Annotation
Черновик романа о Перестройке и начале 2000-х
Волобуев Вадим
Волобуев Вадим
Мать
1
Вадим Волобуев
Мать
Часть первая
Глава первая
Внизу, под окнами, двигалась траурная процессия. Впереди несли портрет молодого бойца в форме цвета хаки и голубом берете, за ним -открытый красный гроб с телом этого бойца. Следом вели под руки плачущую женщину в чёрном платке, далее брели печальные люди - человек тридцать - многие без шапок, несмотря на мороз.
Маргарита Николаевна с торжественно-трагическим видом стояла подле учительского стола, косясь в покрытое изморозью окно. Ученики, не смея шелохнуться, застыли возле парт.
Наконец, прозвучала команда:
– Класс, сесть.
Все с шумом опустились на стулья.
– Игнатенко, продолжай, - сказала Маргарита Николаевна, садясь за стол.
– "Шеффилд - город небогатый, - прочитал вслух Игнатенко, уныло нависнув острым подбородком над разворотом "Пионерской правды".
– Хотя там много сталелитейных заводов, часть из них не действует. Их закрыли капиталисты, которым невыгодно вкладывать в эти предприятия деньги. Многие рабочие остались без работы. Однако здесь очень сильны пролетарские традиции, одной из которых является интернационализм...".
– Пахомов, что такое "интернациональный долг"?
– прервала вдруг Игнатенко Маргарита.
Пахомов возделся и, скособочась, упёр хмурый взгляд в разрисованную чернилами парту.
– Ну... например, в Афганистане мы выполняем интернациональный долг, - прогундосил он.
– Да вон уже пишут, что зря мы его выполняем, - горько усмехнулась вдруг Маргарита Николаевна.
Пахомов смешался и исподлобья уставился на неё.
– Ладно, садись.
Пахомов брякнулся на стул.
– Денисов, читай дальше.
Сидевший у окна Денисов сглотнул. ""Многие из шеффилдских ребят, - зачитал он неровным голосом, - активно участвовавших в кампании "Карандаши для Эфиопии", живут в районах, где особенно много безработных. В их семьях на счету каждый пенс. Именно поэтому интернационализм этих маленьких англичан особенно ценен", - так писала о школьниках Шеффилда газета английских коммунистов "Морнинг стар"".
Светка Глушан двигала по строчкам "Пионерской правды" короткой деревянной линейкой. Пахомову надоело следить за линейкой и он зевнул, окинув взором склонённые в молитвенной позе спины учеников. Потом опустил правую руку и ущипнул Глушан за зад. Та подпрыгнула, сдавленно ойкнув.
– Дурак, что ли?
Пахомову было скучно. Раз его уже вызвали, значит, больше не спросят. Можно считать ворон.
Он глянул в разукрашенное ледяными узорами окно, пробежал глазами по висящим над доской портретам военачальников Великой отечественной, окинул взором на стенд политинформации с вырезками из газет и вдруг упёрся взглядом в Маргариту. Та смотрела прямо на него.
– Пахомов, ты уже извертелся! Глаза - в текст, быстро!
Условный рефлекс сработал мгновенно: голос учительницы ещё не затих, а Пахомов уже сидел, уткнувшись в статью. Глушан тихонько пихнула его локтем, отодвигая от себя.
– Денисов, продолжай, - сказала Маргарита.
Денисов открыл было рот, но тут грянул звонок. Ученики как по команде откинулись к спинкам стульев.
– Так, - сказала Маргарита Николаевна.
– Сегодня после уроков не разбегаемся. У меня для вас сообщение. Пахомов, подойти-ка сюда.
Пахомов, трепеща, приблизился к учительскому столу. Маргарита сидела к нему боком, слегка повернув голову с копной зачёсанных кверху рыжих волос.
– Ты почему тетрадку поменял?
– Потому что старая закончилась, - запнувшись, пояснил Пахомов.
– А кто тебе разрешил?
Пахомов впал в ступор. Несколько мгновений он лихорадочно искал ответ, затем понурился и стал ждать выволочки. Маргарита Николаевна выдержала паузу, маринуя его неопределённостью.
– Ещё раз такое сделаешь, получишь двойку. Понятно?
– Да.
– Иди.
Четвёртый "В" ходил у Маргариты Николаевны по струнке: никаких опозданий, за любую шалость - родителей в школу; отсутствие сменной обуви приравнивалось к прогулу (даром, что зимой её никто, кроме четвёртого "В", и не носил).