— Явились наконец-то.

Словно комдив мог прибыть к нему раньше назначенного срока и пролезть на прием вне очереди. Но Чайковский не обижается. Эта манера Хабалова всем известна. Любой разговор с подчиненным он начинает с какого-нибудь пустого упрека: почему не пришел раньше, почему не сообщил больше, почему не взял с собой такого-то офицера? Почему, почему, почему…

Это он так, чтоб вступить в разговор. Иные новички, не знавшие об этой невинной причуде генерал-полковника, начинали оправдываться и встречали его удивленный взгляд. Высказав свой упрек, генерал-полковник тут же приступал к делу, и вот уж если тогда предъявлял претензии, то держись. Никогда не распекал и, конечно, не кричал. Говорил в этих случаях холодно, язвительно вежливо, порой даже презрительно, словно спрашивал: «И после этого вы считаете себя офицером?»

Он был очень дальновиден, мгновенно разбирался в обстановке, обладал огромным опытом. О его энергии ходили легенды. В этом маленьком человеке, казалось, таились неисчерпаемые резервы. Во время учений, а в свое время боевых действий, никто не помнил его не то что спящим, а хотя бы на минуту расслабившимся. Он был вечно в движении, как снег на голову сваливался на своих подчиненных, и всегда в самый неблагоприятный для этих подчиненных момент; он выезжал на передовую, успевал переговорить с солдатами, а через час уже снова был на своем командном пункте, поражая офицеров знанием конкретной обстановки.

Говорил быстро, только по делу. Хвалил очень редко. Если кому-нибудь бросал мимоходом «молодец», тот считал, что награжден орденом. Но скупо хвалил лишь старших и высших офицеров. Солдат, взводных, ротных хвалил охотно, если, конечно, было за что. А ругал весьма своеобразно. Рассказывали случай, когда, еще будучи командиром дивизии, он обнаружил солдата, плохо отрывшего окоп. Он долго смотрел на нерадивого, печально качая головой, потом спросил тихо: «Почто обидел старика?» Пораженный солдат устремил на генерала недоуменный взгляд. «Я служу, стараюсь, — с горечью сказал комдив, — а ты, солдат моей дивизии, вот какой окоп вырыл. Что теперь про меня говорить будут?» И, безнадежно махнув рукой, удалился. А солдат, едва не расплакавшись, с таким остервенением начал углублять окоп, словно хотел пробиться к центру земли.

— Сообщаю обстановку, — заговорил генерал-полковник, подойдя к столу, на котором были разложены карты. — Мы, «северные», наступаем, имея задачей форсировать реку Ровную, отбросить «южных» и, закрепившись на левом берегу, продолжать наступление в направлении Городище. Вашей дивизии десантироваться в тылу «южных» в районе железнодорожный узел Дубки, аэродром, село Лесное, совхоз Прировненский с задачей захватить железнодорожный узел, аэродром, уничтожить стратегические склады, инженерные сооружения, наблюдательные пункты и живую силу «противника» в заданном районе, в последующем выйти на рубеж село Высокое, аэродром, не допуская выдвижения резервов «южных» до подхода наших главных сил. Дивизии захватить также мост через Ровную. Готовность к погрузке доложите через трое суток. Вопросы есть?

— Вопросов нет, товарищ генерал-полковник. Разрешите идти?

— Идите.

Вот и весь разговор.

Начальник штаба дивизии полковник Воронцов и другие офицеры побывали в штабе учений, у начальников соответствующих служб. И теперь юркий Ан-2 уносил всю группу обратно домой. Теперь уже в свете конкретной задачи приступили к последним приготовлениям…

И вот однажды на рассвете у десятков дежурных в десятках подразделений зазвенели звонки, зажглись световые табло. «Рота, подъем! Сбор!» — прозвучало под сводами казарм. На квартирах офицеров затрещали телефоны, за комдивом и его заместителями выехали машины. Опустились шторы на окнах казарм.

Солдаты одевались с поразительной быстротой, разбирали оружие, выбегали строиться; водители уже мчались по утоптанным снежным дорожкам в парк боевых машин.

Прошли считанные минуты, и колонны машин потянулись по пустынным в этот ранний час дорогам к пунктам сосредоточения.

Дивизия — огромное, многолюдное хозяйство, и подразделения ее сосредоточены в десятках километров друг от друга, но давно начертаны, многократно изучены и опробованы пути, по которым в таком вот случае пройдут дивизионные колонны к тем лесам, где, скрытно сосредоточившись, будут готовиться к посадке в самолеты, крепить на платформах технику, разбирать парашюты, проходить последнюю, придирчивую проверку.

Генерал Чайковский успевает побывать в одном из полков, у саперов, у артиллеристов. В других подразделениях — его заместитель и начальник политотдела. Все в порядке. Колонны идут по графику.

И тогда на своем неутомимом Ан-2 комдив, начальник штаба, начальник тыла, начинж, начальник связи, другие офицеры снова вылетают на командный пункт «северных», но уже в условиях учений. На притулившемся в узкой долинке полевом аэродромишке комдива встречает офицер связи и по замаскированной лесной дороге доставляет в штаб.

Здесь Хабалов, встретив комдива обычным упреком «Слава богу, дождались!», приглашает его в штабную палатку. Идет совещание. Командиры соединений и частей «северных», начальники штабов, различных служб выслушивают приказ на наступление, уточняют вопросы взаимодействия, сроки. Офицеры, прилетевшие с комдивом, выясняют порядок обеспечения и прикрытия десанта, данные о «противнике», прогноз погоды… «Десантирование вашей дивизии осуществляет группа военно-транспортной авиации под руководством генерал-майора авиации Петренко» — гласит приказ.