А друзей у него не было. Единственным другом его была Лика.

Но она уже год как умерла от белокровия. И уже год, как Модест не мог по памяти написать ее нового портрета.

Модест Матвеевич закончил все свои земные дела.

Он переоделся в чистое. Надел белую сорочку. Повязал галстук, из тех, что дарила ему она… Надел любимый ею пуловер, который они вместе выбирали, когда были в Италии. Из гостиной он принес в кабинет бутылку рома и два стакана. Сел за стол… За стол, за которым работал еще дед — известный академик-искусствовед…

Модест открыл нижний ящик.

В глубине нащупал искомое… Старый добрый девятимиллиметровый «вальтер»… Вынул обойму. Внимательно, с интересом посмотрел на золотисто-красную пулю верхнего патрона.

Именно ей суждено пробить его седую голову. Именно ей…

Художник никогда не чурается деталей. Художник любовно выбирает кисти и холсты…

Он любовно погладил вороненую сталь. Защелкнул обойму в рукоять. Передернул затворную раму.

Он не стал выпускать пистолет из правой руки. Дело было уже начато. Вагон уже поехал.

Левою рукой он налил по половине в оба стакана. Один поставил перед фотографией. Перед ее фотографией. Она любила ром «Баккарди». И еще она любила людей, его девочка… Она знала, что умирает, и спешила щедро одарить ближних тем единственным, чем была богата. Любовью.

— Давай выпьем, — сказал Модест вслух.

Сказал, и левою рукою чокнулся с ней. В правой уже был пистолет.

Модест выпил.

Ну? Чего теперь ждать-то? Поехали!

И улыбнувшись ее улыбке, он поднял дуло к виску.