – да и не хотели – ограничиться одной сюжетной линией. Весьма вероятно, что уже началась третья промышленная революция, связанная с производством товаров на 3-D принтерах. Судя по темпам развития этой технологии, через какие-нибудь 10–15 лет мы будем в состоянии прямо дома напечатать – точнее, вырастить слой за слоем – любые мыслимые материальные сокровища. Тем большее значение приобретает выращивание достойного человека. В этот процесс всегда – в том числе и в наше время, невзирая на известные трудности, – вносили и вносят весомый вклад одесские высшие учебные заведения. Как это делают в Одессе, мы и постараемся рассказать. Часть первая 1. Район МЕДИНа Начинаем нашу прогулку у трёхэтажного дома № 10 по Софиевской улице. Он, возможно, не имеет большой архитектурной ценности. Нам он интересен тем, что в 1917–1918-м годах в нём жил один из самых значительных учёных, связанных с нашим городом, – академик Александр Михайлович Ляпунов. В расхожей шутке – касающейся, правда, не математиков, а музыкантов либо писателей – говорится: – Что нужно, чтобы стать великим музыкантом (писателем)? – Нужно родиться в Одессе и вовремя из неё уехать. У Александра Михайловича получилось как раз наоборот. Родился он в Ярославле, учился в Петербургском университете, работал в Харьковском и Петербургском университетах. Интересно, что во время учёбы в Петербурге, при явно выраженном интересе к математике, увлечённо занимался химией и с большим интересом слушал лекции Дмитрия Ивановича Менделеева, к тому времени переехавшего из Одессы в столицу. Впрочем, тогда межнаучные перегородки ещё не достигли нынешней высоты: так, Александр Ильич Ульянов на естественнонаучном отделении физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета участвовал в работе созданного студентами факультета биологического кружка (и получил золотую медаль за исследование кольчатых червей), был главным секретарём научно-литературного общества и членом экономического кружка (что и привело его в политику). В Академию наук Ляпунов – как и большинство математиков – избран очень рано: в 43 года стал членом-корреспондентом, а менее чем через год стал академиком, после чего, как требовал тогдашний статут Петербургской Академии наук, переехал из Харькова в Санкт-Петербург. Это требование было связано со слабым развитием средств транспорта связи; их неразвитость и порождала институт «членов-корреспондентов» Академии наук. Так что отмена этого института в наше время – логичная часть реформирования Академии. Переехать же в Одессу в июне 1917-го года Ляпунова заставила болезнь жены – туберкулёз лёг-ких [1] . К сожалению, эта мера не помогла – а может быть, сказались и тяготы смутно-революционного времени. Наталья Рафаиловна Ляпунова (Сеченова) скончалась 31-го октября 1918-го года. В этот же день Александр Михайлович выстрелил в себя и умер спустя три дня в университетской хирургической клинике. Работы А. М. Ляпунова по теории устойчивости движения служат и сегодня глубоким научным фундаментом теории разнообразных автоматических устройств – в частности, систем управления полётом самолётов и ракет. Так что, как говорится, нет ничего более прикладного, чем глубокая теория. Детально познакомиться с биографией и трудами академика можно по книге о нём, выпущенной в 1988-м году в издательстве «Наука». Отметим также: автор книги – Альфред Леонидович Цыкало – одессит, профессор и научный руководитель Владимира Вассермана при написании им кандидатской диссертации. 1 В городе по сей день есть туберкулёзные санатории. В крупнейшем из них – «Аркадия» – несколько десятилетий работала наша бабушка Любовь Ефимовна Кизер-Вассерман. Напротив дома, где жил Ляпунов, на углу Софиевской и переулка Короленко (раньше и Софиевская называлась Короленко) стоит дом, довольно необычный для центральной части Одессы. Во-первых, он построен в конструктивистском стиле – таких домов в Одессе буквально единицы (хотя ещё один – в двух шагах: рядом с домом, где жил Ляпунов). Во-вторых, если продвигаться по переулку в сторону моря (точнее, к бульвару Жванецкого), то можно увидеть шестиэтажную часть дома. Домов в шесть этажей в центральной части города до 1960-х годов было всего четыре. При этом три из них – как и рассматриваемый дом – не были шестиэтажными целиком: полноценный шестой этаж как бы вырастал из полуподвала вследствие неровности участка, где расположен дом. Третья особенность дома – то, что окна нескольких квартир смотрят на море. Несмотря на приморский характер города, до начала последнего этапа строительства – буквально 20 лет назад – в городе было считанное количество многоэтажных жилых домов с видом на море: только на бульваре Жванецкого (тогда Комсомольском бульваре), на Приморском бульваре, на Черноморской улице, да пара многоэтажных «элитных» домов на Пролетарском бульваре. Один из этих домов – генеральско-адмиральский дом, сокращённо ГАД – шутливо именовали в те годы «Дворянское гнездо на Пролетарском бульваре». Теперь бульвар вновь называется Французским, а таких элитных домов на нём – да и в других местах – появилось множество. Живут в них, конечно, не советские генералы и адмиралы, а «Ударники капиталистического труда». Но проблема, как говорится, «снята». Если Вы приплывали – как говорят моряки, «приходили» – в Одессу с моря, то видели только эти дома да ещё парковую полосу, протянувшуюся по приморским склонам на добрых 15 километров. Довольно сложно было догадаться, что перед Вами почти миллионный город. Сейчас положение изменилось. «У самого синего моря» построены многоэтажные дома, и вид Одессы при подходе с моря стал живописнее. Хотя, по правде сказать, время упущено, и мы не в силах конкурировать по живописности этого вида ни со средиземноморскими городами, ни даже с Ялтой, крохотной по сравнению с Одессой. На первом этаже конструктивистского дома, расположенного на углу Софиевской и переулка Короленко, размещалась администрация Черноморского филиала Центрального НИИ морского флота. В этот филиал по распределению попал в далеком 1982-м году Владимир Вассерман. Сам ЦНИИМФ благополучно существует на том же месте в Санкт-Петербурге. Только улица из Красной Конницы переименована в Кавалергардскую, а сам институт стал «закрытым акционерным обществом». Институт удостоен ордена Трудового Красного знамени, так что название может быть «закрытое ордена Трудового Красного знамени акционерное общество…». Черноморский же филиал претерпел множество изменений за лихие перестроечные и пост-перестроечные годы. Сначала всё шло по восходящей: все отделы филиала объединили за городом в удобных зданиях югославской постройки, и богатейшее советское министерство – министерство морского флота – щедро выделяло деньги на оснащение комплекса. Как пелось в капустниках того периода (на мотив песни «Паромщик»): $В науке множество путей – который правый? Форпост науки сотворён у Переправы… Комплекс был напротив знаменитой советской переправы «Ильичёвск – Варна» – через неё шёл почти весь грузообмен с дружественной Советскому Союзу Болгарией. Потом началась перестройка, слияния учреждений, преобразования, затем «разбудова украинской незалежности». В результате в городе имеется Украинский научно-исследовательский и проектно-конструкторский институт морского флота, но флота у Украины нет. Примерно как в советском энциклопедическом словаре была статья «троцкизм», но не было статьи «Троцкий». Соответственно отсутствию флота и протекает деятельность УкрНИПКИМФа… Как это ещё не раз будет в нашей прогулке, мы отвлеклись. Точнее, не отвлеклись, а просто ведём вольную беседу, перескакивая с темы на тему, как и принято в доброй дружеской компании. Мы ведь рассчитываем на то, что именно такая дружеская компания и гуляет сейчас по Одессе. Вернувшись на Софиевскую, ныряем в маленький переулок между домами номер восемь и шесть по Софиевской улице (именно ныряем – ведь он такой небольшой и тихий, что кажется: пройдёшь в другой раз по Софиевской, а его и нет вовсе – как Колбасного переулка в эпопее о Гарри Поттере). Дом № 6 украшен бюстами в древнеримском стиле, а дом № 8 – невообразимо очаровательным узеньким балкончиком, окружающим эркер. Ещё в доме № 8 есть комнатка на крыше, где, вероятно, мог бы уютно жить Карлсон. Переулок, куда мы нырнули, лично на нас производит какое-то неизъяснимое впечатление. Сейчас он носит имя Ляпунова, а назывался Софиевский. Фасады домов по переулку «очень» требуют ремонта – «очень» даже по одесским понятиям, где, к сожалению, немного фасадов находится в безупречном состоянии. Но если мысленно представить, что дома отремонтированы, можно увидеть и прекрасный образец модерна (дом № 12), и нетипичный для Одессы дом с кирпичным фасадом (дом № 9). В доме № 9 жил профессор Василий Анисимович Загоруйко: в 1979–1989-м годах он был ректором Одесского института инженеров морского флота – комплекс этого института мы осмотрим в самом конце экскурсии. В переулке Ляпунова есть не менее нетипичные для Одессы дома усадебного типа, где двор – не колодец, закрытый от улицы домом, а открытое на всеобщее обозрение пространство. Впрочем, обозревать это пространство особо и некому – в переулке всегда царит спокойствие и какое-то, можно сказать, умиротворение. Теоретически это умиротворение может нарушить трамвай: в начале переулка имеются две трамвайные дуги, позволяющие трамваю развернуться, не двигаясь по кругу: оказывается, у трамваев есть задний ход! Но эту возможность наши трамваи давно не используют. Пройдя переулок, выходим на улицу, названную в честь основателя бактериологии Луи Жановича Пастёра (почему-то у нас эту французскую фамилию произносят через Е, и улица называется Пастера) – название совсем не случайное, как и название переулка Ляпунова. Но это мы разъясним чуть позже, а пока поворачиваем направо и на углу ещё раз направо – по Ольгиевской улице. Она названа в честь Ольги Станиславовны Нарышкиной (урождённой Потоцкой), в советское время это была улица Академика Павлова, что несколько лучше увязывается с наличием на её первом квартале одной из гордостей Одессы – нашего МЕДИНа. Есть логика, однако, и в старо-новом названии: упирается улица в Одесский Художественный музей – бывший дворец Нарышкиных, где на приёмах блистала Ольга Станиславовна. Забавно, что в самом начале улицы осталась мраморная доска, указывающая, что названа она в честь академика Павлова. При проектировании Одессы великий де Волан задумал восемь обширных площадей, расположенных на большой территории. Благодаря этому сразу стало понятно: начато строительство крупного города. Центральный корпус Медина начали возводить на одной из запланированных де Воланом площадей спустя сто лет. Почти китайский пример стратегического мышления. Как и положено, Медин открывался в Одессе как медицинский факультет университета. Это произошло 1-го сентября 1900-го года. За прошедшие более чем 11 десятилетий он прошёл, как говорится, славный путь становления и развития. Не случайно наш выдающийся земляк Михаил Эммануилович [2] Жванецкий говорил: « Одесса держалась на трёх китах: искусство, медицина, флот. Что такое искусство, медицина, флот? Это люди, личности… » 2 По паспорту – Михайлович: его отца уменьшительно именовали Манье, и при очередной смене паспорта (до 1974-го года советские паспорта меняли в 25 и 45 лет) чиновник счёл это имя уменьшительным от Михаил. Таких личностей в истории Одесского медицинского института и одесской медицины великое множество. Причём «великое» в обоих смыслах этого слова. Достаточно упомянуть Александра Александровича Богомольца – выпускника медицинского факультета Университета – и Даниила Кирилловича Заболотного – первого ректора уже самостоятельного Одесского Медина. Интересно, что они оба (в разное время, естественно) были Президентами Академии наук Украины – причём именно Академии наук, а не отдельной Академии Медицинских наук Украины. Нельзя не упомянуть знаменитого офтальмолога и создателя учения о тканевой терапии – использовании биологически активных веществ, накопленных тканями организма, оказавшегося в неблагоприятных условиях, для стимуляции другого (в частности, человеческого) организма – Героя Социалистического Труда, кавалера четырёх (!) орденов Ленина Владимира Петровича Филатова. Будущий академик приехал в Одессу в 1903-м году в возрасте 28 лет и 53 года трудился в области развития методов лечения глазных болезней. Выдающиеся достижения Филатова отмечены не только высокими государственными наградами, но и – самое главное – выделением средств на создание института. В 1936-м году Постановлением Совнаркома СССР № 632 в Одессе создан Институт экспериментальной офтальмологии. В тексте постановления обращают на себя внимание минимум три вещи: – на строительство здания и его оборудование будущему институту выделялось «сходу» два с половиной миллиона рублей; – постановление, принятое 4-го апреля, обязует Совнарком УССР закончить строительство и оборудование института 1-го января 1938-го года; – четвёртый пункт постановления в тексте не приведен – значится просто «4. Сов. Секретно». Замечательно, что уже в 1945-м году – при жизни Владимира Петровича – институту присвоено имя академика Филатова. Институт Филатова – такой же «бренд» Одессы, как Оперный театр и Потёмкинская лестница. После смерти Владимира Петровича институтом руководила с 1956-го по 1985-й годы его ученица академик Надежда Александровна Пучковская. Одному из нас – Владимиру – выпала честь быть у неё на консультации по поводу развивающейся близорукости. Надежда Александровна сказала: «Я, как ученица Филатова, всегда помню его завет: не рекомендуйте те методы лечения, которые Вы бы не применяли для Ваших ближайших родственников». Вот ведь как просто. За время существования Медина подготовлено свыше 75000 врачей, включая граждан более полусотни зарубежных стран, почти 600 докторов и 4000 кандидатов медицинских наук. Нам же особо дорого то, что в июне 1921-го года его закончили наши дедушка и бабушка – терапевт Товий Шулимович [3] Вассерман и фтизиатр Либа Хаймовна (Любовь Ефимовна) Кизер-Вассерман. В череде преобразований, характерных для революционного времени, Медин в то время уже не был факультетом университета, но ещё не был институтом. Именовался он Одесская Государственная Медицинская Академия. Нынешняя Государственная экзаменационная комиссия (ГЭК) именовалась Государственная Испытательная Медицинская Комиссия, а на дипломах стояло целых шесть подписей: наряду с подписями пяти профессоров (ректора, проректора и учёного секретаря Академии, председателя и секретаря Комиссии) красовалась подпись Политического Комиссара Академии. Также в духе 1921-го года лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и аббревиатура У.