— Какая же она умная! — восхищалась потом Ленка. — И все понимает. И все хочет знать. Ты видел, как она слушала! Ей все интересно, не то что тебе — никогда не интересуешься делами сестры. И что она в тебе нашла? — Ленка горестно вздыхала. — Бедняжка. Каково ей будет, когда она тебя раскусит наконец.

Но Петр не обижался. Он был так счастлив впечатлением, произведенным Ниной на отца и сестру, что никакие Ленкины уколы не могли уязвить его.

Правда, с этого времени Ленка без конца приставала к нему с расспросами о Нине, ее делах, ее жизни, требовала, чтобы он снова привел ее.

— Хорошая девочка, — только и сказал отец, но в его устах это была не пустая похвала. Это значило, что Нина принята. Петр знал, что никакие силы не заставили бы отца положительно оценить Нину, если б он действительно так не думал.

Он бы просто сказал: «никчемная», или «пустая», или «нестоящая девочка». Может, добавил бы: «Извини, Петр». И все. Он бы не запретил с ней встречаться, не стал давать советы, он высказал бы свое отношение. Но если б это отношение было отрицательным, Петр просто не знал бы, что делать. И наверное, рано или поздно они бы с Ниной расстались. Авторитет отца был для Петра непререкаем.

А конец года меж тем приближался. Шли контрольные. Они вызывали озабоченность. Ни на что не хватало времени. Радовало лишь то, что готовились они вместе.

Зато пришло и огорчение. Нинины родители сообщили, что приезжают на два месяца в отпуск и проведут его вместе с дочерью частично на юге, частично в Москве.

Предстояла их первая разлука…

Гвардии рядовой второго года службы Золотцев был образцом десантника. Быстрее всех проходил полосу препятствий, отлично стрелял, имел разряды по нескольким видам спорта, совершил десятка два прыжков.

Смелый, пожалуй, даже лихой парень, он первым вызывался идти на любое задание, ничего не боялся, море ему было по колено. Вот это и был, пожалуй, главный его недостаток: «лихость, переходящая в глупость», как неодобрительно говорил сержант Рудой, командир отделения.

— Так точно, товарищ гвардии сержант. — И Золотцев с особым шиком вскидывал руку к берету. — Только уж лучше так, чем глупость, которая переходит в лихость.

Сержант подозрительно смотрел на Золотцева, стараясь определить, не содержат ли его слова непочтительного намека, но встречал лишь ясный, открытый взгляд голубых глаз.

— Койку получше заправьте, — говорил он на всякий случай и удалялся.

— Есть, заправить койку получше! — громогласно неслось ему вслед.

Золотцев был глубоко убежден, что на войне ему б цены не было, что он был бы замечательным разведчиком. Книги о фронтовых разведчиках были его настольными книгами.

— Да пойми ты, — втолковывал ему все тот же сержант Рудой, упорно пытавшийся перевоспитать своего упрямого подчиненного, — десантнику прежде всего хитрость нужна, терпение, сообразительность, а потом уже смелость и сила.

Этот бесплодный спор, в котором позиции обоих оппонентов можно было подвергнуть одинаково основательной критике, длился давно. И каждый из спорщиков в меру сил старался на фактах доказать свою правоту. На учениях, во время выходов, даже просто на тактических занятиях сержант пытался перехитрить Золотцева, тот в свою очередь посрамлял Рудого каким-нибудь смелым и совершенно неожиданным решением. Командир взвода объяснял им, что вместо того, чтобы искать, какое качество для разведчика важнее, лучше воспитывать их в себе все. Но соревнование поощрял, логично рассуждая: пусть учатся друг у друга.

К сожалению, у Золотцева были и недостатки, в том числе безграничная самоуверенность. И еще он любил разыгрывать товарищей, в особенности первогодков, только что пришедших в армию. Делал он это не всегда безобидно, за что порой получал нагоняй от начальства. Кроме того, будучи заядлым спорщиком, Золотцев по любому поводу заключал пари. Ставка была всегда одна — «обильный чай» в солдатской чайной. И уж если выигрывал, то ни в чем себе не отказывал за счет проигравшего.

На этот раз жертвой пари должен был стать один из первогодков, впервые участвующий в таком большом учении, старательный, доверчивый солдат.

Фамилия солдата, на беду, была Порядочкин, что, разумеется, служило Золотцеву неисчерпаемой темой для шуток.

— Ты помни, Порядочкин, — серьезно говорил Золотцев где-нибудь в курилке в минуту отдыха, — согласно инструкции, например, если не открывается основной парашют, надо рвать за кольцо запасного. Верно?

— Верно, — соглашался не чуявший подвоха Порядочкин.

— А если и он не раскроется? А? Тогда что делать по инструкции?

— Не знаю, — смущенно морщил лоб Порядочкин.