На очередной встрече по возвращении из Пекина Фу Дун сообщила следующее:

Фу Цзои после продолжительной беседы с дочерью спросил, какие гарантии она дает, что с ней поддерживают связь настоящие коммунисты, а не агенты спецслужб гоминьдана. Все заверения дочери генерал отвергал и считал, что таким путем спецслужбы гоминьдана просто-напросто проверяют его надежность. Тогда Фу Дун, несмотря на мой запрет, вынуждена была сказать, что с осени 1948 года поддерживает конспиративную связь с сотрудниками Генконсульства СССР в Тяньцзине. Она рассказала ему о содержании наших бесед. После нелегких раздумий Фу Цзои дал согласие на отказ от дальнейшего сотрудничества с Чан Кайши, на проведение мирных переговоров с коммунистами и пообещал подарить мне… хорошего скакуна и табун лошадей. Фу Дун связалась с руководством подпольной организации компартии в Пекине. Представители НОАК начали переговоры с генералом.

В результате 31 января 1949 года Народно-освободительная армия Китая без боя вступила в Пекин и тем самым спасла от разрушений древний город, знаменитый историческими памятниками, и сотни тысяч человеческих жизней. Освобождение Пекина знаменовало завершение освобождения северного Китая и означало перелом в ходе гражданской войны в Китае.

В мае 1949 года Фу Дун, которую я именовал про себя «Ласточкой», явилась в Генконсульство СССР в Тяньцзине и сообщила, что уезжает в качестве корреспондентки на южный фронт, чтобы участвовать в окончательном освобождении своей родины от гоминьдановского режима. Через год, весной 1950 года, я вернулся в Москву. Расставаясь с «Ласточкой», подарил ей бинокль и полевую сумку.

Что касается ее отца, то после образования КНР он вошел в состав Центрального китайского правительства, был заместителем председателя Народного политического консультативного совета первого и четвертого созывов, заместителем председателя Государственного комитета обороны, депутатом Всекитайского собрания народных представителей первого и третьего созывов, министром водного и лесного хозяйства. В 1955 году Фу Цзои был награжден орденом «Освобождение» 1-й степени. В 1956 году выезжал в Стокгольм на заседание Всемирного совета мира.

Умер Фу Цзои в 1974 году на 79-м году жизни. Он был похоронен на кладбище героев китайской революции Бабаошань в Пекине. На траурном митинге присутствовали руководители партии и правительства: Чжоу Эньлай, Дэн Сяопин, Ли Сяньнянь, Е Цзяньин, Сюй Сянцянь и др. Венки прислали Мао Цзэдун и Чжу Дэ.

Сообщая о смерти Фу Цзои, корреспондент Агентства Рейтер писал: «Фу Цзои в 30-х и 40-х годах был одним из видных китайских генералов; занимал ответственные посты при лидере националистов Чан Кайши и в решительный момент гражданской войны перешел на сторону коммунистов. Народно-освободительная армия вступила в город с юга, и население встречало ее овациями. Позднее, по рассказам очевидцев, можно было видеть коммунистических и националистических солдат, работающих бок о бок на улицах Пекина».

В уютном кафе в Харбине за столиком сидели двое: молодой европеец, подтянутый, стройный, и китаец, несколько старше собеседника, с пергаментным худым лицом, желтыми зубами и нервными движениями. Его звали Хуан. По виду в нем можно было угадать курильщика опия.

День был жаркий. Молодые люди потягивали холодное пиво и беседовали по-китайски.

— Вы принесли мне деньги? — деловито осведомился китаец.

— Да. Пишите расписку на 50 долларов.

Китаец написал расписку, взял конверт с деньгами и стал под столом их пересчитывать. Закончив перебирать банкноты, китаец с недоумением посмотрел на своего собеседника.

— Опять не хватает десяти долларов. Я думал, в прошлый раз произошло недоразумение. Я же даю вам расписку на пятьдесят!

Китаец был прав. Он и в прошлый раз написал расписку на пятьдесят, а получил только сорок.

— А сколько я вам платил раньше? — как ни в чем не бывало спросил европеец. — Тридцать. А сейчас? Сорок. Так что же вас не устраивает? Вы хотите снова получать тридцать?

Китаец с любопытством посмотрел на собеседника.

— Теперь понятно, я согласен с вашей системой работы.

Собеседники покинули кафе. А вскоре европеец сидел в кабинете

резидента советской внешней разведки в Харбине Г.И. Мордвинова.

— Ну, как повел себя китаец? — поинтересовался резидент у «европейца», в роли которого выступал сотрудник резидентуры Байков.

— Разыграл возмущение, что я недоплачиваю. Кажется, он считает, что я у них на крючке.

Мордвинов внимательно выслушал и заключил:

— Теперь жди гостей.

— Кто они, гоминьдановцы? Японцы?

— Возможно, и американцы. Вы сказали, что скоро едете в Москву в отпуск?

— Да, сказал.

— Имейте в виду, «гости» дадут о себе знать в самое ближайшее время. Будьте готовы к действию по обоим вариантам.

Дело происходило в 1946 году, после того как Маньчжурию покинули советские войска. Летом этого года развернулись боевые действия между гоминьдановскими частями и Народно-освободительной армией Китая. В освобожденных от японцев районах Маньчжурии спешно создавались секретные и полицейские учреждения. В условиях царившей тогда неразберихи в эти учреждения принимали на работу и членов КПК, и бывших гоминьдановцев, чиновников марионеточного правительства Маньчжоу-Го.