С.С.Р. с разделительными точками между буквами. 3 В советское время Анатолий Соломонович: в первые годы советской власти многие представители национальных меньшинств – как тогда говорили, нацмены – приближали свои имена к русской традиции; так, Артём Иванович Микоян до революции, когда ещё не был авиаконструктором, звался Анушаван Ованесович. На четыре месяца позже нашего дедушки Медин закончил его старший брат Эммануил; такое нередко случалось в революционные годы, прервавшие последовательное течение времени. Эммануил Соломонович уехал к жене в Николаев, где проработал врачом всю жизнь, не считая «перерыва» на Великую Отечественную войну. Врачом стала его дочь, затем внук (доктор медицинских наук, профессор), затем правнук. Сейчас планирует стать врачом его пра-правнук – таким образом он будет доктором в пятом поколении. Почти как в английском анекдоте: – Что нужно, чтобы быть джентльменом? – Ну, нужно иметь три диплома. – Как, я должен окончить три ВУЗа? – Нет: первый диплом имеет Ваш дедушка, второй – Ваш отец, а третий – Вы. Вообще же, изучая историю Одессы в годы Первой Мировой войны и войны Гражданской (с голодом, разрухой, еврейскими погромами, бесконечной сменой властей), просто поражаешься, как в эти годы люди учились, становились врачами и, кстати сказать, врачами очень хорошими, Так, наша бабушка заведовала отделением в туберкулёзном санатории свыше 30 лет и удостоена звания «Отличник здравоохранения», а Эммануил Соломонович Вассерман, кроме орденов, полученных в Великую Отечественную войну, удостоен ордена Ленина – высшего ордена СССР – в мирное время за трудовые заслуги. Наш дедушка Анатолий Соломонович значительную часть своей – увы, не очень долгой – жизни, был военным врачом. В 1919–1920-м годах начал службу в Красной Армии помощником врача. Затем после окончания Одесской Медицинской Академии служил уже врачом в прославленной 51-й Перекопской дивизии, а в 1926-м году – в Артиллерийской школе. В том же году демобилизовался и потом работал районным терапевтом. Но в 1939-м году – перед, официально выражаясь, «освободительным походом Красной Армии в Западную Белоруссию и Западную Украину» [4] – дедушка вновь был призван в армию. Во время Финской войны летал в окружённые части своей 44-й Щорсовской дивизии, лечил обмороженных и больных (мнение, что на фронте не болеют, весьма преувеличено), вывозил раненых. За это представлен к ордену Красной Звезды, что было очень почётно в 1940-м году, да ещё для врача. Но представление не утвердили: дивизия плохо проявила себя в боях (её командира за пассивность в окружении расстреляли), и «рикошетом» досталось дедушке. В Великую Отечественную он тоже был военным врачом и контужен столь тяжело, что демобилизован в 1944-м году и умер в 55 лет (5-го декабря 1949-го года, так что день Сталинской конституции не был праздничным в нашей семье). А старший внук родился через 3 года и 4 дня после его смерти и получил, естественно, имя Анатолий [5] . 4 Эти земли Польша действительно оккупировала в 1920-м, сразу после своего собственного воссоединения, но до того они столько раз переходили из рук в руки, что по сей день историки с полным основанием спорят: какой переход был захватом, а какой – освобождением. 5 По традиции ашкеназов – восточноевропейских евреев – детям дают имена умерших уважаемых родственников. Наш дед по материнской линии Илья Велвелович – Владимирович – Баум был жив и здоров к моменту рождения второго автора этой книги, и тот получил имя прадеда. На дверях нашего одесского родового гнезда до сих пор висит оставшаяся от дедушки почти антикварная табличка «Вассерману звонить 1 раз». Она исполнена золотыми буквами на тыльной стороне толстого стекла, а затем поверх букв залита тушью, чтобы буквы лучше выглядели на чёрном фоне; после смерти деда слово «доктору» над фамилией старательно зачищено от золота и замазано той же тушью. Если припомните, буквы для аналогичных табличек вырезал опасной бритвой Воробьянинов, пока Бендер искал последний из 12 стульев, и именно этой бритвой Ипполит Матвеевич пытался зарезать своего компаньона. С исчезновением коммунальных квартир исчезают – кроме прочего – и такие таблички. А какие фамилии на них были! Так, Борис Оскарович Бурда, навещая Анатолия, интерпретировал вторую табличку на двери нашей коммунальной квартиры «Штейнбок Барило Гофман» (это фамилии мужей и жён в двух поколениях) как «господин Штейнбок Барило фон Гофман». Вооружённые этими сведениями, приступаем к осмотру комплекса зданий Медина. По фасаду здание Главного корпуса Ш-образное, цокольный этаж имеет переменную высоту из-за уклона улицы к морю, остальные этажи величественны и высоки. Между вторым и третьим этажом – фамилии учёных, составивших славу отечественной и мировой медицины. Во двор выступает полукруглая часть корпуса – в ней расположена большая аудитория. Во дворе ещё ряд интересных зданий, включая клиники Медина в 100 % английском стиле. Странно, что эту натуру не использовали при съёмках «Приключений Шерлока Холмса и доктора Ватсона» – доктор Ватсон смотрелся бы абсолютно логично на фоне этих клиник. Большую аудиторию Медина можно увидеть в прекрасной комедии Юлиуша Махульского «Дежа вю»: в финале фильма знаменитого киллера Джона Полака считают сумасшедшим и демонстрируют студентам именно в этой аудитории. Наш отец был поражён красотой интерьеров института, когда пришёл в главный корпус на защиту диссертации своего одноклассника – и со школьных лет друга – Даниила Наумовича Вайсфельда. Даниил Наумович (для нас просто «дядя Дима») входит в плеяду замечательных деятелей, создавшую Одессу такой, какой её знают, любят и какой гордятся по всему миру. Он внёс неоценимый вклад в развитие нашего города как курорта. В память о нём установлена мемориальная доска на лечебном корпусе санатория «Лермонтовский». Но главное – этот санаторий, где он развивал курортологию как науку, работает, в отличие от десятков других одесских санаториев, варварски уничтоженных «эффективными менеджерами». Вообще уничтожение уникальной системы санаториев – системы глубоко продуманной, не имеющей аналогов в мире, к тому же вполне коммерчески работоспособной – одно из, прямо скажем, преступлений, связанных с переходом к нашему нынешнему капитализму. Причём совершено это преступление не столько из корысти, сколько из близорукости. При долгосрочном использовании санатории приносят куда больше прибыли, чем всё, что удалось налепить на их месте. Но сразу после развала СССР наверху общества оказались в основном временщики, прекрасно понимающие, сколь краткосрочна неразбериха, и поэтому действующие по принципу «украсть – продать – сбежать». Потом на это несчастье наложилась либеральная религия – вера в благотворность неограниченной свободы личности безо всякой оглядки на общество. Она запрещает рассматривать побочные эффекты, неизбежные в любой достаточно сложной структуре [6] . Поэтому взамен экономического механизма советских времён, позволявшего лечить практически бесплатно, возмещая затраты ростом производительности труда исцелённых граждан, так и не возникло иных источников оплаты санаториев, кроме карманов самих больных. Карманы эти, естественно, далеко не полны (ведь больной чаще всего задумывается о санаторном лечении, когда болезнь уже заметно подточила его работоспособность). Поэтому клиентов у нынешних санаториев несравненно меньше, чем в советское время. И развитая тогда сеть, охватившая почти всех нуждающихся в таком формате оздоровления, свернулась. А ухудшение здоровья общества влечёт дальнейшее снижение благосостояния – и порочный круг стягивается удушающей спиралью. 6 Один из ключевых принципов общей теории систем указывает: целое всегда больше суммы своих частей – каждый новый уровень сложности порождает новые закономерности, не выводимые простым анализом из закономерностей нижележащих уровней, а подлежащие самостоятельному изучению. Несмотря на громадный комплекс зданий, расположенных на прямоугольнике, ограниченном улицами Ольгиевской, Пастера, двумя кварталами Валиховского переулка, перпендикулярными друг другу, главная учебная работа проходит на филиалах кафедр – непосредственно в лечебных учреждениях города. Мы удивлялись тому, что практически в каждой больнице Одессы есть дверь с табличкой «Кафедра медицинского университета», стенды с расписанием учебных занятий и т. п. Отгадка нашлась, как теперь принято, в Википедии: «В университете работают 43 клинические кафедры, которые дислоцируются в 63 лечебно-профилактических учреждениях г. Одессы и области». К сожалению, рост технической оснащённости нашей медицины в лучшем случае компенсирует, так сказать, падение вдумчивости, наблюдаемое у новых поколений врачей. Это вызвано нынешним регрессом от принципоцентричной к фактоцентричной системе знаний. Анатолий неоднократно писал о нём. Поэтому здесь – лишь краткое изложение. Наука в целом строится на представлении о мире как результате взаимодействия сравнительно немногих фундаментальных закономерностей. Раскрытие этих закономерностей – не только цель науки как таковой, но и весьма практичное занятие. Зная принципы и умея выводить из них следствия, можно выявлять и множество фактов, чьё изучение по отдельности требовало бы непомерных усилий. Как сказал ещё два с половиной века назад один из разработчиков Французской энциклопедии Клод Адриен Жан-Клод-Адриенович Швайцер (он перевёл свою фамилию на латынь, так что известен как Хельвеций, а у нас немецкое Х чаще всего передают по южнорусской традиции буквой Г), «знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов». Например, наш отец профессор Александр Анатольевич Вассерман уже более полувека занимается, помимо прочего, разработкой методов составления уравнений состояния – формул, связывающих давление, температуру и плотность вещества. Уравнение рассчитывается на основании нескольких сот (для особо важных веществ – тысяч) экспериментальных данных, а по нему можно вычислить свойства (причём не только плотность, но и многие другие) в любой точке, почему-либо заинтересовавшей учёного или инженера. Вести эксперименты во всех этих точках сложно, долго и дорого (а при некоторых сочетаниях условий – практически невозможно). Само уравнение включает несколько десятков коэффициентов – записать их несравненно проще, чем работать с таблицами экспериментальных данных. Да и вычислить свойства в конкретной точке по уравнению можно даже вручную. Правда, для удобства издаются таблицы свойств некоторых особо важных веществ, рассчитанные на основе всё тех же уравнений состояния (отец участвовал в создании доброго десятка справочников с такими таблицами, переизданных потом и в США). Но по мере распространения всё более компактных персональных вычислительных средств таблицы вытесняются расчётными системами, непосредственно использующими уравнения (отец опять же причастен к разработке нескольких таких систем). Из этого примера видно: понимание закономерности требует несравненно меньших усилий, чем запоминание хотя бы малой доли фактов, выводимых из неё. Фактоцентричное образование – чудовищная растрата сил и средств. Вдобавок человек, знакомый с фактами, но не знающий законов, порождающих эти факты, не может отличить новый достоверный факт от ошибки и даже сознательной дезинформации. Но как раз это и стало главной причиной массового насаждения фактоцентризма взамен уже освоенного высшего уровня – понимания принципов. Слишком много в нынешней коммерции, не говоря уж о нынешней политике, желающих и умеющих извлекать выгоду из массового обмана всех, до кого удастся дотянуться. Понятно, им очень мешают люди, способные самостоятельно распознавать обман. 