– Он ведь когда-нибудь… вспомнит все?

Доктор Томас пожал плечами:

– Возможно. А может быть, и нет. Или вспомнит лишь часть.

Оливия сидела молча некоторое время, осознавая смысл сказанного, а затем глубоко вздохнула: она должна была сделать это.

– Я могу его увидеть сейчас?

– Конечно. Прошу вас.

Доктор ввел ее в большую палату с четырьмя кроватями, из которых лишь одна, у окна, была занята. Оливии пришлось собрать всю свою волю, чтобы подойти ближе и посмотреть на мужчину, которому она посвятила некогда свою жизнь, потому что слишком сильно любила его и надеялась, что и он любит ее не меньше. Взглянув на знакомое лицо, она почувствовала толчок в груди, а затем еще один, когда невольно подумала о том, как они с Паркером похожи – будто горошины из одного стручка. Она рассеянно потерла грудь, точно пытаясь утихомирить боль, прочно поселившуюся в опустевшем сердце после расставания с мужем.

– Он сейчас спит, но вскоре должен проснуться, – произнес врач, мельком проглядев медицинскую карту Ксандера. – Можете посидеть с ним.

– Спасибо, – механически ответила она, опускаясь на стул возле кровати.

Оливия скользнула взглядом по неподвижному телу под легким одеялом – он похудел и казался не таким мускулистым, как два года назад. Раньше он всегда был гладко выбрит, теперь же на подбородке его пробивалась щетина, а волосы отчаянно требовали стрижки.

Сердце ее сжалось от сострадания, а ведь ему бы это вряд ли понравилось. Ксандер был человеком действия и привык все держать под контролем. Да он бы сошел с ума, сознавая, что, беспомощный, лежит на больничной койке. Внезапно она вздрогнула: больной очнулся, и Оливия встретила пронзительный взгляд его серых глаз. Он узнал ее, улыбнулся, и в его глазах была искренняя радость. Между ними словно опять возникла какая-то невидимая связь – будто и не было тех страшных событий, когда-то разрушивших их отношения. Она тоже невольно улыбнулась ему.

Когда она последний раз видела, как он улыбается? Так много времени прошло с тех пор, и Оливии не хватало этой улыбки, не хватало его. Эти два мучительных, одиноких года она пыталась убедить себя, что можно так же легко забыть человека, как и влюбиться в него, только нужно очень постараться. Но она лгала сама себе – любовь не подчинялась велению разума, нельзя притвориться, что любимый человек, некогда бывший значительной частью твоей жизни, теперь никто для тебя.

Она поняла сейчас, что по-прежнему любит его.

– Ливви? – Голос Ксандера был хриплым, точно голосовые связки отвыкли от работы.

– Да, – слабо вымолвила она. – Я здесь.

Слезы жгли ей глаза, в горле встал ком, мешающий говорить, и она потянулась к его руке. Почувствовав, как его пальцы обхватили ее ладонь, она не удержалась, и слезы полились по ее щекам. Он вздохнул и вновь закрыл глаза. Прошло несколько секунд, прежде чем он хрипло произнес:

– Все хорошо.

Она подавила рыдания, душившие ее, и услышала легкое покашливание – доктор Томас стоял неподалеку от кровати.

– Ксандер! – воскликнула она взволнованно.

– Не беспокойтесь – он снова заснул. Сейчас придет одна из медсестер, чтобы наблюдать за ним. Может быть, он вскоре проснется снова. А теперь, если вы меня извините, я вас покину.

– О да, конечно. Спасибо вам.

Краем глаза она заметила, как в палату вошел другой пациент с ходунками, как к нему вошел терапевт. Но ее внимание было сконцентрировано на мужчине, лежащем на кровати перед ней.

Она осознала сейчас, что Ксандер мог погибнуть в этой автокатастрофе, а она бы даже и не узнала об этом. Боль от этой мысли захлестнула ее с огромной силой, но она заставила себя не думать об этом. Он ведь не погиб, он выжил. И более того, забыл о том, что когда-то порвал с ней отношения.

Пальцы Ксандера все еще сжимали ее руку, точно она была его якорем и он хотел, чтобы она оставалась рядом с ним всегда. Оливия наклонилась и нежно прижала его ладонь к своей щеке. Действительно ли она нужна ему? Что ж, она будет надеяться на это. Она поняла, что хочет, чтобы он снова был с ней, ее чувства к нему, оказывается, стали еще сильнее и глубже, чем раньше. Крошечное зернышко надежды зародилось в ее сознании. Может быть, его потеря памяти станет для нее тем вторым шансом, в котором он так упорно ей отказывал два года назад?

Сейчас она решила, что сделает все, чтобы вернуть его.

Неужели она даже готова притвориться, что в их прошлом не было той страшной трагедии и всего, что за этим последовало?

Да. Она сделает и это.

Оливия вошла в дом и со вздохом прислонилась к входной двери – головная боль, начавшаяся по дороге из больницы, стала еще сильнее.

Что, черт возьми, она натворила?

Было ли это ошибкой – позволить Ксандеру поверить в то, что они счастливо женаты? Но сейчас она хотела, чтобы так и было, больше всего на свете. Нельзя повернуть время вспять, но можно попытаться начать все сначала, – Оливия мысленно пыталась спорить со своей совестью.

Может, это не очень красиво с точки зрения морали – воспользоваться его амнезией таким образом, и, кроме того, это было рискованно – ведь его память может вернуться в любой момент, а вместе с ней и его нежелание сохранять их отношения. С другой стороны, если у нее есть хоть малюсенький шанс вновь обрести счастье, она должна его использовать.

Оливия отошла от двери и направилась через холл к огромной кухне, которую они с таким энтузиазмом ремонтировали после того, как въехали в этот двухэтажный особняк девятнадцатого века спустя неделю после свадьбы. Она машинально поставила на огонь чайник, чтобы вскипятить воду для ромашкового чая. Может быть, он успокоит головную боль.