Натали лежала, не поднимая на батюшку глаз, лицо её было белее мела. Доктор, решив, что молодая женщина не в себе от страха, решил успокоить:

– Не пугайтесь, я как учёный, во всякую нечисть, вроде оборотней и вампиров, не верю. И, поскольку он не успел прокусить вам шею, могу с уверенностью сказать, что в данный момент вашей жизни ничего не угрожает.

– Кто он?
– еле выдавила из себя бедная Натали.

– Как мы полагаем, ваш супруг, превратившийся в вампира, или, может быть, и бывший им до смерти и, возможно, выпивший кровь из трех своих прежних жён, - говоря это, врач имел крайне озадаченный вид. А в голосе проскальзывало явное недоумение.

В этот момент в дверях появился слуга и доложил, что пожаловала супруга околоточного надзирателя Анна Алексеевна Абинякова. Она пренепременно желала видеть хозяйку, а выглядит надзирательша очень взволнованной.

Едва успев переступить порог, и увидев лежащую в постели вдову, а рядом доктора и отца, Анна Алексеевна тут же заговорила:

– Я так и полагала, так и полагала! Не к добру всё это, ох, не к добру! А он только отмахнулся, говорит, на его участке по пьяному делу каких только "чудес" не вытворяют.

– Кто он? И о каком чуде вы изволите говорить?
– удивился писарь.

– Сегодня ночью мой муж, околоточный надзиратель Павел Никодимович Абиняков возвращался домой с работы. Участок его за рекой, как раз там, где расположено кладбище. Уже на подходе к реке, он увидел несущеюся вдоль моста закрытую повозку на рессорном ходу. Когда та проезжала мимо, то из своей профессиональной наблюдательности, муж успел заметить, что внутри сидит человек в чем-то красном с золотыми отблесками. Для острастки, муж окликнул: "Стой, кто такие?" Кучер было придержал лошадей, но из повозки раздался крик: "Кузьма Федотыч на кладбище возвращается!" - после чего возничий добавил лошадям прыти, и повозка скрылась из вида.

Как только, поминутно обмахиваясь платочком и глубоко вздыхая, госпожа Абинякова покинула дом, доктор и писарь удалились в другую комнату, обсудить случившееся.

– Хоть мне и удалось привести в чувства Наталью Акимовну, но она всё ещё очень слаба. Я дал ей успокоительных капель, пусть поспит. Для неё сейчас сон - лучшее лекарство. А вам, Аким Евсеич, доложу, - доктор отвел писаря в сторону и заговорил полушёпотом, чтобы кто из челяди не услышал: - Вся левая рука вашей дочери от локтя до плеча в кровоподтеках. Ну а следы зубов на шее... Получается, её щипали, а может и кусали... Но Кузьма Федотыч разве мог?

Аким Евсеич замахал руками:

– Чур, вас, чур! Что вы такое говорите? Может где о косяк ударилась?

– Тогда ей надо было только и делать, что ходить и о косяки биться. А уж укусы...

– Но Кузьма Федотыч... упокоился...
– развел руки в стороны писарь.

– Вот и я говорю...
– согласился с ним врач.

И оба, переглянувшись, замолчали.

– Я, право, в растерянности. Не знаю, что и думать?
– Почему-то шёпотом спросил писарь.

– Мне, как человеку просвещенному... м-м-м... сама мысль, что Кузьма Федотыч из гроба восстал - претит! Но... есть очевидцы - слуги. И следы на теле вашей дочери... М... да.
– В раздумье врач потёр себе лоб, склонил голову набок, разглядывая принесённый слугой поднос с вином и закуской.

Выпив по бокалу подогретого красного бордо и закусив нарезанной холодной телятиной, Аким Евсеич и доктор почувствовали непреодолимую тягу ко сну. Аким Евсеич решил остаться ночевать в доме зятя, а доктор направился домой. Проводив доктора, Аким Евсеич задержался в прихожей перед зеркалом:

– Да, с этим надо что-то делать...
– Оглядев на себе поношенный костюм, купленный ещё в те времена, когда служил писарем, Аким Евсеич невольно сравнил его со щегольской одеждой доктора.

– Может в церкви заупокойную службу заказать?

Аким Евсеич оглянулся, чуть с боку стоял истопник, который помогал доктору одеться, да потом закрывал за ним дверь. На швейцара Кузьма Федотыч скупился.

– Иди-ка ты, дружок, спать. Я тут сам разберусь, что мне заказывать.
– Посмотрел на себя в зеркало ещё раз, и решил: - А вот завтра и займусь. Нечего своим видом дочь компрометировать. А Натали, я думаю, теперь уж никто кусать и щипать не будет, - вспомнил ночной рассказ Настеньки, прибегавшей в его дом еще, когда Кузьма Федотыч жив был. Спал эту ночь Аким Евсеич на диване в кабинете зятя.

Преображение умного мужчины

Раньше Акиму Евсеичу не приходилось столь часто общаться то с доктором, то с надзирательшей, да и некоторыми другими состоятельными горожанами тоже. И он перестал замечать, что ткань его сюртука давно выношена, отчего сюртук местами вытянулся, потерял форму и оттого сам он в такой одежде никакого вида не имеет. Да и средства прежде остерегался тратить на новый гардероб, берёг про чёрный день. Аким Евсеич попытался привести свой внешний вид в приличное состояние, но даже самая тщательная чистка ничего не изменила. Опять же стрижка и бритье требовали рук хорошего цирюльника.