2. Они были первыми: скорая помощь, больница и бактериологическая станция Представляется логичным завершить монолог о вреде фактоцентричного образования на выходе из двора Медина в Валиховский переулок. На выходе из переулка на спуск Маринеско стоит старая бельгийская трансформаторная будка. Это след деятельности бельгийского акционерного общества по электрификации Одессы и обеспечению города трамвайной сетью. Осталось немного таких сооружений, выстроенных в популярном в начале ХХ века стиле модерн. Рассказ о деятельности бельгийского общества – совершенно отдельная тема. Приведём только несколько цифр: Доходы общества от транспортных услуг за 1913-й год (последний мирный на много лет вперёд и потому любимый статистиками для сравнений России и СССР): • электрический трамвай – 2 777 197 рублей; • транспорт на паровой тяге – 58 755 рублей; • транспорт на конной тяге – 100 064 рубля. За использование уборных при станционных павильонах построенных как и трансформаторные будки в стиле модерн) – 177 рублей (сентябрь – декабрь 1913-го года). Итого – 2 936 013 рублей. Сколько же получил город с этих почти трёх миллионов полновесных рублей (по 0.77 грамма золота в каждом) 1913-го года? 5 % от электрического трамвая и 2 % от другого транспорта, всего 132 032 рубля. При этом только субсидии на содержание Городского театра – знаменитого Одесского оперного – составляли 60 000 рублей в год. Так что не только нынешние олигархи умеют «договариваться» с властями. Возвращаясь на квартал, параллельный спуску Маринеско, можем осмотреть фасад Анатомического корпуса и изящную решётку, отделяющую здание от переулка. Далее поворачиваем налево. По обе стороны переулка – что нас уже совершенно не удивляет – различные медицинские учреждения. Практически на каждом – мемориальная табличка в честь какого-нибудь выдающегося врача. Но мы остановимся у дома № 10, чтобы прочесть табличку, посвящённую не медику, но человеку, сделавшему для спасения жизней не меньше, чем выдающийся врач – графу Михаилу Михайловичу Толстому-младшему. Михаил Михайлович принадлежал к одесской ветви могучего рода графов Толстых и был одесситом во втором поколении. Его дед приехал в Одессу ещё в 1847-м году, избирался вице-президентом – а после смерти князя Воронцова президентом – Императорского общества сельского хозяйства Южной России. Под его председательством работала комиссия по сооружению памятника Михаилу Семёновичу Воронцову. Этот факт запечатлён на памятнике такими маленькими буквами, что прочесть их можно только в мощный бинокль. Также по инициативе Михаила Дмитриевича Толстого был введен полукопеечный сбор с пуда вывозимых через границу товаров. Деньги от этого сбора исправно шли на замощение одесских улиц и на устройство канализации в городе. В результате этой меры мостовые в центре Одессы, как это сейчас ни странно, были лучшими в России в 1870–80-х годах. Сын Михаила Дмитриевича – Михаил Михайлович – продолжил и развил активную деятельность отца на благо Одессы. Именно ему принадлежит идея создания станции «Скорой помощи». Осуществили идею в 1903-м году, уже после его смерти, жена графа и его сын Михаил Михайлович-младший. Михаил Михайлович-младший выделил на организацию станции 100 000 рублей, а затем до самой революции содержал её, выделяя для этого 22 000 рублей ежегодно. Мы ещё расскажем о роли Михаила Михайловича в развитии и поддержании городской публичной библиотеки, когда будем осматривать её здание. Здесь же нельзя не рассказать ещё об одном удивительном человеке – Якове Юлиевиче Бардахе – враче, учёном, педагоге. Благодаря таким людям, как Я. Ю. Бардах, рассказывая про Одессу, мы часто говорим: «впервые в России». Будучи домашним лечащим врачом семьи графа Толстого, Яков Юльевич принимал самое активное участи в организации станции «Скорой помощи» и возглавлял станцию с момента основания и до самой своей смерти в 1929-м году. Причём первые 14 лет делал это бесплатно. Чтобы только кратким образом характеризовать его громадную и разностороннюю деятельность, будем упоминать только сделанное «впервые в России»: 1. 1886-й год. ПЕРВАЯ в России бактериологическая станция – мы сейчас пройдём к зданию этой станции. 2. 1886-й год. ПЕРВАЯ в России прививка от бешенства, и первым испытывает прививку на себе Яков Бардах. 3. 1886–1887-й годы. ПЕРВЫЕ занятия в России по бактериологии, которые проводили на станции Илья Ильич Мечников (теоретический курс) и Я. Ю. Бардах (практические занятия). 4. 1894-й год. ПЕРВАЯ русская серологическая работа «Исследования по дифтерии». 5. 1895-й год. Я. Ю. Бардах ПЕРВЫМ в России приступает к чтению систематического курса общей микробиологии на естественном отделении физико-математического факультета Новороссийского университета. 6. 1922-й год. Я. Ю. Бардах становится ПЕРВЫМ профессором ПЕРВОЙ в России кафедры микробиологии. Заслуги профессора Бардаха перед наукой вообще и перед городом Одесса в частности признаны Советской властью столь значимыми, что в те годы, когда частные дома и особняки национализировались, Якову Юлиевичу был возвращён его бывший дом. Этот дом (кстати, купленный на деньги, одолженные Михаилом Михайловичем Толстым), расположен рядом с нашей школой, и мы знали, что он принадлежит потомкам основателя Одесской станции «Скорой помощи», которому дом «оставил Ленин». Вот так в народе трансформировалось постановление малого заседания Президиума ВУЦИК (ВсеУкраинского Центрального Исполнительного Комитета советов рабочих и крестьянских депутатов) от 18-го декабря 1923-го года… Желающих детально познакомиться с жизнью Якова Юлиевича Бардаха отсылаем к ресурсу [7] в неисчерпаемом сейчас Интернете, а сами движемся дальше. 7 http://viknaodessa.od.ua/newspaper/news/?2730 Рядом с особняком Станции скорой помощи «стекляшка» – один из магазинов успешнейшей сети супермаркетов. Как и везде, в Одессе идёт укрупнение рынка: сети супермаркетов выкупают сколь-нибудь крупные магазины, так что несетевыми остаются только маленькие магазинчики «шаговой доступности». Разглядывая «стекляшку», Александр Александрович Генис либо его старший товарищ Борис Михайлович Парамонов, должно быть, сказали бы: «Победа этики над эстетикой». Действительно, здание из стекла и стали неэстетично смотрится в окружении старинных домов. Но неэтично заставлять родственников больных тащить им еду издалека – а питание в больницах сами знаете, какое. Мы поворачиваем направо для осмотра ещё трёх объектов. Два из них не относятся напрямую к тематике экскурсии, но представляют несомненный интерес. Во-первых, Храм Рождества Христова и Одесско-Балтская Епархия Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата. Этот патриархат самопровозглашён, то есть даже не попытался исполнить ни одну из множества формальностей, предусмотренных православным каноном для подобных случаев. Очень уж торопились его создатели исполнить придуманное ими же требование « независимой державе – независимую церковь » [8] , а ритуал в данном случае очень нетороплив (на создание Московского патриархата ушло более века) хотя бы потому, что требует согласия всех уже существующих патриархатов на каждый из множества этапов. Нарушение канона сделало Киевский патриархат, по христианской терминологии, безблагодатным: его священнослужители не обладают благодатью, передаваемой по эстафете от самого Христа по определённому ритуалу, и проводимые ими таинства не имеют священной силы. Более того, изначальное нарушение канона непреодолимо: если даже когда-нибудь в Киеве будет создан собственный патриархат, то с нуля – согласно канону и без участия кого бы то ни было из служителей (и даже прихожан!) нынешнего патриархата (если, конечно, они не пройдут надлежащие обряды покаяния и принятия вновь в лоно канонической церкви). Для авторов этой книги – атеистов – подобные правила выглядят странно, но для верующих очень значимы. Это видно хотя бы из того, что храм Рождества Христова – одна из всего двух церквей Киевского патриархата в Одессе. Достаточно посмотреть, какую площадь она занимает (а ведь в здании ещё размещается и аппарат епархии), чтобы понять соотношение, так сказать, сил Киевского и Московского Патриархата в Одессе. 8 В православии такой формулы нет. Например, церковь Кипра возглавляется архиепископом и в богослужебном отношении подчинена Греции, а церковь Греции в свою очередь управляется архиепископом и в богослужебном отношении считается самоуправляемой – автокефальной – частью Константинопольского патриархата. Далее мы должны осмотреть «циркульный корпус» – таково условное название закруглённого корпуса Одесской городской инфекционной больницы. Здание разрушается, на его месте планируют возвести новое, так что, как говорили после размещения американских ракет средней дальности в Европе: «Посетите Европу, пока она есть». Можем смело пройти через проходную: хотя больница и инфекционная, но во двор проход свободный – тем более что на территории находятся, как теперь принято, аптеки и независимые коммерческие диагностические центры. Мы рассматриваем одно из самым первых каменных сооружений Одессы. Великий Ришельё (мы много о нём рассказывали в первой книге), убедил императора Александра I: в новом портовом городе необходимо создать не только театр, но и Карантинную бухту, и карантинную инфекционную больницу. В итоге Ришельё добился создания проектов театра Одессы и карантинной инфекционной больницы у тогдашнего придворного архитектора Жана Франсуа Тома (Тома де Томона) – автора множества прекрасных зданий, из коих известнейшее нынче – биржа на стрелке Васильевского острова в Санкт-Петербурге. Как мы помним, театр Тома де Томона сгорел, и теперь Одесса имеет знаменитый Оперный театр, выстроенный по проекту австрийского архитектурного бюро зданий театров [9] Фердинанда Фердинандовича Фельнера и Хермана Готлиба Хайнрих-Адольф-Эрнстовича Хельмера. Больница «при смерти», но её ещё можно осмотреть. 9 Именно так: по проектам бюро построено не менее 48 – только в Вене 6! – театральных зданий. Тома де Томон работал во времена господства в Российской империи стиля классицизм и был сторонником гигантомании в архитектуре. К тому же отсутствие образцов больниц как типа архитектурных сооружений в ту эпоху привело к использованию распространённого образца дворца. Как говорилось на аукционе при продаже стульев Воробьянинова: «Стулья из дворца». А у нас – «больница из дворца». Точнее, Одесская городская больница внешне напоминает дворец, что сделало её уникальным сооружением города. Первая стадия строительства велась в 1804–1806-м годах – весьма небольшой срок для такого объёмного сооружения. Больница заработала уже в 1807-м. Тома де Томон погиб в 1813-м, упав со строительных лесов в Петербурге. В Одессе на стройке он не был; распространённая практика, несмотря на отсутствие мобильных телефонов с видеокамерой. Фельнер и Хельмер в Одессе тоже не были, а какой красавец театр получился! Как сказали бы сейчас специалисты по менеджменту – они правильно делегировали полномочия (ответ, кстати сказать, тем, кто требует немедленного присутствия президента на месте любой техногенной либо природной катастрофы). Извините, снова отвлеклись. В 1846–1848-м годах над галереями надстроили второй этаж, что повысило ёмкость помещений больницы без существенного изменения её архитектурного облика и без изменений первоначальной планировки Тома де Томона. Здание больницы имеет центральный корпус, закруглённые крылья – галереи (от них и получил название циркульный корпус), два боковых павильона, выходящих на красную линию улицы. Павильон справа от входа служил церковью для панихид по умершим. В больнице в 1856–1858-м годах работал выдающийся учёный и хирург Николай Иванович Пирогов. Так что наш Медин не менее логично, чем Винницкий, носил имя Пирогова. В циркульном корпусе в 1859–1870-м годах работал Николай Васильевич Склифосовский, заведуя хирургическим отделением. Преемники Склифосовского удалили Владимиру аппендикс. Прогресс медицины за 170 лет после открытия больницы позволил ему выжить и писать эти строки. Здание и спустя полтора века после окончания строительства впечатлило его высотой потолков, мощью деревянных дверей и мраморных лестниц, а также красотой помещений, использовавшихся как аудитории Медина. Добросовестно продолжая изучать всё связанное с Медином, проходим по Пастера ещё один квартал и переходим на чётную сторону, чтобы посмотреть на здание его кафедры иностранных языков. Симпатичный отдельно стоящий особнячок – не вполне типичное здание для Одессы, застроенной в основном многоквартирными доходными домами. Кстати, напротив – тоже симпатичный особнячок, к тому же прекрасно отремонтированный. Это – бактериологическая лаборатория инфекционной больницы. Мы же стоим у здания, где в советское время, когда практически все ВУЗы готовили офицеров запаса, размещалась военная кафедра Медина. А до революции здесь размещалась, выражаясь сухим энциклопедическим языком, «Первая в России и вторая в мире бактериологическая станция». Мы видим удивительно точную одесскую топонимику: адрес здания – Пастера, № 2, а находится оно недалеко от начала улицы Мечникова. Как мы знаем, именно эти два великих деятеля науки заложили основы современной бактериологии. Рассказ о всех перипетиях, связанных с открытием станции, отнял бы у нас добрых три – четыре часа – много даже для самых терпеливых слушателей. Но нельзя не рассказать о следующем. Одесса, как любой открытый миру портовый город, регулярно страдала от инфекционных эпидемий. Последние заболевания чумой в Одессе официально зарегистрированы в 1911-м году, а холерой – даже в 1970-м [10] . Не удивительно, что именно городские власти Одессы уделили столько внимания внедрению самых передовых методов борьбы с инфекционными заболеваниями. 