XII век. Права человека, гуманное обращение с пленными, высший приоритет человеческой жизни… Все умещается в одном месте – ножнах, висящих на поясе победителя. Убей или убьют тебя. Как выжить в этих условиях тому, чье мировоззрение формировалось во второй половине ХХ столетия? Принять правила игры и идти по трупам? Не принимать? И быть убитым или стать рабом? Попытаться что-то изменить? Для этого все равно нужна сила. А если тебе еще нет четырнадцати, но жизнь спрашивает с тебя без скидок, как со взрослого, и то с одной, то с другой стороны грозит смерть? Если гибнут друзья, которых ты не смог защитить?
Пока не набрал сил, пока великодушие – оружие сильного – не для тебя, стань хитрым, ловким и беспощадным, стань Бешеным Лисом.
Часть первая
Глава 1
Конец марта 1125 года. Туров – Княжий погост – дорога на Ратное
Приключения начались сразу же после выезда из Турова. Стоило только санному поезду миновать последние сараи и заборы городского посада, и Мишка, правивший передними санями, увидел, как на дорогу выскочили четыре фигуры и, выстроившись поперек пути, дружно брякнулись на колени. Мишка придержал Рыжуху, сзади послышался топот копыт – дед и Немой купили себе строевых коней и сопровождали семейный караван верхом, в полном вооружении.
– Кхе! Гляньте-ка, музыканты!
Действительно, на дороге стояли четверо из оркестра, сопровождавшего выступления Мишкиной «труппы», – двое парнишек, игравших на рожках, флейтист и «ксилофонист». Когда дед подъехал к ним вплотную, все четверо сдернули шапки и уткнулись лбами в грязный, перемешанный с навозом дорожный снег.
– Боярин! Корней Агеич, батюшка! – возопил «ксилофонист», обладатель астрономического имени Меркурий. – Смилуйся, не дай пропасть! Возьми к себе, хоть холопами, хоть кем! Если не меня, то хоть детишек пожалей, пропадут! Приюти, батюшка боярин, мы отслужим!
– Ну-ка поднимайтесь, нечего грязь носами ковырять! Что, Своята выгнал?
– Сами ушли, боярин-батюшка, мочи не стало!
– Сами? Кхе… И чем же он вас так утеснил?
– Всем, батюшка боярин, – голодом, холодом, побоями, попреками, угрозами. Сколько бы ни заработали, все равно должны ему. Ты не подумай, мы вольные, и кабальных записей на нас нет, просто Своята все время твердил, что мы зарабатываем меньше, чем он на нас тратит. Совсем сил никаких не стало. Возьми, боярин, хоть детишек, я-то выкручусь как-нибудь.
– Кхе! Куда ж я вас…
– Боярин!!!
– Да не ори ты! Думаю я, а не гоню. Так просто такие дела не решаются. Ждите здесь. Михайла, пойдем-ка с матерью поговорим.
Мать уже сама выбралась из бывшего скоморошьего фургона и шла к передним саням, следом за ней потянулись и племянники.
– Вас кто звал? Кыш по местам! Анюта, слышала, наверно, все, что скажешь?
– Дети еще совсем, пропадут, батюшка. Я с ними еще там, в Турове, поговорила, все – сироты. А Своята их и правда в черном теле держал, не врут. Вон тот крайний – Артемий – выглядит как Кузька, а на самом деле старше Михайлы на год.
– Кхе! Значит, брать?
– Не знаю, батюшка, – мать жалостливо вздохнула. – Меня вот Никеша на могилку к родителям сводил, так я как будто повидалась с ними, на душе посветлело, а этим и пойти-то некуда. Жалко ребяток.
– Так брать или нет?
– Воля твоя, Корней Агеич, а я бы… – Мать немного помолчала, снова вздохнула. – Я бы взяла.
– Андрюха, ты? – дед повернулся к Немому.
Немой ткнул указательным пальцем в Мишкину сторону, потом тронул свою гривну десятника.
– Хочешь сказать, что с ними в Младшей страже почти полный десяток соберется? – «перевел» дед.
Немой кивнул.
– Значит, брать… Ну а ты, Михайла, что скажешь?
– Мне вроде бы и невместно… – Мишка изобразил скромность, хотя взять ребят хотелось.
– Спрашивают – говори! – дед почему-то начал сердиться, было похоже, что ответы матери и Немого ему не понравились.
– А прокормим? – осторожно спросил Мишка.
– Не объедят да и бездельничать не будут.
– Тогда – брать.
– Вот как! – дед подбоченился и критически оглядел собеседников с высоты седла. – Одна пожалела, второй к делу пристроил, третий прокормом озаботился! А думать я за вас должен? Так, что ли? Ладно, эти обалдуи, но ты-то, Анюта, знаешь же!
– О чем ты, деда? – Мишка все еще не мог уразуметь причины дедова недовольства.
Дед сердито молчал, и мать, в очередной раз жалостно вздохнув, пояснила вместо него:
– Мишаня, не берут в Ратное чужих, – мать беспомощно развела руками. – Девок в замуж приводят, а мужиков или парней… Такой уж обычай за много лет сложился. Ты об этом, батюшка?
– О чем же еще? – дед пристукнул деревяшкой в железное донышко кожаного ведерка, заменявшего ему правое стремя. – Как я их перед сотней поставлю? Только если холопами. А если холопами, тогда какая же Младшая стража?
– Но Пашку же привели, когда у него родители померли, – вовремя припомнил прецедент Мишка.
Мать опять ответила вместо деда:
– Он – родич, Мишаня, его старшая сестра, которая в Ратном замужем, к себе взяла. А почему вы его Пашкой зовете? Он же Пантелей, должен быть Панькой, а не Пашкой.