Если разгневанный дух Дэнни Хэнсфорда и витал над головами присутствующих, то они этого явно не замечали. Сонни Зейлер, розовощекий и улыбающийся, принимал поздравления по случаю полного оправдания Джима и соболезнования по поводу кончины Уги IV, которая последовала дома во время просмотра по телевизору баскетбольного матча. Славный пес умер от почечной недостаточности. Бульдог-талисман был захоронен у десятой трибуны Санфордского стадиона рядом с могилами Уги I, Уги II и Уги III. Зейлер выбрал себе следующего пса и в течение двух недель получил новый номерной знак для своего прицепа: «Уга V».

Бланш Уильямс – воплощение стойкости, проявленной ею во время судилища над сыном, присутствовала на вечере в строгом платье с розовым корсажем. Она не скрывала своей радости, говоря, что ей уже восемьдесят три года и что теперь, когда ее сыну ничто не угрожает, Господь может призвать ее к себе, как только на это будет Его воля.

Джим Уильямс, в черной бабочке и запонках от Фаберже, расхаживал среди гостей, поражая всех искрометным весельем, какого у него никто не видел уже много лет. Он удивленно приподнял брови, когда я рассказал ему о своем разговоре с Минервой.

– Думаю, что она перебарщивает, – сделал заключение Джим, – и я уже говорил ей об этом. Боюсь, она слишком серьезно отрабатывает те двадцать пять долларов, которые я даю ей за каждый сеанс ее колдовства с корешками. Но это не имеет никакого значения. Она обошлась мне в такую ничтожную сумму по сравнению со счетами моих адвокатов…

Мы с Минервой встретились, как и договорились, в одиннадцать часов, сели в мою машину и направились на запад, по дороге к аэропорту.

– Он растет на обочине, прямо около перехода, – озабоченно проговорила женщина, – только вот не помню я точно, около какого.

Мы остановились возле перекрестка с Лайнз-Паркуэй. Минерва достала из сумки фонарь и пошла в придорожные кусты, откуда вскоре вернулась с пустыми руками.

У второго перекрестка ей тоже не повезло, однако у третьего она отошла подальше от дороги и возвратилась с пригоршней каких-то корешков и веточек.

– Теперь у нас есть корень, – сообщила она, – но осталось еще одно дело. Теперь надо найти главного человека.

– Доктора Баззарда? – поинтересовался я, начиная подозревать, что влип в долгую и нудную историю: могила доктора Баззарда находилась в Бофорте, в часе езды от Саванны.

– Нет, – ответила Минерва. – Он уже сделал, что надо. Мы навестим настоящего главного человека, который только и может все это остановить.

Она не стала вдаваться в подробности, и мы продолжали ехать на восток, к побережью, среди темноты и болот.

– Мне кажется, что сам Джим Уильямс не так боится Дэнни Хэнсфорда, как ты, – заметил я, нарушив молчание.

Свет фар встречной машины бликами отразился в пурпурных стеклах ее очков.

– Он очень боится, – тихо произнесла женщина, – и правильно делает, потому что я знаю… и он знает… и мальчик знает… что правосудие еще не восторжествовало. – Она устремила вперед неподвижный взор и начала, словно в трансе: – Мистер Джим мне ничего не сказал, да и не надо было. Я все увидела по его лицу. Услышала в его голосе. Я вижу картины. И когда мистер Джим говорит, я все вижу: мальчик напал на него ночью и мистер Джим рассердился и убил его. Он врал мне и врал на суде. Но я помогаю ему, потому что он не хотел убивать. Мне жалко мальчика, но я всегда на стороне живых, что бы они ни сделали.

По низкому мосту мы въехали на Отлендский остров и, сделав несколько поворотов, выехали к лодочной пристани на берегу широкой бухты.

– Ты хочешь, чтобы я подождал здесь? – спросил я.

– Нет, ты можешь пойти со мной, только веди себя тихо.

Мы вышли из машины и направились к пристани. Стояла тишина, нарушаемая лишь стуком мотора лодки, плывшей где-то на середине бухты. Минерва вгляделась в темноту и на несколько мгновений застыла на месте.

– Сейчас ночь новолуния, – сказала она, – поэтому такая тьма. Но зато новолуние – самое лучшее время для наших дел. – Перед тем как выйти сегодня из дома, я накормила ведьм. Это надо обязательно делать, когда у тебя неприятности со злыми духами. Надо сначала накормить ведьм, а потом делать все остальное.

Лодочный мотор замолчал. Раздался плеск весла.

– Это ты, Джаспер? – спросила Минерва.

– У-гу, – ответил чей-то голос. В двадцати ярдах от берега появилась смутная тень. Лодка подошла поближе – тень оказалась пожилым чернокожим мужчиной в шляпе с широкими полями, правившим маленькой деревянной лодкой.

Минерва легонько подтолкнула меня вперед.

– Это еще не главный человек, – пояснила женщина, – но он сейчас отвезет нас к нему.

Джаспер прикоснулся к шляпе, когда мы с Минервой садились в лодку, потом оттолкнулся веслом от берега и завел мотор. Пока мы плыли в полной темноте, Минерва опустила корни в воду, чтобы смыть с них грязь, а потом положила один корешок в рот. Лодка почти черпала бортами воду, и я сидел, не шевелясь, опасаясь, что при первом же резком движении мы перевернемся.

На противоположном берегу, к которому мы пристали, чернела враждебная, глухая стена деревьев. Вокруг царила непроницаемая тьма. Джаспер заглушил мотор и, оттолкнувшись веслом, подогнал лодку к берегу. Днище заскрежетало по песку. Мы вышли из лодки, а Джаспер выволок ее на землю и сел ждать.

Мы с Минервой поднялись на низкую возвышенность. Глаза постепенно привыкали к темноте, и из нее проступили очертания густого кустарника и призрачные занавеси испанского мха. Мы углубились в лес, и вдруг я заметил, что вокруг нас возвышаются обелиски, колонны и арки. Мы были на кладбище «Бонавентура». С тех пор, как побывал здесь в первый день по приезде в Саванну с Мэри Харти, я приезжал сюда много раз, но никогда не видел это царство мертвых ночью. Я вспомнил, как мисс Харти говорила мне, что по ночам на кладбище слышны звуки званого вечера, когда гости при свете горящего дома провозглашали тосты и разбивали бокалы о древесные стволы. Однако, сегодня не было слышно ничего, кроме стона ветра в листве. Только сейчас я понял, почему так и не побывал на кладбище ночью – с сумерками оно закрывалось, так что мы с Минервой нарушили все правила.