10 О «советской холере» живописно рассказывает Жванецкий в монологе «Холера в Одессе») Прежде всего, в Париж к Пастёру по настоянию работавшего в Одессе Ильи Ильича Мечникова (будущего Нобелевского лауреата) был командирован молодой врач Николай Фёдорович Гамалея (будущий лауреат Сталинской [11] премии). Работа Николая Фёдоровича у Пастёра проходила по классическому принципу, сформулированному Нильсом Хенриком Давидом Христиановичем Бором: « если у Вас есть яблоко, и у меня есть яблоко, после обмена у нас останется по яблоку. Но если у Вас есть идея, и у меня есть идея, то после обмена у нас будет по две идеи ». 11 Премиальный фонд состоял из гонораров за публикации трудов самого вождя и нескольких его ближайших соратников. Сам он возглавлял комиссию по присуждению премий и, судя по ходу обсуждений на заседаниях комиссии, ухитрялся лично знакомиться со всеми трудами, представленными на премию. Пока Гамалея не поделился своими идеями, Пастёр не спешил раскрывать свои. Он планировал быть монополистом и делать вакцинации исключительно в Париже. Но присутствие, как сказали бы сейчас, «ограниченного контингента» искусанных бешеными зверями российских граждан в Париже не радовало местных жителей. К тому же Пастёр понял: временной фактор – ключевое звено на пути к успеху. В итоге он передал необходимый материал для приготовления вакцин в Одессе. Одновременно с командировкой Николая Фёдоровича в Париж Мечников с упоминавшимся совсем недавно Бардахом начали приём больных… в квартире Гамалеи на Канатной, № 14. Кстати, именно этим они на месяц опередили столицу, что и позволяет писать в энциклопедиях: «Вторая в мире бактериологическая станция открыта в Одессе». Изящный ход не оценили соседи по дому, и станции пришлось переехать на улицу Гулевую (ныне Льва Толстого), № 4, где она занимала уже 13 комнат. В октябре 1893-го года великий Городской голова Одессы Григорий Григорьевич Маразли предложил Городской управе, что он за свои деньги построит для станции специальное здание. Это предложение « было с благодарностью принято » и уже 4-го ноября выделен участок для строительства. Многократно упоминавшийся в нашей первой «одесской» книге архитектор Юрий Мелентьевич Дмитренко практически за год построил это изящное здание. Открытие состоялось 5-го января 1895-го года. К сожалению, сам Маразли по болезни отсутствовал, а вскоре и вовсе ушёл в отставку с должности Городского Головы. Желающие более подробно изучить славную историю одесской бактериологической станции, могут заглянуть на сайт [12] . Продолжаем движение. Честное слово – по пути у нас много интересного. 3. Императорское Русское техническое общество Мы можем перефразировать строки песни «Кудой в Одессе ни пойдёшь, тудою выйдешь прямо к морю». Применительно к нашему маршруту «… Тудою выйдешь к факультету». Или к другому зданию, связанному с ВУЗом. Убедимся в этом немедленно. 12 http://www.sergekot.com/hersonskaya-2-bakteriologicheskaya-stantsiya/ – как всё же удобно стало с появлением Интернета! Сейчас уже трудно поверить, сколько сил потратил Владимир в школе, собирая материал по этой теме. Наша школа располагается по адресу Льва Толстого, № 8 рядом с особняком Бардаха и через дом от второго местоположения Бактериологической станции – это вдохновляло, но сбор материала не облегчало. Для этого пройдём ещё буквально пару шагов вдоль здания бактериологической станции и завернём за угол. Мы в начале Старопортофранковской улицы. Об эпохе порто-франко и о её роли в становлении Одессы мы рассказывали в нашей первой книге. Поскольку улица была пограничной, на её чётной стороне (внешней по отношению к территории порто-франко) не было жилых домов, дабы затруднить контрабандистам строительство тоннелей. За прошедшие полтора века несколько жилых домов на этой стороне улицы появилось, но большую её часть по сей день составляют учреждения и скверы. Так, первое здание (имеющее формально адрес: улица Мечникова, № 2) – Стоматологическая клиника Медина, второе здание (с адресом: Мечникова, № 2/3) – библиотека Медина. Далее начинаются здания на красной линии, И первые же из них – здания факультета! Старопортофранковская, № 2/4 – художественно-графический факультет Южноукраинского национального педагогического университета имени Константина Дмитриевича Ушинского, проще говоря – «худграф Педина». О ВУЗе мы подробнее поговорим, осматривая другие его корпуса на той же Старопортофранковской. Сейчас же интересно отметить: здания, где разместился «худграф», построены тем же Ю. М. Дмитренко. Он же построил и здание «Толстовской скорой помощи» – его мы осматривали в Валиховском переулке. Это неудивительно: Юрий Мелентьевич построил в Одессе свыше 40 домов. Среди его творений – прекрасная гостиница «Лондонская» на Приморском бульваре, мощное здание Крестьянского банка на Маразлиевской. Рассматриваемые нами строения скромнее, но тоже очень симпатичные. Это был комплекс помещений Народного училища и Дневного детского приюта. В здание худграфа упирается улица Княжеская. Прежде всего посмотрим на удивительные полукруглые балконы углового дома. Трамвай, сворачивающий прямо под окнами со Старопортофранковской на Княжескую, своим шумом, конечно, снижает ценность квартир с этими балконами, но всё равно порой завидуешь владельцам такого своеобразного жилья. На нечётной стороне Княжеской стоят два особняка, облицованных кирпичом. В ближайшем из них – кафедра микробиологии, вирусологии и иммунологии всё того же Медина. Второе здание, медленно, но верно разрушающееся на углу Княжеской и Новосельского, обросло многочисленными легендами. Несмотря на высокую степень разрушения, следы былой мощи и красоты ещё видны. Поскольку на фронтоне проступает чертежный угольник, а сам дом несколько мрачноват, большинство считает, что перед нами здание масонской ложи. На самом же деле здесь размещалось отделение Императорского Русского технического общества (ИРТО). Здание рухнуло 20 июня 2016 года. Как и в случае «Бактериологической станции», даже краткий рассказ о заслугах одесского отделения Русского технического общества займет очень много времени. Поэтому отметим только такие факты: • одесское отделение ИРТО создано уже в 1871-м году – через четыре года после принятия решения о создании таких отделений и четвёртым в Российской империи; • здание для отделения строил архитектор Александр Иосифович (Осипович) Бернардацци – он построил также здания новой Биржи и гостиницы «Бристоль» (двух несомненных шедевров одесской архитектуры); внутренние интерьеры спроектировал Герман Карлович Шеврембрандт – его мы знаем как архитектора лютеранской церкви святого Павла (кирхи); • 15-го сентября 1897-го года в рассматриваемом нами здании Александр Степанович Попов в рамках «IV совещательного съезда железнодорожных электротехников и представителей службы телеграфа русских железных дорог» произвёл опыты по, как тогда говорили, «беспроводной передаче депеши». Кроме делегатов, прибывших со всей Империи, на докладе присутствовали работники почтово-телеграфного ведомства Одессы, офицеры технических войск, командиры и офицеры находившихся в Одесском порту и на рейде кораблей, преподаватели и студенты. • Именно техническое общество выступило с инициативой организации в Одессе политехнического, экономического и хлебопромышленного института. Все эти институты не только созданы, но и работают до сих пор. После революции в здании находился Институт редких металлов и опытное производство физико-химического института АН УССР. Деятельность института редких металлов была засекречена, что порождает не меньше легенд о хранящихся в здании сокровищах, чем угольник на фронтоне. Плачевное состояние здания, с которым связано так много важных событий одесской истории, не может не огорчать. Парадокс заключается в том, что статус объекта, охраняемого государством, только мешает его спасению. Если, например, в Чехии замок, нуждающийся в реставрации, за одну крону продают тому, кто берётся его реставрировать, то у нас государство, грубо говоря, ведёт себя как «собака на сене». При этом табличка «Охраняется государством» у таких разрушающихся объектов выглядит просто дискредитирующей само государство. К сожалению, в Одессе это мы можем встретить неоднократно. Вот и здание ИРТО рухнуло 20-го июня 2016 года. Скажем ещё пару слов о здании, занимаемом кафедрой микробиологии. Оно стилистически сходно со зданием ИРТО не случайно. В нём размещалась школа десятников строительного дела, существовавшая при одесском отделении инженерного общества. Причём здание построено в 1902-м году специально для этой школы. Школа была весьма серьёзным учебным заведением – сначала двухлетним, потом трёхлетним. Интересно отметить, что в нём преподавались не только технические дисциплины, но и общеобразовательные. Так, русскую словесность преподавал Пётр Васильевич Катаев – отец писателей Валентина и Евгения (второй писал под псевдонимом Евгений Петров). Мы всё время натыкаемся на такие совпадения: в школе десятников преподавал отец Катаева и Петрова; Ляпунов слушал лекции Менделеева по химии, его оппонент по докторской диссертации – Николай Егорович Жуковский, а женился Ляпунов на племяннице Ивана Михайловича Сеченова, улицу чьего имени мы как раз сейчас пересекаем, двигаясь по Княжеской от Старопортофранковской. Можно сказать: «Тесен мир», но точнее сформулировал наш знакомый – «прослойка узкая». Эта узость ощущается даже сейчас. И, безусловно, куда острее была в России конца XIX века, когда грамотные люди составляли по данным переписи 1897-го года 21 % населения, а выпускник университета был один примерно на 1000 человек. 4. «Горьковка» и окрестности Мы пересекли переулок Сеченова и продолжаем двигаться по Княжеской. Красивый дом № 8 памятен нашей семье. В нём с 1966-го года жили наши дедушка и бабушка по материнской линии. Они занимали прекрасную 30-метровую комнату с высоким потолком: зеркало голландской печи украшал барельеф рыцаря, паркет в комнате был дубовый. Но таких красивых комнат в квартире было семь, и в каждой жила семья. Из примет быта коммуны – в комнате располагался выключатель, обесточивающий электрические выключатели в ванной, туалете и на кухне, чтобы «соседи-враги» (меткое для коммун выражение Александра Сергеевича Пушкина) не пользовались вашей лампочкой, посещая туалет. Со смерти бабушки прошло 30 лет, но мы как сейчас помним туалет с семью голыми лампочками в патронах и семью унитазными кругами на гвоздиках. Дедушка был человеком передовых убеждений. Так, ещё в начале 1950-х он работал в Москве и звал в столицу всю семью. Но к нему не прислушались, и завершал он свой век, как и большинство коренных одесситов, в коммуне, где ему даже не удалось убедить соседей объединить электросети мест общего пользования и убрать из коридоров могучие шкафы. Квартира очень большая, её не успели выкупить, как подоспели более привлекательные дома – новострои. Так что, судя по входной двери в квартиру, там всё без изменений. Ещё одна забавная деталь: нам запрещалось выходить на балкон – он считался аварийным. В конце концов соседи пробили свою дверь на этот же балкон, потом поставили на нём перегородку, затем на своей части поставили оконные рамы, сделав её закрытой – лоджией. «Аварийный» балкон всё выдержал и стоит до сих пор. В соседнем доме – ещё один объект, связанный с темой экскурсии: одесское областное базовое медицинское училище. В период нашей молодости в Одессе было три медучилища, теперь – после реорганизаций и слияний – осталось одно. Якоря у входа показывают: оно некогда было с военно-морским уклоном. Несмотря на значительные заслуги одесского Медина, нельзя не отметить: в определённый период вероятность поступления в него горожан, особенно «из служащих» (а уж «лиц еврейской национальности» и подавно), была строго равна нулю. Так что люди этих категорий, не мыслившие себя вне медицины, избирали долгий путь: медучилище – работа на скорой помощи – мединститут (как правило, не одесский). Так поступили и двое товарищей Владимира. Один теперь живёт в Чикаго, другой – в Сиднее. Несправедливый «запрет на профессию» вряд ли был единственной причиной их отъезда, но уж точно не противодействовал ему. У Анатолия есть изящное объяснение причин господствовавшей практики. По его мнению, таким способом отсекали тех, кто благодаря хорошему воспитанию и образованию имел заведомое преимущество на экзаменах, дабы выявить тех, кто обладает лучшим потенциалом для дальнейшего обучения. Но тут мы сделаем беспрецедентное для соавторов заявление: так думает только Анатолий, а Владимир считает, что столь тонко рабоче-крестьянская власть не думала, а просто проявляла примитивное недоверие к передовой и образованной части своих граждан. Мы завершили петлю походов и вновь вышли на Ольгиевскую улицу. Один квартал вниз до Пастера. Слева – дом по Ольгиевской, № 10. В нём жил Главный конструктор ракетно-космической техники, конструктор двигателей наших ракет Валентин Петрович Глушко. Чтобы заинтриговать экскурсантов личностью Глушко, достаточно сказать: – Вы знаете Главного конструктора ракетно-космической техники Сергея Павловича Королёва? Глушко был его начальником… Конечно, Валентин Петрович не был начальником СП (так называли Королёва «за глаза» его сотрудники) в то время, когда Королёв руководил подготовкой к запуску первого спутника, а потом и первого космонавта. В это время Глушко был «всего лишь» главным конструктором разгонных двигателей ракет (за тормозные и управляющие двигатели отвечали другие – на своих направлениях тоже главные – конструкторы). Поскольку сотрудничество двух главных конструкторов происходило в постоянной конкуренции [13] , Глушко говорил: 13 Точнее, в соревновании. Конкуренция – всего лишь один из видов соревнования. Он затрудняет использование достижений других соревнующихся для совершенствования собственных творений, зато позволяет добиваться победы устранением прочих участников. Поэтому другие варианты зачастую эффективнее. – Что такое ракета-носитель? Обыкновенная труба, к которой прикреплены мои двигатели. Валентин Петрович родился в Одессе в 1908-м году, окончил фактически то же реальное училище, что и Лейба Давидович Бронштейн – впоследствии Лев Троцкий (при Троцком это было училище святого Павла, при Глушко уже IV Профтехшкола имени Троцкого). Затем закончил Лениградский университет и работал в Газодинамической лаборатории (той, что размещалась, как ни странно, в Петропавловской крепости). В 1936-м году началось сотрудничество Глушко и Королёва – первый разработал жидкостный ракетный двигатель для крылатой ракеты второго. Начальником Королёва Глушко был в Казани, когда отбывал срок в должности главного конструктора КБ спецотдела НКВД [14] при моторном заводе № 16. Собственно, именно Глушко «вытребовал» Королёва – тоже заключённого, работавшего в подчинённом НКВД авиационном конструкторском бюро на верхнем этаже главного корпуса Центрального аэрогидродинамического института – на это предприятие. Затем обоих направляют в Германию – собирать всё, что связано с немецкой ракетной программой, причём Глушко командируется в звании полковника, а Королёв – подполковника. 