Шрифт:
Бедный мальчик все утро беспомощно метался вокруг постели больной матери. Не зная, чем ей помочь, он побежал к тетке, сестре Хажар. В это время и вернулся отец.
– Чтоб вы передохли! – закричал он, входя во двор. – Слышите, чтобы все передохли, как свиньи, объевшиеся золы!
С этими словами Гойберд вошел в дом. А через минуту оттуда полетела посуда. Сколько он ее перебил за свою жизнь!..
Вот вылетел чугунный кумган, что всегда стоял у входа. Это, пожалуй, единственная вещь, которая пережила все другие чашки-плошки, хотя тоже не раз попадала под руку разгневанного хозяина дома.
В этом году Гойберд с самой зимы так не расходился, а потому посуды в доме поднакопилось. Но после сегодняшнего буйства едва ли что останется: летят чашки, миски, крынки, вон даже двухведерный глиняный горшок полетел…
Дети испуганно сбились в кучу у нар, где лежала больная мать: боялись, как бы гнев отца не обрушился на них.
Гойберд их не видел. Но если бы и увидел, детей он не трогал. Этого с ним никогда не бывало.
Не найдя больше посуды, Гойберд пошел в другую комнату. Обычно, когда он бушевал, Хажар сердилась, кричала: «Бей, бей, тебе же хуже, кормить буду из собачьей миски!»
Сегодня она лежала, безучастная ко всему происходящему, и это еще пуще злило его. Он поискал глазами, что бы отсюда выбросить, но, кроме сундука и детей да нар с женой, в комнате ничего не было.
– Хоть поднимись, если не умерла! – закричал Гойберд.
Хажар посмотрела на него, открыла рот и тяжело выдохнула.
– Прислала бы мне в поле хоть один сискал, не пришлось бы теперь вздыхать!
Но Хажар больше и не вздыхала. Рот так и остался открытым, глаза тоже…
– Что это? – вырвалось у Гойберда. Он подошел и приподнял свесившуюся руку жены. – Ты слышишь, жена? Не надо!.. Слышишь?…
Гойберд уже знал, что с ней. Только верить этому не хотел. Подошли дети и молча уставились на мать. Они-то еще не знали, что за горе обрушилось на них…
Через какое-то время весь поникший, словно в воду опущенный, Гойберд убирал во дворе осколки посуды и изредка украдкой проводил рукой по щеке… Из дому доносился душераздирающий плач детей.
7
– Нани, а зерна в початках уже крупные! Я смотрел! – сообщил как-то Хусен. – Свари нам кукурузы!..
– Потерпи, сынок. Еще не время. Пусть дозреет. Дня через три она будет хороша, тогда и наварю.
Кайпа берегла кукурузу, давала ей вызреть. Но, на беду, завелся в доме воришка: голодный Борз повадился обгладывать початки.
Сколько помнит себя Хусен, столько и Борз живет у них. Только кукурузы он раньше никогда не ел.
Кайпа не знала, что ей делать. Уже два года не сеяли они в поле. Вся надежда на огород. С самой весны ждали урожая. И на тебе: собака изводит кукурузу.
Что ни делали: гоняли Борза, били его, сажали на цепь, но, едва улучив момент, он снова был в огороде. Голод побеждал страх.
– Выход только один, – сказал как-то Гойберд, – его надо убить. Клянусь богом, больше ничего не придумаешь.
– Не перестанет топтать и пожирать кукурузу, придется… – вздохнула Кайпа.
А каково это убить пса, который вырос на глазах, которому Кайпа своими руками вместе с Беки подрезала уши и хвост, когда был он еще щенком?
Борз не унимался. И надо было решаться. Кайпа хотела, чтобы это, по крайней мере, произошло не на глазах, а где-нибудь подальше от дома. Но пес, словно пчела, присосался к кукурузе и никуда не шел со двора.
– Гойберд, нечего делать, замани его да прикончи. А не то он голодными оставит нас, – попросила, наконец Кайпа.
Но Гойберд наотрез отказался.
– Не проси меня об этом, Кайпа. Не могу я. Да и нечем мне его бить. Для этого нужно ружье. Попроси Хамзата, сына Шовхала, – показал он на дом соседа через дорогу.
…Увидев входящего во двор Хамзата с ружьем в руках, Хусен побледнел. Он знал, зачем пришел сосед, слыхал, как мать говорила с Гойбердом. Мальчик тогда плакал, умолял не убивать Борза. Но мать сказала:
– Мне и самой жаль его. Но не идти же нам по миру?…
Хусен все понимал. Но сейчас он все равно ненавидел Хамзата! Не мог иначе.
– Ну, где ваш пес? – спросил Хамзат.
– Да где ему быть? Опять, наверное, в огороде. Хасан, позови его! – сказала Кайпа.
– Борз, Борз! Сюда! – кричал Хасан.
Хусен надеялся, что Борз не прибежит. Но тот, глупый, тут как тут! Откуда ему было знать, зачем его зовут и что ему грозит. Завидев Хамзата, Борз начал лаять на него.
– Ты уж смотри не промахнись, Хамзат, – взмолилась Кайпа и, не в силах видеть то, что должно произойти, зашла в дом.