Шрифт:
Черный Вран, он же Негр, который, казалось, успевал везде, затащил играть даже старика Крылова. Баснописец, проиграв тут же фант, вынужден был читать своего «Осла».
Как только Иван Андреевич произнес первые слова, лицо его сразу приняло выражение ослиное.
Мужик на лето в огороде, Наняв Осла, приставил Ворон и воробьев гонять нахальный род. Осел был самых честных правил: Ни с хищностью, ни с кражей не знаком…— Мой дядя самых честных правил, — пробормотал Пушкин, но Полторацкий услышал и улыбнулся:
— Кажется, у всех дяди — ослы… — пробормотал Полторацкий, глядя на отца m-me Керн.
— О племянничек! Не любишь дядю. Как же, такой цветок загубить, — заметил Пушкин. — Я бы тоже злился, — рассуждал он. — С другой стороны, когда женщина замужем, появляется больше возможностей, она становится доступней и сговорчивей. Слышишь, что Крылов говорит: но, кажется, неправ и тот, кто поручает Ослу стеречь свой огород…
— А ведь верно, — усмехнулся Полторацкий. — Генерал стар и глуп.
Но Пушкин слушал его вполуха, сам все смотрел на Анну, на долю которой вскоре выпала в шараде роль Клеопатры. Ее поставили с корзиной цветов, и Пушкин с Полторацким приблизились полюбоваться ею.
Пушкин, указывая на ее брата, сказал:
— Et c’est sans doute monsieur qui fera l'aspis? (Конечно, этому господину придется играть роль аспида?) Который нанесет смертельный поцелуй.
Керн нашла это дерзким, губка у нее дернулась, и она, ничего не ответив, ушла, сверкнув ослепительно белыми плечами.
Пушкин расхохотался и мысленно раздел ее, получилось неплохо, только по ее фигуре выходили коротковатые ножки. «У мадам Керны ножки скверны, — подумал он. — Ну и что?!» И тут же представил, как, с каким удовольствием завалил бы ее.
У Олениных ужинали на маленьких столиках, без чинов.
Пушкин усаживался, приговаривая стих Княжнина:
— «Не занимаяся вовек о рангах спором, Рафаел не бывал коллежским асессором…» Хоть у Олениных знаешь, что тебя не обнесут за столом.
Они с Полторацким расположились за спиной у Керн, и два Александра наперебой принялись льстить ей своими речами.
— Можно ли быть такой прелестной, — завел Пушкин.
— Конечно, не только можно, но и должно, — поддержал его Полторацкий. — Правда, у хорошеньких женщин всегда есть опасность попасть в ад.
— Я хотел бы в ад, раз там будет много хорошеньких, — радостно воскликнул Пушкин. — Я играл бы с ними в шарады. Спроси, мой друг, у madame Керн, хотела бы она попасть в ад?
— Annette, ты хотела бы в ад? Там, говорят, будет весело, — обратился Полторацкий к Анне Керн. — Пушкин стихи будет читать, в шарады играть.
— Я в ад не желаю, — серьезно, не принимая их игривый тон, отвечала m-me Керн. Она сидела вполоборота, но головы в сторону молодых людей не поворачивала.
— Тогда и я раздумал — воскликнул Пушкин. — Я в ад не хочу, хотя там и будут другие хорошенькие женщины. Что ж, тогда в рай?
— С хорошенькими женщинами мы устроим рай на земле, — сказал Полторацкий. — К чему нам умирать?
Когда m-me Керн уезжала, ее кузен Полторацкий подсел к ней в карету. Пушкин стоял на крыльце и провожал ее глазами. Хотелось быть на месте Полторацкого, предупреждать ее желания, невзначай коснуться руки, что удобней всего сделать в карете, при случайном толчке обнять за талию. Потом вдруг вспомнил про сплетню Американца, и от обиды сжалось сердце.
— Всадить бы ему пулю в лоб! Какое наслаждение!
Глава двадцать седьмая,
в которой Каразин посещает министра внутренних дел графа Виктора Павловича Кочубея и предлагает организовать департамент тайной полиции. — 12 апреля 1820 года.
«Его сиятельство граф Виктор Павлович просит Василия Назарьевича пожаловать к нему сего дня после обеда в восемь часов. 12 апреля 1820 года», — прочитал Каразин поданную ему записку от министра и подумал с трепетным чувством облегчения: «Эту записку надобно сохранить, она будет для меня памятником разговора с графом. Все решится в завтрашний вечер, как великолепно все может решиться. Мой голос наконец услышан. Возможно, граф уже доложил государю… А ежели примут мои предложения об учреждении департамента… Что мне тогда все эти разногласия в Вольном обществе?!»
Василий Назарьевич был принят в Вольное общество любителей российской словесности очень благожелательно, причем подчеркивалось, что избран он за познания в науках и отечественном слове, за особенное усердие к благу общества и приобретенную с годами опытность. Вскоре приобретенная с годами опытность помогла ему стать и помощником председателя общества Федора Николаевича Глинки, и месяца не прошло после его вступления. Помощником, то есть вице-председателем, который вел заседания при отсутствии председателя. По значимости Василий Назарьевич стал вторым лицом в высочайше утвержденном Вольном обществе.