14 Были в советское время и такие варианты «отсидки»: когда специалистов мало – грешно использовать не по специальности даже тех, кто считается преступником. Но потом – в совете главных конструкторов – Королёв занимает лидирующее положение. Именно с ним прежде всего связаны непревзойдённые успехи советской космической программы: первый спутник, первый научный спутник, первый снимок невидимой стороны Луны и, наконец, первый человек в космосе. Глушко занимает пост Королёва в мае 1974-го – через 8 лет после смерти СП и после снятия с этой должности соратника Королёва Василия Павловича Мишина. При этом путём слияния ОКБ, основанного Глушко, и КБ, руководимого ранее С. П. Королёвым, создаётся НПО «Энергия». По инициативе Валентина Петровича свёрнуты работы по лунной ракете Н-1. Технически значимых причин для такого решения немало. Но многие специалисты, знающие характер Глушко, полагают: хватило бы и того, что на Н-1 стояли, да ещё в громадных количествах (30 на 1-й ступени, 8 на 2-й, 4 на 3-й, 1 на 4-й) двигатели КБ Николая Дмитриевича Кузнецова (до того занимавшегося только авиамоторами; известнейший из них – турбовинтовой НК-12 – использован на грузоподъёмнейшем в своё время – до 80 тонн полезной нагрузки – транспортном самолёте Ан-22, летающем по сей день стратегическом бомбардировщике Ту-95 и его пассажирском варианте Ту-114). Вместо Н-1 по предложению и под руководством Глушко создана многоразовая космическая система «Энергия». Увы, неурядицы перестроечного и постсоветского времени позволили всего однажды – 15-го ноября 1988-го года – использовать её для вывода в космос полезной нагрузки – тоже многоразового и тоже добравшегося до космоса лишь однажды, да ещё без экипажа, корабля «Буран». Глушко возглавлял работы по совершенствованию пилотируемых космических кораблей «Союз», грузового корабля «Прогресс», орбитальных станций «Салют», созданию орбитальной станции «Мир». Как и положено человеку такого масштаба, Валентин Петрович был честолюбив. Рассказывают: он лично выбирал место для бюста, положенного ему как дважды Герою Социалистического труда, и остановился на Приморском бульваре Одессы около Воронцовского дворца. Почётнее не придумаешь. Бюст министру обороны СССР – тоже уроженцу Одессы – Родиону Яковлевичу Малиновскому установлен, пожалуй, в чуть менее престижной точке. Но Валентин Петрович немного перестарался – в связи с задачей сохранения исторического облика бульвара бюст перенесли в спальный район города и установили в начале улицы, носящей имя академика Глушко. Опять точная одесская топонимика – улица перпендикулярна улице академика Королёва. Замечательный эпизод, характеризующий Глушко-человека, приводит в своих воспоминания академик Борис Евгеньевич Черток: « Когда хоронили Королёва, мы вместе выходили из Дома союзов. Глушко совершенно серьёзно сказал: «Я готов через год умереть, если будут такие же похороны» ». Валентин Петрович умер не в 1967-м, а в 1989-м году, и похороны действительно были не такие, как у Королёва… Для детального изучения ВУЗов Одессы с угла Ольгиевской и Пастера мы движемся по Пастера налево к дому № 16. В нём находится Центр подготовки и аттестации плавсостава – частное высшее учебное заведение. В своё время это был факультет последипломного образования Одесского Высшего инженерного морского училища. Следуя недобрым традициям времени, сначала приватизировали, точнее «прихватизировали» крупнейшую судоходную компанию мира – Черноморское морское пароходство, затем приватизировали и факультет. Но сильные традиции подготовки моряков, к счастью, остались. В результате на сегодня Украина практически не имеет своего флота, но занимает третье – четвёртое место в мире как страна-поставщик рабочей силы на морском рынке труда. Поскольку на этом рынке очень жёсткие требования по регулярной переподготовке, а сам рынок даёт очень приличный заработок, в районе трёх кварталов от Центра невозможно припарковать автомобиль – поток учащихся Центра подготовки не иссякает. Вернувшись к углу Пастера и переулка Ляпунова, мы видим здание, построенное в каком-то античном стиле. Это здание Одесской национальной научной библиотеки имени Максима Горького (Алексея Максимовича Пешкова). До революции библиотека была имени императора Николая II: « Государь Император, по всеподданнейшему докладу Министра Внутренних Дел, в 6-й день ноября 1907 г. Высочайше соизволил наименование Одесской Городской Публичной Библиотеки именем «Императора Николая II» ». Занятно, что докладывал на эту тему министр внутренних дел. Также видно, почему у Остапа Бендера, держащего речь перед будущими членами секретного «Союза меча и орала», из дореволюционных оборотов речи в голове вертится « Милостиво соизволил повелеть ». В череде наименований в честь Максима Горького, эпидемически охвативших СССР после долгожданного возвращения пролетарского писателя с острова Капри (то есть из фашистской Италии, кстати сказать), именем Горького названа и наша библиотека. Переименование справедливое: Горький говорил, что « лучшим во мне я обязан книгам »; последний русский император не мог бы подписаться под этими словами. Кстати, эта волна переименований вдохновила уроженца австровенгерской части Польши, неутомимого сочинителя антисоветских анекдотов (и героя множества несомненно сочинённых другими – но не менее антисоветских – анекдотов) – а по совместительству ещё и члена Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала, члена Центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии (большевиков), организатора нескольких попыток коммунистических восстаний и государственных переворотов в разных странах (в том числе, по официальным данным, и в СССР – за что и осуждён в 1937-м на 10 лет лишения свободы, но через 2 года убит в тюрьме уголовниками, не выдержавшими остроты его языка) – Карла Бернгардовича Собельсона, более известного под псевдонимом Радек, на шутку: « У нас теперь есть улица Максима Горького, есть самолёт Максима Горького, есть заводы Максима Горького, есть город Максима Горького – не назвать ли всю нашу советскую жизнь максимально горькой? » Те, кто хоть немного знаком с историей Одессы, не удивятся тому, что открытая по указу Николая I городская публичная библиотека была второй в России после Санкт-Петербургской. Её открыли 15-го (по григорианскому календарю – 27-го) апреля 1830-го года, причём с задержкой на несколько месяцев – из-за очередной эпидемии чумы. Губернатор Новороссийского края и Бессарабии граф М. С. Воронцов, по чьему ходатайству и открыта библиотека, пожертвовал ей 600 томов французских классиков в роскошном издании Дидо. Этот благородный поступок подхватили и развили другие знаменитые одесситы. На протяжении XIX века фонды библиотеки непрерывно пополнялись, в том числе и пожертвованиями. Так, городской голова Г. Г. Маразли передал ей 10 000 томов, а граф М. М. Толстой – свыше 40 000 томов (!). В результате библиотека уже просто не помещалась в здании на Николаевском (Приморском) бульваре. В 1883-м году для нее и музея общества истории и древностей на деньги Маразли выстроено отдельное здание. Сейчас это здание Археологического музея. Но и его оказалось недостаточно. В 1901-м году Михаил Михайлович Толстой-младший – как попечитель библиотеки – пишет в Городскую управу записку с предложением выстроить для библиотеки отдельное здание. Получается совсем по Бисмарку – «русские долго запрягают, но быстро ездят». Только в марте 1904-го в городскую думу внесён вопрос о постройке нового здания библиотеки. Строительство здания отнесено к «насущным нуждам» Одессы, для удовлетворения которых получен заём в 10 млн. рублей, из них 200 тысяч выделено специально для строительства нового здания. Закладка состоялась 19-го апреля 1905-го года, а уже 19-го февраля 1907-го – завидная даже по нынешнему времени скорость – городская библиотека приняла посетителей в новом прекрасном здании, выстроенном архитектором Фёдором Павловичем Нестурхом. Новое девятиэтажное книгохранилище, расположенное вдоль переулка Ляпунова, построено в 1968-м году. Если – из уважения к гостям города – нас пропустят внутрь библиотеки, мы сможем полюбоваться прекрасными интерьерами, старинными лампами под зелёными абажурами в главном читальном зале и насладиться его удивительно одухотворённой тишиной. Читальный зал «Горьковки» (так называют библиотеку в Одессе), несомненно, сходен по внешнему виду с читальным залом «Ленинки» (так называли в своё время главную библиотеку СССР). Это сходство, однако, вряд ли вызвано дружбой Горького и Ленина – тем более, что их отношения были достаточно сложны. Михаил Михайлович Толстой продолжал оставаться попечителем библиотеки, выделяя ей ежегодно от 500 до 2000 рублей. При этом, как мы помним, он ещё и содержал станцию «Скорой помощи», помогал городскому театру, картинной галерее, различным лечебницам и приютам. В 1909-м году, « ценя огромные заслуги, благотворительную и гуманную деятельность », Городская Дума избрала Михаила Михайловича почётным гражданином Одессы. Закончилось всё достаточно традиционно. В декабре 1919-го года граф написал письмо-распоряжение « Желая пополнить некоторые отделы Одесской городской публичной библиотеки, я передаю ей в полную собственность всё собрание принадлежащих мне книг ». В январе 1920-го граф М. М. Толстой эмигрирует, а в апреле 1927-го – в 64 года – умирает в Женеве. Окончание жизни в Швейцарии с учётом явного отсутствия языкового барьера отнюдь не представлялось трагическим советским людям, мечтавшим хоть краем глаза посмотреть на заграницу. Собственно, удивительный парадокс траектории движения к коммунизму заложил первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв своим лозунгом « Догоним и перегоним Америку » [15] , после чего западный мир и вовсе представлялся неискушённому гражданину СССР раем на Земле. Открытие границ, увы, быстро доказало: всё это далеко не так, как полагали мы с подачи Хрущёва. Но граф Толстой скорее всего думал на чужбине вовсе не о материальной стороне жизни. Преданность родному городу, желание быть полезным и нужным Одессе, одухотворявшие всю его жизнь, делали пребывание даже в уютной Швейцарии грустным и нерадостным. 