Шрифт:
Родился Эрик.
У Хуберта и Ирен была тайная связь. Очень важно, считали они, чтобы Чарлз не узнал. Для этого они купили кровать и поставили в другом доме — в отдалении от того, где жили Чарлз, Ирен и Пол. Новая кровать была маленькой, но достаточно удобной. Пол задумчиво смотрел на Хуберта и Ирен. Связь длилась двенадцать лет и положительно была очень успешна.
Хильда.
Чарлз наблюдал из окна, как Хильда росла. Начиная с младенчества, потом четырехлетия, потом прошло двенадцать лет, и она достигла того же возраста, что и Пол — шестнадцати. Какая прелестная молодая девушка! размышлял Чарлз. Пол соглашался с Чарлзом; ему уже довелось покусать кончики прелестных грудей Хильды. Хильда казалась себе слишком старой для большинства сверстников Пола — но не для него самого.
Сын Хуберта, Эрик, хотел Хильду, но не мог ее заполучить.
Пол продолжал клепать бомбы в подвале, при тусклой лампочке. Бомбы делались из длинных банок из-под «Шлитца» и пластичной субстанции, которую Пол отказывался назвать. Бомбы продавались сверстникам Пола, чтобы швырять в отцов. Бомбы скорее пугали, чем наносили ощутимый вред. Хильда помогала Полу продавать бомбы, прятала их под черным свитером, когда выходила на улицу.
Хильда срубила черную грушу на заднем дворе. Зачем?
Ты знаешь, что Хуберт и Ирен находятся в связи? спросила Хильда Пола. Пол кивнул.
Потом добавил: Но мне наплевать.
В Монреале они гуляли по первому снегу, оставляя следы, похожие на кленовые листья. Пол и Хильда думали: Что есть замечательно? Полу и Хильде казалось, что вопрос — в этом. Люди в Монреале были добры к ним, и они размышляли над этим вопросом в атмосфере доброты.
Чарлз, конечно, с самого начала знал о связи между Хубертом и Ирен. Но ведь Хуберт подарил нам Пола, размышлял он. Его удивляло, зачем Хильда срубила черную грушу.
Эрик посиживал сам по себе.
Пол положил руки на плечи Хильде. Та закрыла глаза. Они обнимались и думали над вопросом. Франция!
Ирен купила всем подарки на Пасху. Как мне узнать, в какой части пляжа будет лежать Розмари? спрашивала она себя. Скелет черной груши белел на заднем дворе Хильды.
Диалог между Полом и Энн:
— Ты болтаешь все, что лезет тебе в голову, — протестовала Энн.
— Вали, торгуй своими гиацинтами, Гиацинтщица. Это портрет, сказал Хуберт, вобравший пороки нашего поколения во всей полноте их проявления.
Бомба Эрика взорвалась со страшным шумом рядом с Хубертом. Хуберт испугался. Что решили? спросил он Эрика. Эрик не смог ответить.
Ирен и Чарлз говорили о Поле. Интересно, как он там один во Франции? недоумевал Чарлз. Интересно, примет ли его Франция? Ирен снова недоумевала по поводу Розмари. Чарлзу было интересно, а не приемным ли его сыном Полом изготовлена бомба, брошенная Эриком в Хуберта. Еще он удивлялся странному слову «приемный», которое вначале вовсе его не удивляло. В банке? удивлялся он. Что Хуберт имел в виду? Что Хуберт мог иметь в виду, сказав «в банке»? спросил он Ирен. Не имею представления, ответила Ирен. Потрескивал огонь. Вечер.
В Силькеборге, Дания, Пол задумчиво рассматривал Хильду. Ты любишь Инге, сказала она. Он коснулся ее руки.
Вернулась Розмари.
Пол повзрослел. Ох этот старый бедный ебарь Эрик, сказал он.
Качество любви между Хубертом и Ирен:
Это действительно замечательная кроватка, Хуберт, сказала Ирен. Правда, не слишком широкая.
Ты ведь знаешь, что Пол изготавливает бомбы в твоем подвале, не так ли? спросил Хуберт.
Инге, в своем красном свитере, расчесывала длинные золотистые волосы.
Что это был за мужчина, спросила Розмари, который писал книжки про собак?
Хильда сидела в кафе, ожидая, когда Пол вернется из Дании. В кафе она встретила Ховарда. Уходи, Ховард, сказала Хильда, я жду Пола. Ну что ты, Хильда, уныло произнес Ховард, можно я посижу минутку. Всего одну минуточку. Я не буду тебе докучать. Я просто хочу сесть за твой столик и побыть рядышком. Я же воевал, знаешь ли. Хильда ответила: Ладно. Но не смей ко мне прикасаться.
Чарлз написал стихотворение о псе Розмари, Эдварде. Сестину.
Папочка, почему ты написал стих про Эдварда? восторженно спросила Розмари. Потому что ты была далеко, Розмари, ответил Чарлз.
Эрик слонялся в Йеле.
Ирен сказала: Хуберт, я люблю тебя. Хуберт ответил, что он рад. Они лежали на кровати в доме, размышляя об одном и том же, о первом снеге Монреаля и черноте Черного моря.
Смысл того, что я срубила черную грушу, Ховард, я этого никому еще не говорила — в том, что она была того же возраста, что и я, шестнадцатилетняя, и она была красива, и я была красива, наверное, и мы обе были там, дерево и я, и я этого не могла вынести, сказала Хильда. Ты до сих пор красива, и в девятнадцать, сказал Ховард. Но не смей ко мне прикасаться, сказала Хильда.