Бесшумно распахнулась калитка. На мгновение у окон застыли две тени. И… раздался звон стекла. Грянули два оглушительных выстрела. Ночную тишину разрезал крик обезумевших лесников. И снова тишина.

Две тени кинулись к калитке и исчезли в полумраке. Единственным свидетелем дерзкого поступка была далёкая молчаливая луна…

— Как думаешь, Жорж, — спросил дома Ростислав, — в Межиричском гестапо есть ищейки? Они пойдут по следу?

— До рассвета храбрецы не выйдут из дома, а пока свяжутся с карателями — следы исчезнут. И обувь у нас будет другая.

— А я беспокоюсь, — утром Тарнавский наверняка сюда припрётся. Он хитрый, собака!…

У лесничевки толпились полицейские. Среди них были Ортяков и Малигранда. Они приглядывались к каждому прохожему.

В чёрном длинном полушубке, в бараньей папахе и, как обычно, с револьвером, торчавшим за широким офицерским ремнём, Тарнавский метал угрозы по адресу неведомых преступников.

— Под землёй разыщу негодяев! Сведу с ними счёты!

— Выйдем на улицу, отведём подозрения, — позвал я Жоржа. — Я пойду за водой, а ты стой у калитки.

Когда я проходил мимо полицейских, меня грубо окликнули:

— Эй, парень, иди сюда!

— Чем могу быть полезен, пан лесничий?

— Где шлялся ночью?

— Спал. Приболел малость, гриппую.

— А ну покажи свои черевички! Подошву, подошву показывай! — пристал Тарнавский.

— Чего вы, пан лесничий, — заступились Ортяков и Малигранда. — На такое злое дело наши соседи не способны.

Тарнавский покосился на меня.

— Вон отсюда!

А через день в сопровождении Тарнавского к нам явился полицейский.

— Соберите сюда всю вашу обувь! — потребовал он.

— Что случилось, паны добрые? — спросила мама, не подозревая, что её дети причастны к ночному событию. — Опять кого-то убили в лесу? — и распорядилась: — Дети, соберите обувь, какая есть в доме!

К ногам полицейского были брошены рваные сапоги, старые ботинки, трепы на деревянной подошве.

— Это всё?

— Не верите — ищите сами, — обиделась мать. — Ладно, пойдём!

Молчавший до этого отец поддел Тарнавского:

— Пан лесничий, — показал рукой на револьвер, — так можете потерять!

Тарнавский сквозь зубы процедил:

— Тому, кто его подымет, — не сносить головы!

Полицейские собрали отрывочные сведения о вооружённом нападении на лесников и уехали в район.

Урок, преподанный предателям, не прошёл бесследно. Ортяков и Малигранда целую неделю не показывались на своих участках. А когда появлялись там, то без оружия. Каждому встречному говорили, мол, земляков больше обижать не будут.

— Испугались держиморды! — торжествовали люди.

Только Тарнавский не льстил никому, открыто продолжал свирепствовать.

— Я найду этих бандитов и расправлюсь с ними. Помянете моё слово! — хвалился он перед своими дружками.

Отец сразу догадался, кто виновник происшествия, и однажды спросил:

— С лесничими — дело ваших рук? В селе настойчиво об этом шепчутся.

Мы не стали скрывать и обо всём рассказали ему. Отец улыбнулся:

— Разве разумно действовать по соседству?

Будлянские поля, согретые весенним солнцем, покрылись янтарной зеленью. По утрам их окутывали сизые туманы. Родная земля!

Все оживало вокруг, радовалось чудесной поре. Только люди ходили молчаливыми, угрюмыми. Они мучительно переживали каждый час гитлеровской оккупации: в любую минуту каждый безвинно мог стать жертвой «нового порядка».

Закрылись мельницы.

Крестьяне вынуждены были тайком пользоваться самодельными жерновами. Кто-то сложил об этом горько-насмешливую песню:

А нас манили чащи, густые заросли ельника, ровные, как стрелы, просеки Невирковского леса. Мы готовились к открытой схватке с врагом.

— Мы уйдём из дому и неизвестно когда вернёмся, — говорил Ростислав. — Поэтому надо маме смолоть муки, ей тяжело будет одной, отец с заработков не скоро вернётся.

Ростислав и я извлекли запрятанные в сарае жернова, стали вращать тяжёлые камни. За этой работой нас застали полицейские.

— Руки вверх! — направили на нас винтовки.

«Как глупо получилось! Неужели все?» — молнией пронеслось в голове.