15 Сам лозунг возник ещё в начале индустриализации – но как призыв освоить все технические и организационные достижения запада, после чего на их основе создать нечто ещё совершеннее. Хрущёв же публично трактовал его как необходимость двигаться строго по американскому пути, но быстрее. Наследие Толстого и ещё множества замечательных людей не пропало (и по мере нынешних скромных возможностей приумножается по сей день). Нынешний фонд областной государственной научной библиотеки соответствует требованиям всей обширной одесской системы науки и образования. Авторы не раз убеждались в этом, обнаруживая там всё нужное для их собственных многообразных занятий и увлечений. В частности, Анатолий обнаружил: в тематическом каталоге половину стандартного картотечного ящика занимают карточки книг о Дворце советов СССР (то есть в библиотеке примерно 300–400 книг на эту тему) – и прочёл их все. Вообще он впервые попал в Горьковку сразу после перехода на третий курс (как только позволили правила научной библиотеки) и в последующие лет пятнадцать проводил там в среднем по 4–5 часов в сутки. Одно время имел даже читательский билет № 1 – то есть к концу срока действия предыдущего билета оказался первым, кто пришёл в библиотеку в новом году. Нынче трудно представить себе сбор сведений по какой-то теме без доступа к Интернету, без систем поиска по ключевым словам и фразам (а слово «выгуглить» стало едва ли не популярнейшим синонимом слова «найти»). По обширному опыту смеем заверить: читать книги по сей день удобнее на бумаге, а не на экране, да и тематические каталоги не уступают поисковым машинам хотя бы потому, что выдают меньше случайных совпадений. Правда, для использования тематического каталога желательно иметь хотя бы самое общее представление и о самом изучаемом предмете, и об его связях с другими областями знаний и деятельности. В идеале такие представления образуют целостную картину мира – понимание основных закономерностей, чьё взаимодействие формирует всё многообразие наблюдаемых в нём явлений и процессов. В те времена, когда мы учились, формирование такой картины было если не явно заявленной, то по меньшей мере понятной каждому задачей средней и высшей школы. К сожалению, реформы образования в последние десятилетия нацелены на разрушение целостности восприятия – прежде всего путём упомянутого выше отката к фактоцентризму. Человек, в полной мере соответствующий целям американской очень средней школы и европейского болонизированного ВУЗа, должен не просто не знать общих закономерностей, а не иметь даже возможности подумать об их существовании. По счастью, сформировать – хотя бы в самых общих чертах – целостную картину мира можно сравнительно быстро. По нашим наблюдениям, для этого достаточно прочесть в нижеуказанном порядке и хорошенько обдумать всего 4 книги: Фридрих Фридрихович Энгельс – «Анти-Дюринг»; Станислав Самуилович Лем – «Сумма технологии» (с нею авторы впервые познакомились как раз в Горьковке); Ричард Клинтон Клинтон-Джонович Докинз – «Слепой часовщик»; Дэвид Элиэзер Оскарович Дойч – «Структура реальности». Конечно, это даст лишь общие контуры целостной картины. Зато в дальнейшем все вновь узнаваемые факты и закономерности будут ложиться в неё (а значит, легче запомнятся и станут понятнее), дополнять её, уточнять и указывать на её места, нуждающиеся в доработке или даже пересмотре. От библиотеки идем по нечётной, «то есть левой стороне улицы в сторону возрастания номеров (то есть от моря). Квартал небольшой, но запоминающийся: рядом с библиотекой расположен театр кукол (он ранее располагался в другом здании – на Пастера, № 62, недалеко от института, где мы учились – и переведен на новое место – Пастера, № 15 – в 1988-м, поскольку старое здание вернули общине евангельской пресвитерианской церкви), а на углу с Конной – здание Украинского театра. С учётом музыкального характера украинцев театр даже официально называется «музыкально-драматический». Здание строилось примерно в те же годы, что и библиотека – с 1900-го по 1903-й. Вообще практически всё, что мы видим сейчас в центре Одессы, построено в исторически кратчайший для городов период – примерно за 40 лет: с 1875-го и до начала первой мировой войны. Можно только догадываться, какое великолепие архитектуры предстало бы перед нами, если бы расцвет Одессы не прервала Первая мировая война. Театр, ныне ставший украинским, строил известный певец и театральный деятель Александр Иллиодорович Сибиряков на свои средства (он происходил из киевской семьи сахарозаводчиков) – как театр русской драмы. Театр открылся 16-го октября 1903-го года спектаклем по пьесе Льва Николаевича Толстого «Плоды просвещения». Номер здания был 13. Примета оправдалась: театр начали преследовать пожары – в 1906-м году, затем – в 1912-м и наконец, сокрушительный в 1914-м. Несмотря на начавшуюся войну и катастрофический характер повреждений, театр восстановили (с существенным, правда, изменением внешнего вида). Так сильна тяга одесситов к искусству. Напротив театра доходный дом, неуловимо напоминающий, выражаясь словами Ильфа и Петрова, «ассирийско-вавилонский» [16] стиль филармонии. Не удивительно: архитектор дома (известного, как и все значительные здания в Одессе, по имени владельца – дом Доппельмайера) – тот же Александр Осипович Бернардацци, что строил и биржу. 5. Сеченов, Мечников и (не)примкнувший к ним Крейн По диагонали от здания театра дом с двором, открытым на улицу. Как мы уже упоминали, прогуливаясь по переулку Ляпунова – несколько необычное зрелище для Одессы. В результате интересующая нас мемориальная табличка расположена не на фасаде здания, а на дворовом флигеле, да ещё на уровне второго этажа. Но мы не пропускаем её, поскольку надпись гласит: 16 Так Иполлит Матвеевич Воробьянинов оценил новое здание биржи Старгорода, когда вернулся с Еленой Станиславовной Боур из Парижа – явная отсылка к зданию Новой Одесской биржи (см. полный текст романа «Двенадцать стульев»). « В этом доме жил и работал Илья Ильич Мечников ». Надпись повторяется на украинском языке (для желающих изучать украинский в ходе прогулок по Одессе) « В щм будинку мешкав i працював 1лля 1лл1 ч Мечшков ». Для русскоязычного экскурсанта таинственным является слово «мешкав» (дословно – обитал) с учетом существования оборота «не мешкая». Для украиноязычного не менее удивительно слово «Ц1 м», какое-то китайское оно, право. Нормальный перевод должен быть, конечно «В цьому будинку жив i працював…» Замечательны ещё две вещи. Во-первых, не указано, кто такой Илья Ильич Мечников. В каком-то смысле это приятно. Так скульптор Вениамин Борисович Пинчук и архитектор Сергей Борисович Сперанский отказались от надписи, устанавливая памятник Ленину в Кремле. « Почему нет надписи? » – спросила конкурсная комиссия. « Потому что это Ленин » – лаконично ответили авторы. Аргумент был принят. Будем надеяться, что лаконизм нашей мемориальной доски продиктован подобными соображениями. Второй факт удивительнее. В фундаментальной монографии [17] Миньоны Исламовны Яновской «Сеченов» написано «В конце августа (1871-м года – A. B., В. В.) Сеченов со своим ассистентом Спиро выехал в Одессу. Мечникова не было, когда Иван Михайлович приехал туда. Но, как и было договорено, Сеченов снял квартиру по соседству с квартирой Ильи Ильича на Херсонской улице, у домовладелицы Соколовской». Далее подробно описывается вынужденно-холостяцкий быт живущих как соседи учёных. Так что мы исходим из того, что стоим перед домом, где жили и Сеченов, и Мечников, а мемориальной доски Сеченову нет просто по рассеянности. 17 http://www.rulit.net/books/sechenovread-291524-101.html Мечникова мы упоминали в связи с организацией бактериологической станции, а Сеченова – только как родственника Ляпунова. Поэтому скажем о нём ещё несколько слов. Если заглянуть в Интернет-энциклопедию, то можно решить, что мы смотрим статью об Онотоле на сайте «Упячка», а не о Иване Михайловиче Сеченове на сайте «Википедия»: «Иван Михайлович Сеченов (1 (13) августа 1829 – 2 (15) ноября 1905) – русский физиолог и просветитель, публицист, мыслитель-рационалист, создатель физиологической школы, учёный-энциклопедист, биолог-эволюционист, психолог, антрополог, анатом, гистолог, патолог, психофизиолог, физико-химик, эндокринолог, офтальмолог, гематолог, нарколог, гигиенист, культуролог, приборостроитель, военный инженер. М. Е. Салтыков-Щедрин полагал, что русским, подобно тому, как французы считают Бюффона одним из основоположников своего литературного языка, следует также почитать и И. М. Сеченова как одного из основателей современного русского литературного языка». Далее – «Создатель объективной теории поведения, основоположник современных молекулярной физиологии, клинической патофизиологии, клинической лабораторной диагностики, психофизиологии, наркологии, гематологии, нейроэндокринологии, нейроиммунологии, молекулярной медицины и биологии, протеомики, биоэлементологии, медицинской биофизики, медицинской кибернетики, авиационно-космической медицины, физиологии труда, возрастной, сравнительной и эволюционной и биохимии». И «на закуску» – «Труды Сеченова и его пример оказали влияние и до сих пор продолжают оказывать влияние на развитие психологии, медицины, биологии, естествознания, нефтегазодобычи, газотранспортной отрасли, теории познания, правозащитного, женского, рабочего и профсоюзного движения». Впечатление, что статья описывает деятельность не сына скромного помещика и его бывшей крепостной, а результаты работы какого-нибудь отделения Академии наук в составе нескольких НИИ. Нельзя не добавить: Сеченов – редактор первого русского перевода труда Дарвина «Происхождение человека»; его театральные познания были настолько глубоки, что драматург Островский написал статью «Актёры по Сеченову»; сам Сеченов написал – хотя и не издал – учебник по высшей математике. Зато его классический труд «Рефлексы головного мозга» написан для некрасовского «Современника» в 1866-м году. Последний факт – просто иллюстрация слов нобелевского лауреата Ричарда Фейнмана «Если вы учёный, квантовый физик, и не можете в двух словах объяснить пятилетнему ребёнку, чем вы занимаетесь, – вы шарлатан». Многие считали, что его роман и брак описал Николай Гаврилович Чернышевский в романе «Что делать» (Кирсанов = Сеченов, Вера Павловна = Мария Александровна Обручева – по первому мужу Бокова). Странно, что жизнь Сеченова не описал Валентин Саввич Пикуль в каком-нибудь своём историко-авантюристическом романе. Возможно, даже ему было бы не под силу охватить весь диапазон талантов этого человека и описать хотя бы часть яркой и разнообразнейшей жизни Сеченова. Нам – одесситам – наиболее интересно то, что этот необычайный человек в 1871–1876-м годах заведовал кафедрой физиологии Новороссийского университета в Одессе. Дискутируя с физиком Робертом Джоновичем Хуком [18] по поводу корпускулярной либо волновой природы света, Исаак Исаакович Ньютон сказал: «Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов». Хук был небольшого роста, так что эта популярная ещё в античности фраза обрела и ехидный оттенок. Кстати, в этой дискуссии правы оказались оба – свет, как мы теперь знаем, имеет свойства и волны, и частицы. Но как быть, если два гиганта стоят рядом? Впечатление от их деятельности можно недооценить: ведь сравнивая сделанное только ими самими, мы как бы смещаем масштаб. 18 В старой русской традиции передачи иноязычных имён, опирающейся на нижненемецкое – бытующее в низовьях Рейна – произношение, его называют Гук. Подобное наблюдается в архитектуре. Например, первое впечатление от собора Святого Петра в Риме: он не так велик, как мы ожидали. Дело в том, что все детали фасада хотя и громадны, но столь пропорциональны, что глазу вначале не за что зацепиться, и здание кажется меньше, чем оно есть на самом деле. Только сравнивая стоящих у фасада людей с размером базилики, можно постепенно осознать: перед нами самый большой собор в мире. Кстати, аналогичный архитектурный приём в оформлении физического и химического факультетов МГУ: вроде бы обычные «сталинские» пятиэтажные здания, все архитектурные элементы фасада пропорционально укрупнены – издалека сразу и не оценишь. Только подойдя к зданию вплотную (а ещё лучше – войдя внутрь: один из авторов не раз выступал там с публичными беседами), понимаешь: каждый этаж по высоте вдвое больше привычных по жилым зданиям. Поэтому, переходя к перечню научных достижений второго российского лауреата Нобелевской премии И. И. Мечникова (первым был в 1904-м году Иван Петрович Павлов), мы, если хотим правильно оценить масштаб этой личности, не должны сравнивать его работу и деятельность И. М. Сеченова, жившего с ним в том скромном доме, перед которым мы сейчас стоим. Итак, Илья Ильич Мечников. Мы уже упоминали его, рассказывая о первой российской бактериологической станции. Справка из Википедии: «Илья Ильич Мечников (3 [15] мая 1845, Ивановка Харьковской губернии – 2 [15] июля 1916, Париж) – русский и французский биолог (микробиолог, цитолог, эмбриолог, иммунолог, физиолог и патолог). Лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины (1908)». Как говорится, «скромненько, но со вкусом». Кстати, об открытии фагоцитоза – захвата и переваривания твёрдых частиц специально предназначенными для этого клетками крови и тканей организма (фагоцитами) – Мечников ВПЕРВЫЕ доложил в Одессе в 1883-м году на седьмом съезде русских естествоиспытателей и врачей. Но мы уже не удивляемся эпитету «ВПЕРВЫЕ», когда речь идёт об Одессе. В книге прекрасного современного английского писателя Джулиана Барнса «Попугай Флобера» одна глава разбита на две части. В первой части жизнь Флобера описывается в двадцати параграфах как жизнь самого счастливого и успешного французского писателя. В следующих двадцати параграфах та же жизнь описывается как жизнь самого трагического французского литератора. Конечно, это своего рода игра, но в такую игру можно поиграть с биографией любого крупного исторического деятеля, за исключением, пожалуй, Иоханна Вольфганга Иоханн-Каспаровича фон Гёте. Например, Илья Ильич Мечников. Признанный учёный мирового уровня, профессор нашего университета; директор лаборатории, заместитель директора, наконец – директор института Пастёра в Париже, почётный член многих академий наук, научных обществ и институтов, нобелевский лауреат. Его имя носят только в Одессе улица, сквер, Национальный университет и Украинский научно-исследовательский противочумной институт. Да и в других городах СССР [19] в его честь названо много улиц, учебных и научно-исследовательских институтов. Наконец – и это самое главное для научного работника – до сих пор развиваются идеи Мечникова, в том числе и наиболее популярная: о роли кисломолочной диеты для борьбы со старением. 