— Ну так где эти ваши маленькие зеленые человечки?

— Мы их выпустили в пруд, — ответила я. — Вода там, правда, стоячая, и с продовольствием проблемы, но они согласны немного потерпеть. Потом они попробуют объяснить, где приземлился летательный аппарат, и выскажут все, что думают о кретинах, которые придумывают пойманным инопланетянам почти научное название и торгуют ими в розницу. Но контактировать они будут только с нами.

— Это действительно разумные существа? — спросил мужчина с удостоверением.

— За всех не поручусь, но девочка — умница.

— Девочка — умница, — подтвердил Шестой. — Вот, Валера, мы и докопались до правды. Задание выполнено. А запустить в канализацию усыпляющий газ — уже дело техники. И прекратится эта серия бессмысленных убийств с расчлененкой. Вот только что потом делать с пленниками — ума не приложу.

— Думаешь, газ их проймет?

— Если они дышат нашим воздухом и живы остаются, то должен пронять. Но ведь какие сволочи! Если бы малыши от них не сбежали, в городе просто стали бы бесследно пропадать люди, и никто бы не связал эти исчезновения в одну цепочку. А так они сами были вынуждены ходить на охоту. А из того, что они не могли перетащить добычу к себе, я делаю вывод — ни ростом, ни силой не отличаются.

— Ты обеспечил мне головную боль на всю оставшуюся жизнь, — сказал Валера. — Ты хоть понимаешь, что вся эта история — государственная тайна?

— Ни я, ни мои сотрудники недержанием слова не страдаем.

И тут я осознала, что Шестой меня завербовал окончательно.

С одной стороны, это ужасно. Я лишаюсь своего прекрасного кресла в приемной и ежедневных комплиментов. От дяди Вити, или Лося, или Пятнадцатого их фиг дождешься! С другой стороны…

Должны же иногда в этих мужских разборках появляться просто женщины, пусть даже одна маленькая и чешуйчатая, а другая — большая и с крашеной в лиловый цвет башкой. Там, где мужчины найдут повод помахать кулаками, мы найдем возможность помириться.

Сдается, что именно эту должность и предложил мне сейчас мой батяня Шестой…

Отзвучали последние похоронные ноты, венков было столько, что и могилы стало не видно, народ расходился. Я не очень-то понимал, что делать. Попал сюда, потому что должен был помочь нести гроб, люди тут, в основном, были уже немолодые и заслуженные, вот и вышло…

Не по рангу мне было присутствовать тут, на похоронах Василия Игнатовича Орехова, создателей фундаментальнейшего проекта «Интеллектуальный Бустер», добившегося удивительных результатов в расторможении научного и технического изобретательства едва не полторы сотни своих учеников, которые в сумме позволили совершить такой скачок, что мы всего-то за полтора десятилетия обогнали всех, и теперь весь мир, без исключения, поехал к нам учиться, но главное — покупать патенты, ноу-хау и технологии.

Представить мир без идей, которые впервые возникли в работах деятелей науки и инженерии, которые проходили у него обучение, невозможно. Как-то он на них повлиял тогда, в конце две тыщи пятнадцатого года, что они пошли-пошли… Вернее, это я полагал, что в пятнадцатом году что-то произошло, но надо мной смеялись даже неоперившиеся репортеришки… Не говоря о моем начальстве.

Вот тут-то ко мне и подошел Дзюба Вадим Палыч, бессменный подручный Орехова, его старый помощник во всем, что только касалось великого человека, которого мы только что похоронили. Да и сам Дзюба был не просто так, а секретарем госкомитета по науке и технике, с моих-то горизонтов личность немалого масштаба, едва ли не небожитель.

Несмотря на свой статус был он один, в драповом пальтишке, в теплой кепи с наушниками, и с покрасневшим носом. И оглядывался он вокруг с тоской в глазах, красных, выдававших давнее и умелое пристрастие к крепкому горячительному, сейчас, впрочем, он был трезв, как стекло.

— Ты тот журналист, который придумал загадку пятнадцатого года?

— К вашим услугам, Вадим Павлович.

Он ежился на ноябрьском ветру в своем неказистом пальто, и руки прятал в карманах. На меня не смотрел, но некоторых из тех, кто теперь уходил домой, провожал удивленным взглядом, может быть, недоумевая, как люди, которых он знал когда-то молодыми, так изменились. Наконец, повернулся ко мне.

— Ты, я заметил, приехал на автобусе, не на машине, верно?

Я стал объяснять, почему прибыл на катафалке. Он меня не слушал, лишь покивал, скрывая отсутствие интереса.

— Тогда вот что, — и он достал из внутреннего кармана стеклянную фляжку с коньяком, — довезешь меня до дому? Сам-то я не могу по Москве подшофе водить, до греха недалеко.

А я начал волноваться иначе, чем от похорон.

— Вадим Павлович, я же добивался встречи с вами едва не два года, чтобы выяснить, правда ли, что…

— Про пятнадцатый год решил расспрашивать? — он изрядно хлебнул из горлышка.

И как многие пьющие люди, прямо на глазах становился уверенней, тверже, спокойнее. Озабоченность и явная опаска уходили из него, словно бы он причастился живой воды, не меньше.

— Тебя теперь поругивают как безответственного болтуна, придумывающего небывальщину, вместо того, чтобы провести нормальное журналистское расследование… Ну, и так далее — верно или нет?

— У меня сложилось впечатление, что вы один из тех, кто в состоянии ответить на этот вопрос, но мне не удавалось получить у вас аудиенцию.