Шрифт:
Медленно, слегка пошатываясь, он поднялся из-за стола.
— Где она? — спросил он глухо.
— В кухне.
Следом за ним Сари прошла в кухню, где, скрестив руки на пышной груди, стояла Фиета.
— Убирайтесь отсюда! — крикнул Герт на обеих африканок. Те поспешили выйти.
Он долго в упор смотрел на Фиету.
— Ты постарела, — тупо сказал он.
Фиета засмеялась. «А голос тот же», — подумал он.
— Вы тоже постарели, баас Герт.
— Да, — протянул он. Потом вдруг выпрямился. В голосе его зазвучали жесткие нотки. — Чего тебе здесь нужно?
— Работы?
— Для тебя работы здесь нет.
— Вы боитесь, баас Герт? — мягко спросила она.
— Чего мне бояться? — резко бросил он. — Ничего я не боюсь.
— А все ж таки не хотите, чтобы я здесь работала. А?
— Зачем это тебе понадобилось?
— Мне нужны деньги, а тут близко от дома.
— Где ты пропадала все эти годы?
— В разных местах.
— То есть?
— В Кейптауне, в Йоханнесбурге, в Претории, в Блюмфонтейне. В разных местах.
— Муж есть?
— Нету.
— А дети?
— Четверо.
Он усмехнулся и повернулся на каблуках.
— Я хочу на пять шиллингов больше, чем получала Мейбл, — сказала Фиета.
— Ладно, — бросил Герт через плечо и вышел.
Фиета сочувственно поглядела на Сари.
— Простите, мисс Сари…
— Ничего, — равнодушно сказала Сари и пошла к себе в комнату.
«Это все любовь, — подумала Фиета и улыбнулась, — Если б она не была влюблена, она бы возненавидела меня за это и уж как-нибудь проявила свои чувства». Фиета повела плечами, подошла к двери и позвала обеих африканок.
— Теперь я здесь старшая, — сказала она. — Мисс Сари, а за ней сразу я. Поняли?
Африканки кивнули.
— Ну и хорошо. А теперь за работу! И чтобы у меня работать на совесть!
Через полчаса Сари вышла из своей комнаты в костюме для верховой езды.
— Посмотри, чтобы завтрак был вовремя готов и подан, — сказала она Фиете. — Надсмотрщик, мингер [12] Вильджон, придет к Герту с отчетом и тоже будет завтракать.
— Хорошо.
— Я за завтраком не буду. Если Герт спросит, где я, скажи, что я поехала кататься верхом.
12
Мингер — господин (африкаанс).
Фиета кивнула. Сари побежала в конюшню и оседлала свою кобылу. Через несколько минут она уже была на дороге. Ей было и весело и чуточку страшно. Сердце сильно билось. Сейчас она увидит бабушку. Какая она? Очень старая? Сможет она рассказать ей о том, что ее интересует? Вопросы толпились у нее в уме.
О той, другой Сари. О Герте. О Фиете.
Быстрый галоп лошади веселил Сари. Так бывало всегда, но сегодня еще сильней, чем всегда. Она громко рассмеялась. Это потому, что Ленни с нею. Он у нее в мыслях, он у нее в сердце. Стоит закрыть глаза, и его лицо встает перед ней. Ленни! Как чудесно жить на свете!
Сейчас он в школе дает уроки. Хорошо бы тихонько прокрасться в класс, сесть рядом с детьми и послушать, как он их учит. «Я совсем безумная», — сказала она себе, радуясь своему безумию.
Несколько африканцев работало на своих огородах. Проезжая мимо, она помахала им, просто чтобы дать исход своей радости. Они помахали ей в ответ. Мир был чудесен, и все были ей друзья. Зеленая трава, и бурая земля, и голубое небо, и золотое солнце.
Мимо пролетела птичка.
— Вот я тебя догоню! — крикнула Сари. Она прилегла к шее лошади, понукая ее, шепча ей на ухо. Лошадь и всадница устремились за птицей. Птица вильнула влево.
— Ага, испугалась! — закричала Сари ей вслед и расхохоталась.
Впереди на лужке мирно паслась корова. Сари остановила лошадь и нагнулась с седла. Корова подняла к ней большие, карие, сентиментальные глаза.
— Ты знаешь Ленни? — весело спросила ее Сари.
Сентиментальные глаза с любопытством уставились на нее.
— Эх ты! — сказала Сари. — Как тебе не стыдно! Трава его знает, деревья его знают, ветер его знает, все они шепчут тебе о нем, а ты его не знаешь! Дура — и больше ничего. — Она ударила лошадь каблуком и поскакала дальше. Как жаль, что его нет, — поскакать бы с ним наперегонки. Или просто поиграть. Или посидеть рядом и помолчать.
Она поглядела вперед, — и там, всего в четверти мили, стоял маленький дом. Теперь она скоро все узнает. Опять в мозгу ее замелькали вопросы. Лошадь галопом промчалась последний кусок, и стоп — приехали.
Сари натянула поводья и оглядела дом. Он почти ничем не отличался от домишек в Стиллевельде, только что был выстроен из кирпича, а не из рифленого железа.
Она спрыгнула с седла и привязала лошадь к изгороди. На миг ей стало страшно. Она стояла, не решаясь войти. Теперь, когда она была уже тут, ей вдруг стало страшно, хотя чего — она и сама не знала. Но что-то ее удерживало. Она чувствовала себя, как ребенок, который было расхрабрился, снял с себя башмачки и чулки и теперь с замирающим сердцем стоит над быстро бегущим потоком.