Штабные машины, разное иное хозяйство и резерв, в который комдив выделил парашютно-десантный батальон, подразделение лейтенанта Рогова, самоходно-артиллерийский дивизион, надежно укрыты в густом лесу, венчающем холм и простирающемся от Ровной до самого аэродрома. В случае чего резерв может скрытно подобраться к аэродрому или стремительно ударить по железнодорожной станции или по переправе.

Начальник штаба полковник Воронцов, некоторое время с недовольным видом выслушивавший чей-то доклад по телефону, а потом, постукивая карандашом, разглядывавший карту, наконец встает и подходит к комдиву.

— Товарищ генерал-майор, — он озабоченно тычет пальцем в карту, — не столь уж значительные силы у Зубкова на мост с правобережья наступают, а «южные» стремительно отступают, я позволил бы себе сказать, удирают. Боюсь, что, как только они через мост на левый берег перейдут, его взорвут. Понимают, что на два фронта не устоять. И вот на левом берегу держатся крепко, а на правом, как я уже позволил себе сказать, удирают.

— Прикажите Зубкову, пусть на левом нажимает, а на правом остановится. Пусть топчется на месте, пусть шумит, но не давит, а саперам…

— Ясно, товарищ генерал-майор, саперам скрытно подойти, разминировать мост и удержать…

— Вот, вот, — рассеянно подтверждает комдив, он уже занят другой проблемой.

Однако связь с Зубковым то и дело теряется. «Южные» применяют радиопомехи. Попытка связаться непосредственно с силами, действующими на правом берегу, тоже ничего не дает.

И тогда начальник штаба вызывает одного из своих офицеров — капитана Рутько — и приказывает ему в кратчайший срок добраться до Зубкова и передать приказ.

Казалось бы, генерал Чайковский увлечен наблюдением. С инфракрасным биноклем в руках он внимательно смотрит в сторону железнодорожной станции. Но оказывается, он все слышал. Не оборачиваясь, бросает:

— Пусть отправляется в обход, а то подстрелят, как зайца.

И капитан Рутько, повторив приказ, исчезает в дверях. А тем временем вызванный командир разведывательного подразделения получает задачу: разведать, минирован ли мост, и если да, то разминировать, захватить и удерживать, пока подразделения майора Зубкова не подоспеют.

На командный пункт приходит начальник политотдела полковник Логинов. Он улыбается.

— Честное слово, чего только ребята не придумают! — говорит он, ни к кому не обращаясь, и вдруг, хлопнув себя по бедрам, начинает смеяться.

Генерал Чайковский удивленно смотрит на него — что могло так развеселить начальника политотдела.

— Нет, вы представьте, что придумали! Молодцы! — говорит полковник Логинов. — Приезжаю в шестую роту, а они комсомольское собрание устроили! Ну? Как вам это нравится? Правда, передых небольшой. По приказу у них двадцать минут остается до начала атаки. Вот они и решили воспользоваться — собрание, видите ли, провести. На повестке дня прием в комсомол гвардии рядового Габриэляна. Я спрашиваю замполита: «Как же так, спятили, что ли? Через двадцать минут атака, а вы тут митинг устроили!» Он смотрит на меня, вроде не понимает и спрашивает: «А что, нельзя, товарищ полковник? Почему нельзя?» И веришь, Илья Сергеевич, — и полковник Логинов снова с удовольствием хлопнул себя по бедрам, — не знаю, что ответить! Действительно, почему нельзя? Где сказано, что нельзя перед атакой комсомольское собрание проводить? А? Вспомним Отечественную. Нормальное дело. Думаю, молодцы ребята. Да тут еще комсгрупорг подбегает, бедовый такой парень, я его хорошо знаю. «Товарищ полковник, — говорит и не улыбнется ведь, — Габриэляна принимаем. Отличный гвардеец. Все за него. Сказал — погибну в атаке, считайте меня комсомольцем. Вдруг и вправду „погибнет“? Снимет его посредник, и все, что ж он, без собрания, значит, в комсомоле окажется? Не пойдет! Вот мы и решили, времени навалом, успеем рассмотреть». «Это двадцать-то минут навалом? — спрашиваю. — Да разве человека за двадцать минут узнаешь, обсудишь?» А он отвечает: «Так ведь год и двадцать минут, товарищ полковник, мы ж его год уж знаем, почитай, лучше самих себя изучили. Достоин!» «Да он и биографию свою не успеет рассказать!» — настаиваю. Комсгрупорг только рукой махнул: «Ну какая у него биография, товарищ полковник! Нет у него еще биографии, не успел завести. Он нам свою биографию на учениях да на службе показал. Очень даже хорошая. Отличник ведь». «Добро, — говорю, — принимайте перед боем». — Полковник Логинов помолчал. — Да, было время, принимали людей перед боем. Так и умирали коммунистами, комсомольцами, а билета получить не успевали…

Уже почти рассвело. Теперь через амбразуры можно было в бинокль разглядеть почти весь район десантирования.

Слева, вдали, скрытое туманом, простиралось то самое болото, которое тщетно пытался преодолеть капитан Кучеренко со своими гвардейцами. Ближе к КП, по краю болота, проходила железнодорожная линия и маячили постройки, склады, водокачка; то были станция и железнодорожный узел Дубки. Еще ближе гремели взрывы, к небу взлетали черные фонтаны земли. Подразделения подполковника Круглова атаковали станцию.

Прямо перед КП, километрах в трех, продолжалось болото. Оно оканчивалось у безымянного притока Ровной, за которым шла низина. В том месте, где приток впадал в Ровную и где гнулись под усилившимся ветром плакучие ивы, белели строения совхоза Прировненского.

Генералу Чайковскому показалось, что приток уж слишком широк, а ивы торчат прямо из воды. Но может быть, только показалось?..

Справа от КП протекала Ровная. Она уже освободилась ото льда и катила свои свинцовые волны меж почерневших землистых берегов. Уровень воды заметно поднялся, течение несло какие-то обломки, сгустки ветвей, кусты, всякий, неизвестно откуда взявшийся хлам. Со стороны моста слышалась непрерывная стрельба, дым окутал берег — там гвардейцы майора Зубкова изо всех сил старались подавить сопротивление «южных», оборонявших мост. Но, видимо, это было не так-то просто. «Линия фронта» не отодвигалась. А за рекой шла вялая стрельба. Там в соответствии с приказом десантники лишь обозначали наступление. «Значит, добрался Рутько, — подумал комдив. — Молодец, быстро».

Капитан Рутько действительно добрался. И действительно быстро. Но чего ему это стоило!

Ведь предстояло сделать крюк в добрых четыре-пять километров. Машина неожиданно сломалась (такую вводную дал посредник — хотел проверить, наверное, находчивость офицера). И, увязая в последнем весеннем снегу, затаившемся под деревьями, Рутько добежал до села Лесное и остановился на окраине. С тоской смотрел он на бесконечное поле, на свинцовые, ледяные воды Ровной, которую надо было переплыть, и на кусты на том берегу, через которые вообще черт знает как удастся продраться.