Первая: в доме почему-то совсем не было слуг.

Вторая: именно за этого мужчину родители надеялись выдать меня замуж.

Иначе почему меня так активно и с особым вниманием готовили к первой встрече?

Отец добродушно смеялся, когда я вошла все в ту же столовую. Я никогда еще с самого пробуждения не слышала его смеха. И почему-то появилось нехорошее предчувствие. Оно было неуловимым, исходящим откуда-то из глубины души. Но царящая в столовой веселая атмосфера не обманула меня.

Они оба поднялись, а я вежливо поздоровалась:

— Доброе утро.

К слову, прежняя слабость вернулась едва ли не в двойном размере, так что мысли текли неспешно и неохотно. Я не особенно интересовалась окружающим миром, но подметила, что воды на столе, само собой, нет, как и чего-то, кроме заменителя мяса, напичканного белком и другими веществами.

А жених собой хорош настолько, насколько может быть красивым стареющий антаресец. Для них еще нет оптимальной программы продления жизни, и потому мужчина уже перевалил за экватор средней продолжительности жизни своей расы. Нельзя сказать, что он выглядел старше Грега или отца, но все же в нем чувствовалось что-то бесконечно далекое. Я больше смотрелась бы рядом с ним как дочь. Может, как сестра… но жена?

Несколько худощавый, с длинными волосами, черными, густыми, собранными в хвост. Да, наверное, он был красив и, скорее всего, умен. В руках мужчина вертел небольшую резную тросточку, увенчанную большим черным камнем.

— Шэй, это господин Тоайто. Жавьен, это моя дочь Шэй. Садись, дорогая, с нами.

Дорогая?! Непринужденный и спокойный тон? Да он больше всего в жизни хочет выдать меня замуж именно за этого гада! Почему гада? Сказать сложно, но неприязнь с этому Тоайто пробивалась даже через мощное действие транквилизаторов (к этому времени я, конечно, поняла, что за "витамины" принимаю).

Я быстро справилась с завтраком. Глотала, почти не жуя, и лишь пару раз глотнула настойки. Она сегодня получилась особенно приторной. Отец и мужчина тем временем тихо беседовали. Смысла их разговора я не понимала, лишь изредка отец принимался смеяться, да Тоайто бросал на меня взгляды.

Конец моего завтрака совпал с концом их разговора. Я услышала привычное:

— Что ж, оставлю вас.

И краем глаза увидела удаляющегося отца. Удивительно — я думала, мне напомнят вести себя ласковее с будущим мужем. Но, пожалуй, вера в силу успокоительного у отца была сильна.

— Что ж, Шэй, вот мы и одни, — сказал мужчина. — Можешь называть меня по имени. Не стану скрывать, ты мне понравилась. Красивая внешне, скромная, из хорошей семьи. Мне нужна жена. Не подруга, не любовница, а именно жена. Та, что будет "лицом" моего дома, моей спутницей, матерью моих детей. Я полагаю, ты — один из лучших вариантов. А я их рассмотрел очень много. Общую картину портит твоя болезнь, но о ней никто даже не узнает. Мои люди разработают для тебя систему напоминаний, так что каждый день, просыпаясь без памяти, ты будешь восстанавливать все за час.

— Я теряю память каждый год, а не каждый день, — тихо проговорила я.

Тоайто моргнул и широко улыбнулся.

— О, так это все меняет! Раз в год… какие пустяки, Шэй. Сущая ерунда. Ты — дорогое приобретение, но я надеюсь, рано или поздно окупишься.

Вот так вот. Я — приобретение. Какую цену на меня выставили родители? Ведь он платит сначала за участие в этом фарсе, именуемым выбором мужа, затем за то, чтобы забрать меня. Бешеные деньги, должно быть. Наверное, с его точки зрения он имеет право оценивать меня именно как приобретение.

И почему традиции народа, в котором я выросла, мне так не нравятся? И когда уже пройдет голова?

— Шэй, ты меня слушаешь?

— Что?

Я отвлеклась на собственные переживания и не заметила, как потеряла нить разговора. Сейчас Тоайто смотрел с ожиданием, будто ждал отклика.

— Еще раз, пожалуйста, — с раскаянием в голосе попросила я.

— Я выразил надежду, Шэй, что ты понимаешь: все уже решено. Таким, как я, не отказывают. И остальное — пустые формальности, которые мы утрясем за тот месяц, что тебя будут обучать. Поэтому я хочу получить свое немного раньше, чем положено.

Он рассмеялся и потрепал меня по голове.

— Да, знаю, это вроде как запрещено, но мы никому не скажем, верно? Подойди.

Не знаю, что заставило меня в этот момент подняться и подойти к нему. Может, осознание, что все происходит с молчаливого согласия отца, и он не приструнит этого человека. Может, действовали лекарства. Может, еще что. Но очнулась я только когда он заставил опуститься на колени у его ног и, взяв мою руку, положил на пряжку своего ремня…

Грег