Я подошел к повару-скупердяю и притянул его за лацканы белоснежного халата к себе:

— Если б я об этой охотничьей колбасе только и думал, то сюда бы не пришел. Но ты пообещал это в присутствии Фулы. Представь себе, как она на тебя обозлится, если я расскажу ей, что ты ее просто разыгрывал…

Уголки рта у него задергались. Он подошел к кастрюле, взял колечко копченой колбасы, добавил горсть шкварок и смазал горбушку батона топленым салом. Себе я взял горбушку. Шкварки хрустели на зубах, вкусное сало потекло по подбородку.

— Благодарю, — прощаясь, говорю я повару.

— С тебя карта! — Он провожает меня до двери.

— Заходи…

В свободное время солдаты могут заняться своими увлечениями. Я, например, мастерю из фанеры карты республики. Территорию покрываю зеленым фетром. Граница обозначена реально, даже с миниатюрной пограничной вышкой. Ее я делаю из расщепленного бамбука и рисовой соломки. Иногда я украшаю сувенир кусочком кварца или шишкой. Любители в большинстве случаев просят еще сделать и рамочку для фотографии. Это занятие принесло мне уже несколько бутылок лимонада.

Не прошло и десяти минут после вечерней поверки, а солдаты уже спят. Только в сушилке оживление: пограничный наряд вернулся из дозора. Крепкие словечки Франты Фурста слышны, наверное, и в Австрии. Я спешу к своей красавице. На посту стоит Бедя Томаштяк. Он притопывает ногами, руки в карманах, автомат за спиной стволом вниз. Задрав голову, он смотрит на небо. Там мириады звезд. Одна из них светит ярче, чем другие. Постовой шепчет:

— Глянь, Марс!

— Это не Марс, а Венера!

— Боже, ну и глаза! Такая даль, а ты распознаешь их даже по полу.

Я направляюсь к вольеру, а Бедя проверяет печати на замке церквушки. Она давно уже не действует, постройка в ветхом состоянии. С сорок пятого года вдесь склад имущества и боеприпасов. На флюгер колокольни уселась луна.

— П-с-с, — зову я Фулу. Она потянулась, просунула морду в ячейку сетки и тихо проскулила.

— Тебе передает привет повар, — говорю я, разрывая колбасу на маленькие кусочки.

Она степенно берет кусочки губами. Фула могла бы давать уроки хорошего тона. Я не видел ни разу, чтобы она глотала куски целиком, как это делают другие собаки.

В соседнем вольере попрошайничает собака Мария. Она сейчас на попечении Берта Кунца. Это новенький. Он толстяк и не хочет понять, что овчарка всегда должна быть полуголодной, чтобы хорошо работала. Ему все время кажется, что Мария голодает, и он при каждом удобном случав подкармливает ее. Благодаря его заботам Мария стала самой откормленной собакой в соединении. Я заворчал на нее:

— Соблюдай диету, бестия!

Кинолог уже урезал часть положенного ей пайка, но что он мог поделать против проводника служебной собаки.

Фуле не нравится, что я ей уделяю мало внимания, и она начинает поскуливать. Я почесываю ей через сетку шерсть на загривке, успокаиваю:

— Хорошая моя собачка! Хорошая, я тебя никому бы на свете не отдал. Золотая девочка, красавица моя…

Я искренне так думаю, потому что не могу представить, чтобы мы друг с другом когда-нибудь расстались. Я перед ней в долгу. Она вызволила меня из неприятности, которая могла бы закончиться гауптвахтой. Дело было так. Вторую неделю мы находились в режиме усиленной охраны границы. Телефонограммой, а затем письменным приказом был объявлен общегосударственный розыск. Речь шла об опасном рецидивисте, хорошо знавшем местность. Ему удалось бежать из тюрьмы в Яхимове. По пути он напал на заводскую охрану и, убив одного охранника, овладел оружием. Пограничники были в засаде по десять часов, а проводники собак — по двенадцать! Только успевали привести себя в порядок и поесть, добраться до постели и лечь, как вскоре надо было вставать. Полусонные, мы тянулись за автоматами, я нес вахту уже седьмую ночь. Боялся присесть в засаде, чтобы не уснуть. Но попробуй простоять пять часов на одном месте без движения! Через два часа я все же сел, Фула устроилась у меня в ногах, и мы согревали друг друга. У нее было больше выдержки. А я заснул крепко.

Фула караулила за нас обоих. Почувствовав что-то, она потянула меня за волосы, стала кусать за ухо. Это пришел с проверкой командир роты капитан Мраз. Я вовремя успел встать. Не будь Фулы, эта история кончилась бы гауптвахтой.

Я высыпал собаке остатки колбасной кожуры и распрощался:

— Выспись хорошо.

По привычке я обернулся. Мне вслед глядели ее глаза. Они светились. До казармы ходьбы немного, и я вновь обдумываю план на завтра.

Завтра у нас свободный день — увольнение. В кармане — три сотни крон. Где их спустить, если до ближайшей деревни целых десять километров? Кроме того, надо вычесать шерсть у Фулы — она меняет свою шубу на зимнюю. Остается ротная библиотека.

Утром я немного повалялся в постели, как и подобает обладателю увольнительной. Если бы не кузнец Майер, живший по ту сторону ручья, я бы спал и дольше. Он пел так громко, что эхо разносилось по лесу. Каждую ноту он сопровождал ударом кувалды. Его протяжная песня звучала фальшиво. Этот баварец жил возле самой границы. Я познакомился с ним, когда однажды его корова забрела на нашу контрольно-следовую полосу. Мы ему вернули пропажу, он на ломаном чешском языке начал рассказывать, как во времена первой республики ездил из Австрии в Каплице за влашским салатом. У австрийцев до сих пор такого не готовят.