Серебристая "ауди" стояла у тяжелых красных ворот. Возле нее прохаживался высокий молодой человек в темно-синем костюме и нетерпеливо тыкал в кнопки смартфона.

– А я уже звонить начал, - сказал он, увидев Ингу.
– Маякнули бы, я бы подъехал к метро. Зачем пешком-то шли? Пойдемте. Вот ваш пропуск.

– Спасибо, - Инга вложила пропуск в паспорт.
– Постараюсь переубедить ее... В письмах она не хочет обсуждать эту тему. Может, при встрече...

Гнетущее чувство и нервозность передались и ей. Казалось, стены этого учреждения излучали ужас и страдание, накопленные за много лет... На фоне черного предгрозового неба, рокочущего приближающейся грозой, казенные постройки выглядели еще более зловещими.

– И откуда эта гроза, на ГисМетео ясный день обещали!
– проворчал Максим, когда они прошли ворота.
– Весь день, словно чертовщина какая-то! На дорогах полно психов за рулем, а придурки на переходах как нарочно под колеса сигают на красный свет. Да еще электронику глючит...

– Да, и в метро поезда клинит, на Чернышевской встали в тоннеле. Хорошо, что я раньше выехала, иначе опоздала бы... И люди как с ума посходили: орут, носятся, толкаются. Пряжка отдыхает... Как она?

– Плохо, - Максим безнадежно махнул рукой.
– Еле ноги таскает. анализы совсем плохие. Когда нам в очередной раз отказали в домаресте, она перестала даже кисель пить. Капельницы тоже пришлось отменить: у нее на руках живого места нет, сплошной синяк. Но стоит на своем, требует доследования и смены меры пресечения до суда. Долдоны!
– обозлился молодой человек, - бюрократы! Пока они раскачаются... И на что она надеется? Уж за два с лишним месяца могла бы понять, что их не проймешь...

*

– Давай, дорогуша, вперед! Не спи, замерзнешь!

– Я вам не дорогуша, и не надо толкаться! Я и так найду, где тут дверь.

– Смотри, Литвинова, договоришься. по тебе уже давно карцер плачет.

– Ну и пусть плачет дальше!

– Умная сильно. У вас час!

Инга поднялась, когда в комнату для свиданий с привинченной к полу мебелью вошли три женщины. Две великанши в форме, похожие, как близнецы - блондинки с химической завивкой и ярким макияжем на угрюмых лицах с рязанскими носами "картошкой". Девушка в джинсах и белой майке затерялась между ними. Еще три месяца назад это была статная цветущая молодая женщина; даже год в одиночной камере не подкосил ее. Сейчас же она была совершенно измождена, похудела почти вполовину, лицо землистое, черты заострились, взгляд болезненный. Короткие темно-русые волосы поредели, в них заблестела седина. В комнате было тепло, но девушка, садясь напротив Инги, зябко поежилась, проступили острые ключицы. Инга посмотрела на ее руки, и по спине пробежал холодок: сгибы локтей превратились в сплошной лилово-черный синяк от многочисленных уколов и капельниц. Шла она с трудом, ноги в висящих как на вешалке джинсах дрожали от слабости. Но она гордо подняла голову, и взгляд исподлобья по-прежнему был жестким и упрямым.

Охранницы вышли, оставив открытой дверь.

– Привет, Мичиру. Ну ты настырная девчонка, все-таки прорвалась.

Инга закусила губу, чтобы спазм отпустил горло. Да, совсем плохо. И этот кураж дается с трудом...

– Я хотела лично с тобой поговорить, - сказала она.
– В письмах ты эту тему игнорируешь...

Визави тяжело вздохнула, положив худые ладони на столешницу с потускневшим от давности лаком.

– Я поняла, Кайо, - ответила она, - мне приходит много писем с просьбами прекратить голодовку, но я знаю, на что иду и ради чего. Целый год я билась, пытаясь доказать очевидное, но это никого не интересует. Меня собираются судить за то, чего я не совершала, и явно осудят. И у меня остался только один способ протестовать против этого. Я ведь хочу жить. Но мириться с происходящим не могу.

– Харука, но ты видишь, что все без толку, - Инга протянула руку и коснулась ее пальцев, холодных и покрытых аллергической сыпью.
– Есть ведь и другие способы, а так ты только себя калечишь...

Собеседница промолчала, но руку не убрала.

– Я отвыкла бояться, - сказала она, - и думаю, что, может, если они поймут серьезность моих намерений, то зашевелятся. ТАКИЕ последствия им не нужны, понимаешь? Пожалуйста, Мичи, не отговаривай меня. Мне тяжело говорить "нет" близким и друзьям, но решение свое я не изменю. Я рада нашей встрече... Давай поговорим о чем-нибудь другом. Может, я хотя бы ненадолго отвлекусь...

Инга ощутила сильную горечь. Она проиграла в первую же минуту: Тэн-О уже все решила. Она так же упряма, как героиня "Сэйлормун", в честь которой взяла себе ник. Пока не выполнят ее условия, она будет стоять на своем. Но когда что-то поймут и что-то решат эти люди? И как невыносимо видеть подругу слабой, больной и измученной и чувствовать собственное бессилие. Жаль, что чудес не бывает потому, что сейчас позарез нужно чудо, магия, добрая фея или волшебник. Пусть волшебник был бы даже не очень добрый, но способный изменить ситуацию...

*

– Она здесь, я это чувствую, - от предвкушения успеха Седрик даже радостно зашипел, и Миранда толкнула его в бок: нельзя светиться. Хоть земляне и примитивные глупцы, но осторожность не помешает.

Худощавый юноша в джинсах и кожаном пиджаке, со стянутыми в "хвост" золотистыми волосами и черноволосая девочка-подросток в бордовой школьной форме с белой блузочкой остановились у тех же самых ворот.

Миранда поднесла к губам хрустальный шарик:

– Фрост, Охотник, мы нашли их. Пусть солдаты берут вокзал, а вы нужны здесь!

– С этими рохлями я бы справился сам, - Седрик презрительно окинул взглядом парней в серой одежде, со стреляющим оружием на поясе.

– Никогда не стоит недооценивать противника, даже если он кажется полным ничтожеством, - возразила Миранда.
– Принц будет недоволен, если мы провалим задание.

– Ты права, - согласился Седрик.
– На их стороне численный перевес, так что подкрепление нам не помешает.

Глава 2.

– Расскажи об "Алых парусах", - Тэн-О чиркнула спичкой и прикурила, - я тут по телевизору смотрела, но это ведь не то, что самой увидеть. Второй год уже пропускаю фестиваль...