19 Нам выражение «бывший СССР» представляется, увы, тавтологией: представьте выражение «Бывшая Римская империя» или «бывшая империя инков». И другая сторона жизни Ильи Ильича. Будучи галахическим евреем (то есть сыном еврейки), он забаллотирован при выборах на должность профессора Военно-медицинской академии (Сеченов, рекомендовавший его на эту должность, в знак протеста ушёл в отставку; так оба оказались в Одессе). Преследуемый реакционным руководством Новороссийского [20] университета, вышел в отставку, а в 1887-м году – при известном своим антисемитизмом Александре III – и вовсе вынужден покинуть Россию. Автор книги «Этюды оптимизма» сам дважды покушался на самоубийство, в 28 лет лишился любимой жены. Неутомимый исследователь причин старости и борец с нею сам умер в 71 год после нескольких инфарктов. 20 В разные эпохи Новороссийский край включал многие разные земли, но на протяжении большей части существования этой административной единицы её фактическим – а зачастую и формальным – центром была Одесса. Такова, увы, естественная диалектика жизни. Главное же – дела человека и память о нём. Желательно – объективная память, определяемая его делами. Возвращаемся к Украинскому театру и поворачиваем налево на улицу Конную. Дом № 14 – пятиэтажный, серый, строгий, имперский; таких немало в Санкт-Петербурге на Каменоостровском проспекте. На фасаде скромная табличка: « В цьому будинку з 1928 р. по 1989 р. жив і працював видатний математик Марко Григорович Крейн ». Перевод текста, думаем, не нужен. Марк Григорьевич Крейн – один из самых крупных математиков XX века. Уровень переднего края математики к этому времени настолько отдалился от, так сказать, бытовых знаний, что математики сейчас, пожалуй, самые малоизвестные учёные. Сходу все смогут назвать только Григория Яковлевича Перельмана с его экстравагантной внешностью и не менее экстравагантным поведением. По сей день обсуждают его отказ от премии в миллион долларов. Сам он объяснил, что премию следовало бы разделить между многими исследователями, на чьи труды он опирался в собственных подходах к гипотезе Жюля Анри Леоновича Пуанкаре. Но исследователи ищут и другие причины. Например, один из авторов этой книги полагает: всё дело в обычном среди математиков мнении, что фундаментальные идеи приходят в голову только до 40 (если очень повезёт – 45) лет, а потом остаётся лишь прорабатывать придуманное ранее. Если Перельман по ходу работы над доказательством гипотезы Пуанкаре наткнулся на новое направление исследований, то мог бояться, что изменение образа жизни, неизбежное при неожиданном получении крупной суммы, отвлечёт его от работы как раз в критические годы (он родился 13-го июня 1966-го, доказал гипотезу Пуанкаре в 2002-м, а премии ему присудили в 2006-м и 2010-м). Теперь же он уехал на преподавательскую работу в Швецию, возможно, потому, что накопил достаточно свежих идей и хочет прорабатывать их в спокойной обстановке, не отвлекаясь на контакты с журналистами. Увы, авторы слишком далеки от математики, чтобы оценить по достоинству труды хоть Перельмана, хоть Крейна (да и работы Пуанкаре мы можем понять разве что в самых популярных переложениях). Поэтому нам только остаётся поверить американским математикам П. Лаксу и Р. Филлипсу: они назвали Крейна «одним из математических гигантов ХХ века» и посвятили ему свою книгу «как дань необычайно широкому и глубокому вкладу в математику». Биография Крейна типична для математика – вундеркинда и «лица еврейской национальности»: доцент – в 22 года, профессор и заведующий кафедрой – в 26, член-корреспондент Академии наук Украины в 32 года; изгнан из Одесского университета в 41 год (в 1948-м году, когда в первый – и, увы, далеко не в последний – раз резко испортились наши взаимоотношения с Израилем), уволен из института математики АН УССР в 44 года (в 1951-м). Преданный родному городу Марк Григорьевич не откликнулся на предложения из Москвы и Ленинграда, а продолжал работать в Одессе, создав одну из крупнейших математических школ. «Невыездной» математик избран иностранным членом Национальной Академии наук США и Американской Академии искусств и наук, членом Американского математического общества, почётным членом Московского, Ленинградского, Киевского, Харьковского математических обществ, удостоен международной премии Вольфа, Государственной премии Украины, премии имени академика Алексея Николаевича Крылова. Один только перечень введенных и исследованных Крейном новых понятий занимает почти половину страницы в третьем номере журнала «Успехи математических наук» за 1978-й год. Не удивительно, что Марк Григорьевич входит в число десяти самых цитируемых математиков мира. И хотя, повторимся, известность Крейна не имеет ничего общего с нынешней популярностью Перельмана, в годы нашей молодости – когда Марк Григорьевич ещё был жив – ходили слухи, что в одном популярном американском путеводителе про Одессу написано: «Знаменита своим Оперным театром, Потёмкинской лестницей и тем, что в Одессе живёт математик Крейн». Если не помешает кодовый замок на воротах, заглянем во двор дома, где жил Марк Григорьевич. Нас встречает очень ухоженная по одесским понятиям территория – двор замощен современной плиткой, все фасады в хорошем состоянии; внутренние балконы идут уступом, чтобы площадь их была максимальна. Пройдя двор до конца, мы увидим ещё один подъезд, а за ним – маленький второй дворик: из него просматривается наша научная библиотека. Известно, что часть библиотеки М. Г. Крейна передана библиотеке имени Горького. Так в Одессе всё переплетено. 6. Ришельевский лицей и прочее, и прочее, и прочее Напротив дома Крейна – на углу Конной и Елисаветинской улиц – общежитие № 1 Одесского университета. Строго говоря, сейчас это «Одесский национальный университет имени И. И. Мечникова». Молодёжь, привыкшая к существованию в городе нескольких университетов, знает, что в названии нужно обязательно указывать «университет Мечникова»; наше же поколение говорит просто «университет», когда речь идёт об этом старейшем ВУЗе Одессы. К главному его корпусу мы и движемся по Елисаветинской улице, но «противолодочным зигзагом» [21] . 21 Дабы затруднить расчёт торпедного залпа, суда в военное время ходят по специально составленным схемам с неожиданными резкими сменами курса, причём при движении в караване на каждое судно заранее раздают сборник схем и время от времени передают на весь караван номер очередной схемы, выбранный на флагмане при помощи генератора случайных чисел. Зигзаг первый: громадный дом, Елизаветинская, № 4, он же – Пастера, № 19. «Он же – Гоша, он же – Гога», – как называли героя Алексея Баталова в оскароносном фильме «Москва слезам не верит». Строго говоря, дом мог иметь номер и по Торговой улице, так как его фасады выходят на все три улицы. Но – по причудливой нумерации – дома, стоящие на чётной стороне Торговой, на двух кварталах подряд имеют адреса только по перпендикулярным улицам. В результате на Торговой есть дом № 10, а затем сразу – дом № 20 (на одной парадной «трёхдворового» дома написано краской «14», что можно трактовать как «Торговая улица, дом № 14», но официальных табличек с нумерацией нет). Наш дом проходной – нечастое дело для Одессы с её классическими замкнутыми домами и дворами-колодцами (аналогично Петербургу Достоевского). В рассматриваемом доме целых три двора-колодца, а число окон по трём фасадам составляет 74, что соизмеримо со 160 окнами таинственного дома Ганувера у мыса Гардена (см. «Золотую цепь» Александра Степановича Гриневского – Грина). Фасад здания недавно отремонтирован, что приятно. Под стать размеру дома количество знаменитых людей, в нём проживавших. Их столь много, что необходима некая, пусть и условная, группировка. Группа первая – врачи. Дмитрий Ильич Ульянов – брат Владимира Ульянова (Н. Ленина – так Владимир Ильич первоначально «обкатывал» свой очередной, впоследствии самый знаменитый, псевдоним) и организатор здравоохранения в Украине В. Елин. Группа вторая – физики. Академики АН СССР Леонид Исаакович Мандельштам и Игорь Евгеньевич Тамм. О них мы подробнее расскажем у здания на Преображенской, № 8, где помещался Одесский политехнический институт. Тут только заметим: Мандельштам пригласил в Одессу Тамма так же, как Сеченов Мечникова. Подобно Сеченову и Мечникову, учитель Мандельштам и ученик Тамм жили в одном доме, и оба вовремя приглашённых в Одессу ученика стали лауреатами Нобелевской премии. Группа третья – естественные науки: микробиолог и патолог, академик АН УССР Лев Александрович Тарасевич; ботаник и физиолог растений, профессор Фёдор Михайлович Породко; химик и фармаколог, профессор Абрам Семёнович Комаровский. Группа четвёртая – филологи: доктор Российской словесности, ректор Новороссийского университета И. С. Нифанов (увы, даже на сайте университета нет пока сведений о нём); эллинист, академик Российской АН Александр Васильевич Никитский (1859–1921). А также – в завершение темы «учитель и ученик» – математик, основоположник и руководитель Одесской математической школы, профессор Самуил Осипович Шатуновский. Говоря точнее, М. Г. Крейн был аспирантом профессора Николая Григорьевича Чеботарёва (как гласит одна из легенд, на которые так богат наш город, встреча произошла на пляже, где семнадцатилетний Крейн привлёк внимание профессора тем, что зашёл в воду на руках; он готовил себя к карьере циркового акробата). Однако именно профессор Шатуновский содействовал зачислению в аспирантуру к Чеботарёву талантливого юноши, не имеющего ещё высшего образования. Вот такой плотный одесский пазл. На другом углу Елисаветинской и Торговой – здание Ришельевского лицея. Увидев табличку «Ришельевский лицей» на здании, находящемся по адресу «Елисаветинская, № 5», знатоки истории Одессы в целом и Ришельевского лицея в частности должны поступить по совету Козьмы Пруткова: «Если на клетке слона прочтёшь надпись: буйвол, – не верь глазам своим» (афоризм № 106). Дело в том, что Ришельевский лицей существовал в Одессе с 1818-го по 1865-й год, когда был преобразован в Новороссийский университет. Он никогда не размещался там, где мы сейчас стоим. Зато в этом здании размещалось коммерческое училище Генриха Файга. Пожалуй, стоит коротко рассказать об обоих учебных заведениях. Ришельевский лицей по известности, конечно, уступает Царскосельскому, но и его роль в «выращивании достойного человека» невозможно переоценить. Вообще Одесса почти с момента своего основания соревновалась из российских городов только с Санкт-Петербургом. Естественно, что после основания Царскосельского лицея вторым в России стал одесский Ришельевский. Строго говоря, первый лицей на территории Российской империи – основанный в Риге шведским королём Карлом XI в 1675-м году «Карлов лицей», но он достался России как трофей, а в 1804-м и вовсе реорганизован в губернскую школу. Наш лицей всего на несколько лет моложе Царскосельского – он торжественно открыт в январе 1818-го года (а устав утверждён ещё в 1817-м). Традиционным для Одессы стал и источник финансирования: хотя в закрытом лицее учились дети дворян, но деньги на его содержание брали в виде отчислений от экспортируемого через Одессу зерна – 2.5 копейки с каждой четверти [22] пшеницы. Например, в 1846-м году экспортировано 2 миллиона этих самых четвертей. Из этого видно: лицей имел хороший – и, главное, очень стабильный – источник дохода. Ведь Одесский порт был главным экспортным портом Российской империи до самого её краха. 22 Это объёмная мера – примерно 209 л. Вначале – как и положено в учебном заведении, именуемом лицеем – все учащиеся изучали одни и те же дисциплины. Но в начале 1840-х годов были открыты юридическое и камеральное отделения. Набор дисциплин на юридическом отделении достаточно стандартен: философия, русская и римская словесность, история, русское законодательство, практическое судопроизводство. Выделялась из тривиального набора разве что статистика. Любопытнее перечень предметов камерального отделения, где готовили государственных служащих, а также юристов в области государственного и частного права. Среди предметов – химия (а среди преподавателей – молодой Дмитрий Иванович Менделеев), физика, торговля, коммерция, политическая экономия, сельское хозяйство, архитектура. Большинство из этих дисциплин не изучалось в то время ни в одном университете России. Можно применить уже стандартный оборот «Впервые в России в Одессе…» Кстати, как раз Менделеев, а не Мечников, о котором мы рассказали чуть ранее, должен был стать вторым после Павлова российским Нобелевским лауреатом. Выдвигали его трижды: в 1905-м, 1906-м и 1907-м годах. В 1905-м году его обошёл химик-органик Иоханн Фридрих Вильхельм Адольф Иоханн-Якобович фон Байер [23] ; в 1906-м Шведская королевская академия наук не утвердила решение Нобелевского комитета [24] ; а в феврале 1907-го – вскоре после выдвижения его кандидатуры – Дмитрий Иванович умер. Может, это и не так драматично: периодический закон и периодическая таблица Менделеева и безо всяких премий известны во всём мире, а получение премии, основанной человеком, с которым Дмитрий Иванович просто-таки сражался за демонополизацию нефтедобычи, было бы некорректно. 23 С фирмой Bayer и её аспирином он никак не связан – даже его фамилия пишется Baeyer. Зато он открыл множество других полезных веществ и способов химического синтеза. Поэтому Нобелевский комитет сформулировал причину его награждения очень общим образом – «за заслуги в развитии органической химии и химической промышленности благодаря работам по органическим красителям и гидроароматическим соединениям». 