Да. Любила. До того, как моя мать ушла в страну мертвых и я отказалась говорить. До того, как Садик отравил мои комнаты и Пунт стал моим убежищем, любимым лишь потому, что он не был Сабой, которую мне пришлось узнать.

Этим утром мне снились ее дожди. В будущем я не раз задумаюсь, не был ли этот сон вещим. Я так и не сумела избавиться от прошлого, я жила в постоянном страхе, что оно протянет ко мне свои щупальца, пусть даже я и Приглашала торговцев из порта пообедать со мной в обмен на рассказы о Сабе. Из безопасных залов Пунта я следила за действиями совета, за сменой политики разных племен и новостями о том, как растет культ Алмакаха, как все новые храмы строятся по приказу отца в его имя.

Алмаках, бог громового быка и лунного цикла, которому я много лет назад поклялась отдать свою жизнь.

Саба нашла меня в моих снах. Саба нашла меня здесь. Я оставила Сабу позади, но Саба никогда не оставит меня.

И теперь я вижу, что часть меня, более мудрая, чем мое бодрствующее сознание, готовилась к подобному будущему изначально.

Где-то снаружи пронзительно запела мухоловка.

Я закрыла глаза.

— Ты спросил меня, что тебе нужно сделать.

— Да. Назови это!

— Если я стану царицей, я никогда за тебя не выйду. Потому что, если мы поженимся, до конца жизни я буду терзаться сомнениями. А я хочу хоть немного надежности в этом мире. И оттого знай, что ты никогда не станешь моим мужем, не станешь царем. Что ты на это ответишь?

— Что ты станешь лучшей царицей, чем все правившие до тебя.

Я уронила голову ему на плечо. Макар обнял меня с необычайной нежностью. И выдохнул, долго и судорожно, словно все время до этого ждал, затаив дыхание.

— Останься со мной, — попросила я.

— Я буду служить тебе до конца своих дней.

Час спустя я вышла из комнаты, думая, что покидаю ее навсегда. Я не была царицей. Еще не была. Но не была больше и царевной, как прежде. В то утро я взошла на корабль на краю узкого моря и вновь приняла имя, под которым меня знала Саба: Билкис.

Так завершились дни моего забвения. Мне было восемнадцать лет.

Стоило лишь зажмуриться, и мне казалось, что я чувствую аромат плачущих ладаном деревьев. Говорили, что запах Сабы долетает до моряков в Красном море, а то и дальше, к южному проливу. Здесь, в долине Маркхи, почти что верилось в подобные сказки.

— Царевна.

Я открыла глаза и увидела шатры и верблюдов двенадцати сотен соплеменников, расположившихся на краю великой пустоши.

Небо над головой кипело тучами и все же удерживалось от дождя.

Это был знак от Алмакаха, как было сказано несколько дней назад на южной прибрежной равнине. Там мой жрец, Азм, отправившийся со мной из Пунта, принес в жертву верблюда — потери которого мы не могли себе позволить, а оттого особо ценного для Алмакаха.

Макар, ехавший рядом со мной, указал в сторону. Всадники на северном краю долины.

— Поехали, — сказала я, заново повязывая вуаль. И направила своего верблюда в сторону гор.

Покинуть Сабу или войти в нее означало рискнуть всем — путь лежал через коварные горы и раскаленный ад прибрежной равнины, под хохот бабуинов в лесах; через океан песка в безбрежной восточной пустоши, кладбища неисчислимых орд неудачливых захватчиков. Единственным проходимым путем был северный, через оазис Джауфа, а затем — лишь с помощью родственных либо дружественных племен или богатств для торговли… или же южный, от морского порта по долинам, а затем лишь на корабле.

Колыбель Сабы — и ее богатства — хранило отнюдь не море, а непроходимые горы и пески.

Я плакала, когда мы высадились в южном порту. Не от облегчения, хотя наша компания сумела пересечь море до начала дождей и нас встретило южное племя Уррамар, обеспечив необходимыми припасами и верблюдами. А оттого, что я не думала, что когда-нибудь снова буду так рада вновь увидеть высокие горные хребты Сабы.

Макар был прав. Я когда-то любила Сабу. И теперь, как вернувшаяся возлюбленная, я сломалась при первой же встрече.

Но мое возвращение дорого мне обошлось. Как только мы вошли на горные пути Катабана, Садик вернулся ко мне в кошмарах, впервые за долгие годы. Я металась на постели, в поту, содрогаясь под шерстяными одеялами на холоде поздней весны.

— Убирайся! — сказала я в ночь, когда Макар проснулся и попытался меня утешить. Я вышла за ним из шатра всего лишь пару минут спустя, и меня стошнило на землю.

Хагарлат преследовала меня на высоких плато, а мрачное лицо отца являлось во время спуска в великую долину Бай- хан. И хотя Макар простил мне вспышку злости, с тех пор он ко мне не прикасался.