ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Ты в этом уверен? А не так, что их просто объединила зависть к Довлатову, пусть Игорь и возглавил этот крестовый поход против покойника? Лена Довлатова, например, считает, что заговор – слишком для них роскошно звучит. Хотя, конечно, кто в совершенстве освоил доносительный жанр, так это Ефимов. Сам об этом пишет в своих псевдомемуарах. По самой своей натуре сутяга и стукач – был и остался. Стучал на тебя, настучал на меня, но главный его стук на Довлатова – вот кому он завидовал черной завистью! Вредный стук, как говорил Сережа. И публикация переписки с Сережей – это месть покойнику, настоящая вендетта, а не только желание примазаться к его славе, хотя, конечно, он из тех, кто паразитирует на знаменитостях, живет в отраженных лучах чужой славы, будучи сам литературным неудачником, пусть и плодовитым, как кролик.

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Ну, Довлатов и Бродский – кормушка для всех, кто их знал. Пусть даже шапочно. А то и вовсе рядом не стояли, но post mortem примазались. У Довлатова трупоедов больше. Включая тех еще, с кем Довлатов вусмерть разругался, как с Игорем Ефимовым. А тот, представляешь, напрямую жалился Лене Довлатовой, что кто только мог уже словил свой гешефт от знакомства с Довлатовым, а он, Ефимов, все еще не допущен к этой кормушке, пришел к шапочному разбору, опоздал к разделу довлатовского поминного пирога.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Ефимов опубликовал это письмо?

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Держи карман шире! Конечно, нет. Как публикатор довлатовско-ефимовской переписки он сплошь и рядом мухлюет, я сравнивал изданную им книгу с реальными письмами в довлатовском архиве. Одни опускает, другие купирует. Это и текстологически и семантически видно невооруженным глазом – сплошной спотыкач! Я потому и решил заглянуть в Сережин архив, у Лены Довлатовой вся эта переписка аккуратно разложена хронологически. Мы сидели с ней и сравнивали оригиналы с изданными письмами. Фальшак притворяется документом. К сожалению. Зато Ефимов своего добился – благодаря этой переписке прославился, о чем мечтал всю жизнь. Если кто вспомнит его, то только как корреспондента Довлатова.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Смешная у тебя получилась пародия на шестидесятника-неудачника.

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. «Некролог себе заживо»? Ну, не один к одному…

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Да брось, секрет на весь свет! Ты вообще не очень горазд на выдумки. Ефимов списан с натуры и узнаваем от начала до конца. А какой ты ему шикарный псевдоним придумал? «Игорь Питерец» взамен его настоящего псевдонима «Андрей Московит».

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Игра эквивалентами.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. А те Сережины эпистолярные тебе характеристики надо воспринимать в контексте. Письма адресованы твоему лучшему врагу и заклятому другу. Ефимов попрекает Сережу знакомством с тобой устно и письменно. А Сережа то подыгрывает ему, то оправдывается, завися как от издателя. Он даже пытается тебя защитить: «Соловьев не так ужасен. Ужасен, конечно, но менее, чем Парамоха», про которого Сережа говорил, что антисемитизм – только часть его говнистости.

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Сказано классно, хотя Парамонов в эту формулу все-таки не укладывается. У Сережи был зуб на него. Он рвался набить ему морду на «Свободе», еле удержали. Я тоже чуть не разбил о его голову бутылку – было дело. Согласен с Сережей: говнистости в Парамохе – через край.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Проехали. Ты написал про Парамонова повесть «Еврей-алиби» – забудь про него.

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Скорее, Парамоха послужил прообразом моего героя. Я добавил ему аргументов, сделал умнее и глубже, чем он есть на самом деле. У Бори сын, а у Стаса, моего героя, дочь. Да и вообще это собирательный образ. Не единственный же он антисемит среди нас.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Бог с ним! А Сережа, помимо прочего, отстаивал свое право как главреда «Нового американца» нас с тобой печатать, тогда как Ефимов с его совковой психикой, будь его воля, перекрыл бы все кислородные пути. А Сереже скажи спасибо – ты далеко не худший в его эпистолярном паноптикуме. А кто самый худший, знаешь? В его собственном ощущении – он сам. Его мизантропство – «всех ненавижу» – от недовольства своей жизнью и отвращения к себе.

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Все говно поднялось со дна души – его собственное выражение. Это, однако, не было доминантой его характера, а находило на него приступами. Чего не скажешь в сердцах!

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Это частная переписка – не для печати. Сереже нужно было время, чтобы сориентироваться и понять, кто есть кто. Встал же он печатно на твою защиту, когда на тебя набросилась свора за еще не напечатанных «Трех евреев». Это было в период добрососедских отношений – еще до дружбы, когда вы с ним встречались каждый божий день.

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Уточняю: каждый божий вечер. А та статья – лучшая его публицистика!

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Это не просто статья, а поступок. Поступок, который требовал мужества. Как и разрыв с Ефимовым, на которого он в Ленинграде смотрел снизу вверх, как на мэтра, а в последние годы при одном упоминании Ефимова делал стойку, ни о ком не говорил с таким отвращением. Ладно, оставим его в покое. А как с нашей главной парой: «Довлатов – Бродский»? В фильме у тебя про них отдельная новелла.