24 Негативно повлиял лауреат той же премии в 1903-м «в признание особого значения для развития химии его электролитической теории диссоциации» Сванте Август Свантич Аррениус: с ним Менделеев полемизировал по вопросам этой теории, отмечая, что она не учитывает изученные как раз Менделеевым особенности химического взаимодействия растворителей с растворяемыми веществами. Драматичнее другое. Величайшего учёного и государственного деятеля не выдвигали на премию его российские коллеги. Эта «традиция» продолжалась долгие годы, в результате чего учёные из США получали премию в 16 раз чаще, чем граждане СССР и России, британские учёные – в 5.5 раз, немцы – в 4.9 раза, французы – в 2.7 раза. Возвращаемся к нашему рассказу. Ришельевский лицей стал настолько популярным учебным заведением, что сюда на обучение посылали своих детей не только дворяне Новороссии, но и семьи аристократов из Петербурга, Москвы и других городов. В лицее учились сыновья героев Отечественной войны 1812-го года князей Волконского и Четвертинского, графа Сен-При, дети других выдающихся деятелей России. Медленно, но верно Ришельевский лицей перерастал в новый статус: • камеральное и юридическое отделения получили статус «университетских факультетов» (а слушатели – звание университетских студентов); • студенты Ришельевского лицея с 25-го октября 1838-го года носят не только форменную одежду, но и шпаги и треугольные шляпы: «Государь Император высочайше повелеть желает: разрешить студентам Ришельевского лицея носить при мундирах и мундирных сюртуках шпаги и треугольные шляпы по форме, созданной для университетских студентов»; • будучи попечителем Одесского учебного округа, Николай Иванович Пирогов неутомимо хлопочет о реорганизации Ришельевского лицея в университет. Наконец, лицей преобразован в Новороссийский университет. Как говорится, «продолжение следует», но уже – так логичнее – у главного корпуса университета. А здание, перед которым мы сейчас стоим, занимало знаменитое училище Генриха Фёдоровича Файга. Чтобы слово «знаменитое» вам не казалось преувеличением, достаточно назвать только одного учащегося – Лейзера Иосифовича Вайсбейна. Более того, он – единственный за все годы существования этого либерального учебного заведения, кто был из училища выгнан. За подробностями советуем обратиться к книге «Спасибо, сердце», подписанной уже его псевдонимом «Леонид Утёсов» – великий одессит был очень артистичен не только на сцене и в кино, но и в мемуарах. Укажем несколько интересных фактов об училище и о его владельце. Во-первых, пристрастный портрет Файга из книги Валентина Петровича Катаева «Хуторок в степи»: «Господин Файг был одним из самых известных граждан города. Он был так же популярен, как градоначальник Толмачёв, как сумасшедший Марьяшес, как городской голова Пеликан, прославившийся тем, что украл из городского театра люстру, как редактор-издатель Ратур-Рутер, которого часто били в общественных местах за клевету в печати, как Кочубей – владелец крупнейшего в городе мороженого заведения, где каждый год летом происходили массовые отравления, наконец, как бравый старик генерал Радецкий, герой Плевны. Файг был выкрест, богач, владелец и директор коммерческого училища – частного учебного заведения с правами. Училище Файга было надёжным пристанищем состоятельных молодых людей, изгнанных за неспособность и дурное поведение из остальных учебных заведений не только Одессы, но и всей Российской империи. За большие деньги в училище Файга всегда можно было получить аттестат зрелости». С учётом того, что отец Катаева преподавал не только в школе строительных десятников (что мы уже упоминали), но и у Файга, какое-то сходство с оригиналом в этом описании есть. Но, конечно, нельзя указывать Файга в одном ряду с городским сумасшедшим или с замешанным во множестве политических и денежных скандалов (хотя кража театральной люстры скорее всего легендарна: куда её девать-то?) городским головой Борисом Александровичем Пеликаном. Да, годовая плата за обучение составляла не 50 рублей как в гимназии, а 250, но и училище было неординарным. В училище преподавали рисование будущие академики живописи Геннадий Александрович Ладыженский и Кириак Константинович Костанди, в нём существовали драматический кружок, хор, состоявший из шестидесяти мальчиков, симфонический оркестр и оркестр щипковых инструментов. Сам Утёсов пел в училищном хоре, играл в оркестре на скрипке и участвовал в любительских спектаклях. Директор училища действительный статский советник (штатский генерал!) Александр Фёдорович Фёдоров был не только специалистом по гражданскому, торговому и морскому праву (в Новороссийском университете он преподавал в 1887–1900-м годах и поднялся за это время от приват-доцента до профессора), но ещё и композитором, и отличным пианистом. Его опера «Бахчисарайский фонтан» шла в одном из провинциальных театров, создал он также драму-оперу «Иван III и София Палеолог» и много произведений меньшего размера, в том числе и для домашнего музицирования. Кроме того, в 1896–1902-м годах профессор Фёдоров был одним из редакторов ежедневной газеты «Театр», а в 1902–5-м даже её издателем – вы себе представляете в нынешней Одессе (да даже и в Москве) ЕЖЕДНЕВНУЮ газету «Театр»? «Одесский листок» писал: « Училище это предоставляет окончившим его… все те же права, какие предоставляет правительственное реальное училище, в т. ч. и право поступления во все высшие специальные учебные заведения. Кроме того, оно предоставляет и такие права, каких не даёт реальное училище, а именно: личное почётное гражданство, звание кандидата коммерции и золотую или серебряную медаль ». В 1894-м году – через 10 лет после открытия училища в Одессе – Генрих Фёдорович добился перевода училища из министерства народного просвещения в министерство финансов. Само училище переехало в здание, купленное Файгом на углу Елисаветинской и Торговой. В 1898-м году министерство финансов разрешило принимать в училище до 50 % детей иудейского вероисповедования. Тут не удержаться от цитаты из Утёсова: «Признаться, русские семьи избегали этого учебного заведения. Они стремились устроить своих детей в классические гимназии. В училище Файга еврейских ребят принимали пятьдесят процентов от общего числа учащихся. Система была несложная, но выгодная: каждый еврей подыскивал для своего сына «пару», то есть русского парнишку, и платил за двоих». И напоследок: весной 1900-го года на проходившей в Париже Всемирной художественно-промышленной и земледельческой выставке среди 80 тысяч экспонентов из пятидесяти государств было и одесское коммерческое училище Г. Ф. Файга. За представленные в разделе «Воспитание и образование» материалы, характеризующие постановку учебно-воспитательного дела в училище, ему присуждена бронзовая медаль. Теперь несколько слов о нынешнем Ришельевском лицее. Он создан на базе средней школы в 1989-м году как учебное заведение при Одесском национальном университете имени Мечникова для работы с одарёнными учащимися, интересующимися точными науками. Поэтому в учебных планах лицея – обучение при непосредственном участии профессорско-преподавательского состава Одесского университета. Учащиеся лицея свободно пользуются фондами научной библиотеки университета, проходят практикум в лабораториях физического и химического факультетов, выполняют научные работы в исследовательских лабораториях вместе со студентами и научными сотрудниками. Такие спецкурсы, как методы решения экспериментальных задач, элементам теории вероятности и комбинаторики, спецкурсы по аналитической и физической химии, ведут преподаватели ОНУ имени И. И. Мечникова. Идея специализированных школ, куда отбирают самых одарённых и увлечённых, возникла давно. Балетные и художественные училища существуют с незапамятных времён. А вот отбор для обучения точным наукам возник в советскую эпоху. В 1960-е годы в крупнейших городах страны возникли специализированные физико-математические школы (в Одессе – № 116). Для юных физиков и математиков из малых населённых пунктов, где не хватало учащихся для создания собственной школы соответствующего профиля, создали интернаты при нескольких ведущих университетах. Причём во всех этих школах и интернатах непрофильные предметы – вроде литературы и пения – тоже преподавали первоклассные учителя и с неизменным успехом: одарённые люди чаще всего проявляют разносторонние способности. Работала и заочная школа, где задания учеников проверяли студенты профильных факультетов МГУ. К сожалению, в позднесоветские годы возобладала идея уравниловки. Многие школы – в том числе и 116-ю в Одессе – перепрофилировали в обычные. В других уменьшилась строгость отбора, дабы вместить тех, кто считал спецшколу возможностью получить не знания, а престиж (и в угоду таким ученикам постепенно снизился уровень самого образования). В постсоветское время образование и вовсе провозгласили не производством важнейшего из средств производства – человека, а частью сферы услуг, где каждый может получить только то, за что готов заплатить сразу (а то, что умный и хорошо образованный человек способен сделать несравненно больше, нежели потрачено на его образование, понятно только способным взглянуть на весь мир как единое целое). Поэтому, например, в Москве то и дело предлагают объединить специализированные школы с обычными: незачем, мол, тратить особые силы на поиск и воспитание особых способностей. По счастью, в последние годы мы понемногу снова учимся воспринимать мир как единое взаимосвязанное целое, понимать ценность долгосрочных планов и длинных цепочек сотрудничества. Возрождается и система раннего отбора тех, кто уже проявил заинтересованность в конкретных видах деятельности и способность к ним. Конечно, физиком и математиком можно стать и в зрелом возрасте – но тогда освоение накопленных знаний и методов оставит слишком мало времени на самостоятельное творчество. Поэтому во многих регионах и под руководством многих научных структур возрождается система специализированных школ. В частности, одному из авторов довелось осенью 2011-го участвовать в запуске системы «Школа нобелевского резерва», разработанной под руководством легендарного когда-то участника телеклуба «Что? Где? Когда?» первого – в 1984-м! – лауреата «Хрустальной совы» Нурали Нурисламовича Латыпова. От ранее существовавших спецшкол (в том числе интерната при Новосибирском университете, где учился сам Нурали), новая школа отличается доступностью всех своих учебных материалов через Интернет и возможностью также через Интернет направлять туда свои варианты решений для заочного обучения. К сожалению, уже через несколько месяцев сменился глава Свердловской области, где открылась пилотная школа, и развитие комплекса резко замедлилось. Надеемся, рано или поздно дело будет доведено до видимого невооружённым глазом успешного результата. Для полноты картины делаем ещё один «противолодочный зигзаг» – назад по Торговой до Пастера. На углу – по диагонали от дома с тремя дворами – здание физического факультета университета им. И. И. Мечникова. Давайте дальше говорить просто – университет. На стене две таблички – физику Виктору Алексеевичу Преснову и, как ни странно, драматургу Фридриху Максовичу Вольфу. Сейчас это имя позабыто, хотя до войны и во времена Германской Демократической Республики было очень значимо. По самой знаменитой антифашистской пьесе Вольфа «Профессор Мамлок» в 1938-м году поставлен фильм в СССР. Сам Фридрих Вольф многогранен: врач, писатель, драматург, разведчик, дипломат. Свои способности он передал двум сыновьям: Конрад Фридрихович был крупным кинорежиссёром, а Маркус Фридрихович в течение 28 лет возглавлял разведку ГДР и сделал её – по признанию как друзей, так и врагов – одной из эффективнейших среди аналогичных служб всего мира. Вернёмся к физику «с мемориальной доски». В. А. Преснов был «всего лишь» доктором технических наук, профессором и Заслуженным деятелем науки и техники УССР. Правда, вдобавок был он научным руководителем более чем 30 кандидатов наук, а также директором и научным руководителем НИИ полупроводниковых приборов Министерства электронной промышленности СССР. В смежном с физфаком здании по Торговой – Одесское театрально-художественное училище. По недавней классификации – это высшее учебное заведение I-го уровня аккредитации. Готовит оно гримёров-художников, модельеров-художников театра и кино, художников-постановщиков, художников – мастеров театральной и кинокуклы, художников по свету, а также звукорежиссёров и режиссёров народных театров (вспомните режиссёра народного театра в фильме «Берегись автомобиля» в блестящем исполнении Евгения Александровича Евстигнеева). С учётом состояния кино и театра на постсоветском пространстве не думаем, что судьба выпускников училища очень завидна. Но слияние этого училища и одесского художественно-графического училища имени Грекова было недолгим – теперь они вновь самостоятельны и отдельны. «Независимость – вот основная забота» – как писал Наум Моисеевич Мандель – Наум Коржавин – в стихотворении «Братское кладбище в Риге». Возвращаемся на улицу Елисаветинскую мимо красивого – так называемого «сталинского» – дома, занимающего ещё один угол Торговой и Пастера. Таких домов в Одессе немного, перед нами – один из красивейших. Поворачиваем направо по Елисаветинской и уже беспрепятственно идём по, фактически, университетскому кварталу.

Конец ознакомительного фрагмента.