Второй Беличий Песок
Вторая история из жЫзни разумных белокъ, напрямую вытекающая из первой. Дело будет вращаться вокруг Леса и болота с его углеводородным сырьёмъ, на техническом уровне начала парового века. Некоторые иллюстрации, накорябанные карандашом и беличьей лапой: http://mir-belok.ucoz.ru/forum/12-33-1#978
Защёчные мешки Солнца, или Беличий Песок 2.
Нулевое ведро песка: Щенков
Что уж точно, так это та незамысловатая факта, что просыпаться в совсем тёплом гнезде, особенно зимой, мягко цокая непросто. Явление испытывали на себе многие местные белки, потому как в Щенкове куда чаще услышишь бревенчатую избу, чем шалаш; поскольку Макузь тоже находился в вышецокнутом месте, испытывал и он. Впрочем, спросонья грызь очень часто не сразу понимал это и думал, что по прежнему у себя дома, а оттого удивлялся возне за перегородками и запаху дыма от печки.
– Кокой олух напустил дыму, кло, - приквохтывал за стенкой дед Житхин, и как обычно отвечал сам себе, - Ну да, йа и напустил, гыгы.
Далее слышался звук трясущихся ушей и хихиканье, а также много чего другого - неслушая на темень, обитатели раскачивались и начинали кормиться, чтобы успеть приступить засветло к возне, ради которой они собственно тут и околачивались, как гуси на водопое.
Макузь вылезал из ящика, набитого сухим мхом, стряхивал туда обратно приставшие куски оного и вспушался, что впрочем по умолчанию. Беличья пушнина хорошо сохраняла тепло, и хотя после суркования казалось, что в доме прохладно, на самом деле в доме было допуха как тепло по сравнению с открытым воздухом, где простаивал весьма недурной морозец. Кстати интересно посмотреть, насколько именно недурной - но для этого придётся зайти в лабораторию к Фылше, потому как там ближайший термометр.
Неслушая на мороз, Макузь одевал только портки и лапти, а в остальном полагался на то, на что белки полагались всю дорогу и ни разу не пожалели - на пух. Пуха на грызуне имелось изрядно, в том числе на хвосте и ушах, но соль не в этом. Соль была в шкафу, в глиняной банке. Выковыриваться из сурковательного ящика в прямом смысле цока "ни свет ни заря" бывает довольно трудно, но грызь уже настолько привык, что не испытывал по этому поводу никакого напряжения, как с ним бывало раньше, по началу тряски в Щенкове. Вдобавок как только беличья голова просыпалась, она вспоминала о незаконченных делах, так что особого стремления зарываться обратно в мох не наблюдалось. Не цокая уже о том, что это было невыполнимо.
Макузь как обычно пошёл за ведром, и загребя оный инвентарь, отправился за водой. В трёхэтажной избе уже копошились, а снаружи возле дороги горел фонарь, потому как иначе хоть ухо выколи. Небо было закрыто шерстяными на вид тучами серого цвета, так что рассвет еле чуялся; задувал несильный морозный ветерок и сыпало снегом. Тот же самый снег хрустел под лаптями и подхолаживал ноги, так что особо долго так не разбегаешься - но быстро за водой сойдёт. Воду набирали недалеко в прудике, на коем кололи лёд, и поутру там тряслось немало ушей - ну и естественно, слышался ржач.
– В очередь, белочкины дети, в очередь!
– цокал кто-то, - Ну вот, пожалуйста...
Как расслушал Макузь, подойдя ближе, случилось что обычно. В полынью забрасывали вёдра на верёвках, и когда там оказывалось сразу несколько посудин - они перехлёстывались.
– Это кто там умничает не в меру, а?
– цокнул грызь, потому как в темноте действительно не видел, кто.
– Да вот тут, выискалось одно грызо, - хохотнула Майра, крупная серая бельчища, - С Пропа.
– Так и что с того, что с Пропа?
– цокнул тот, подойдя, - Это же тупизм!
– Да сходи ты к курицам, - цокнула Майра, - Всё время так делаем и будем дальше.
– Она хочет цокнуть, Дури ради, - пояснил Макузь, - А ты грызо по какому случаю из Пропа?
– Редьку привёз, - ответил грызо из Пропа.
Белки заржали, потому что ответ про редьку был универсальный и обладал рекордной бородой, которая собственно и вызывала бугогашечки.
– Смейтесь-смейтесь, - цокнул пропский сквозь смех, - Вот если бы вы видели, что у меня там действительно редька, йа бы на вас послушал.
Проржавшись, грызи вспушились - отчего по воздуху полетели мелкие клочки линялого пуха - и вернулись к своим бадьям. Макузь делал неоригинально - размахивался ведром и запускал его по льду, так чтобы оно скатилось в прорубь, а потом вытаскивал, обламывая края льда. Подходить туда было чревато купанием, а на морозе это в свою очередь чревато жмурками. Наполнив бадью, грызь утащил оную в избу, потому что всегда так делал; он таскал воду, а в это время Фира готовила корм, Хем подтаскивал дрова к печке, и так далее. Было совершенно чисто, что если всего это не сделать лично - оно останется несделанным, а это не в пух.
Хрустя снегом под лаптями, Макузь оглядел постройки учгнезда, слышные в основном из-за фонарей и света в окнах - восемь стандартных трёхэтажных изб были поставлены в ряд и обращены окнами на юг, чтобы максимально использовать солнечный свет. Над каждой башней вился дымок, потому как там имелись печки; белки весьма пуховичные зверьки, но когда дело касается гнезда, они предпочитают, чтобы оно было тёплое. Где-то по дороге за полосой низколесья слышалось, как ползёт по колее паромобиль, кроша колёсами лёд и подшипывая паром. В воздухе постоянно подпахивало дымом, и не таким как от костра, а угольным, от обилия всевозможных печей.