Появилась спешно вытирающая руки Вайолит. Она обняла меня и Терезу.

— Вот и вы. Добро пожаловать домой. Корделия, ты немного бледна. А ты, Тереза, как дела у тебя? Я боялась, что эти твои родственники снова будут палки в колеса вставлять. Что ж, вот ты здесь, здесь и останешься. Сальные кексы совсем готовы, и как только я услышала, как двуколка повернула в аллею, я поставила чайник.

Я сказала:

— Хорошо быть дома.

И мы вошли в дом. Вайолит говорила:

— Что вы думаете по поводу чая на воздухе? Малость душновато. В этом году осы житья не дают. Давайте лучше внутри. Мы можем открыть все окна, так что будет виден сад. Все лучшее от того и другого, а? Потом вы сможете пойти в свои комнаты. Сначала чай.

— А слово Вайолит — закон, как нам известно, — сказала тетя Пэтти, усаживаясь с удобством. — Ну так что там происходило? — продолжала она.

— Самая главная новость в том, что Фиона Веррингер после маскарада убежала с мужчиной.

— Сбежала! Это та девушка из большого дома?

— Да, одна из сестер.

— Кто-то сюда как-то заходил, — вспомнила Вайолит. — Не оттуда ли он был?

— Да, он ее дядя. Был ужасный переполох, верно, Тереза?

— О да. Мисс Хетерингтон была в ярости.

— Надо думать, — сказала тетя Пэтти. — Чтоб девушки убегали с мужчинами!

— Это было очень романтично, — мечтательно вставила Тереза.

— Кажется, они где-то в Швейцарии.

— Интересно, далеко ли это от Шаффенбрюккена? — сказала Вайолит. — Ну-ка, возьми еще сальничек, Тереза. Они специально для тебя приготовлены.

— О Вайолит, мне не следовало бы. Что на ужин?

— Не задавай вопросов и не услышишь лжи. Ты прекрасно знаешь, что я не говорю о моих блюдах, пока не подам. Подожди и увидишь… и это еще нескоро, так что я съела бы еще сальничек на твоем месте.

Тереза послушалась и я была потрясена тем, как словно рукой сняло угрюмость, которую я заметила за ней в прошлом семестре. Я сомневалась, следует ли рассказывать тете Пэтти об анонимном письме. Лучше подожду и посмотрю. Мне не хотелось нарушать покой в доме. Покуда я здесь, я могу забыть.

— Кстати, Вайолит, — сказала я. — Тетя Пэтти сказала, что кто-то заходил.

— Ода. Вчера. Такой приятный джентльмен. Хорошо говорит, приятные манеры, высокий и красивый.

— А вы не помните имя этого блистательного рыцаря?

— Он назвал, правда. Но Господи меня благослови, я не могу вспомнить. Он сказал, что особенно хочет с тобой встретиться… Что-то о прошлом.

— Что вы имеете в виду… под прошлым?

— Ну, очевидно он тогда был с тобой знаком.

— И вы не помните его имени! О Вайолит…

— Ну, когда пришел, он назвал его, но ты же знаешь, как у меня с именами. Завтра узнаешь. Он сказал, что придет завтра. Я знаю, что придет. Он выглядит человеком слова, и так хотел тебя увидеть.

— Вы говорите, высокий?

— Высокий и светловолосый.

Я перенеслась обратно в лес. Подумала: это время для странных событий. Он вернулся. Он объяснит.

Мною овладело сильное возбуждение. Я думала, как чудесно будет снова его увидеть. Я сказала:

— Было его имя Эдвард Комптон? Вайолит задумалась.

— Могло быть. Не могу сказать, что нет… только и да не могу сказать.

— О Вайолит, — сердито сказала я.

— Ну же, из-за чего сыр-бор? Узнаешь завтра. Терпение это добродетель… это я не о тебе, Пэтти.

Тетя Пэтти улыбнулась, не выдавая ничем, что слышала эту так называемую шутку Вайолит уже сто раз.

Завтра, думала я. Ждать не так уж долго.

Меня охватил привычный покой Молденбери. Я распаковала свои вещи и отправилась с Терезой на прогулку. После ужина мы сидели в саду и беспорядочно болтали о деревенских делах. Приближались обычные «Приноси-покупай» и церковный праздник. Шли споры, на что должна пойти выручка, на ремонт колокольни или на колокола. Тетя Пэтти была за колокольню:

— Мы не хотим, чтобы она на нас свалилась. Но Вайолит была за колокола.

— Мне так нравится их слушать. Особенно в воскресенье утром.

— Если колокольня рухнет, от колоколов проку не будет, — заметила тетя Пэтти.

— Не слишком много пользы в колокольне, если нет колоколов, чтобы созывать людей в церковь. Так и продолжалось. Когда я ушла к себе, тетя Пэтти явилась в мою комнату.

— Все ли в порядке? — спросила она. — Мне показалось, что ты чуток… отчуждена. Ты не о побеге этой девочки переживаешь, нет? Надеюсь, тебя не обвиняют в том, что ты позволила ей сбежать?