Шрифт:
— Финикийцы, в заливе… — тихо повторила я.
— Когда мы уезжали и проходили через Эдом, я взял небольшой отряд и отправился к заливу. Моя царица… — Тамрин покачал головой. — Царь строит там портовый город. Израильтяне везут лес из Ливана, где уже сейчас строится корабельный флот — торговый флот для купцов.
Я отшатнулась, как от удара.
Теперь я поняла, почему царь отдал города Хираму и почему, при всей своей потребности в богатстве, он позволял себе насмешки над богатствами Сабы.
Соломон, царь израильтян, собирался обезоружить сабейскую торговлю и сделать наши караваны никому не нужными.
Пока я в ярости размышляла, что отрежу его от торговли, он уже воплощал те же планы в отношении меня.
— Вахабил, — сказала я, глядя на стол. — Принеси карты. Созывай мой совет. И уведоми храм, что сегодня ночью не будет моей свадьбы.
Когда он вышел из зала, я выругалась и отвернулась, подошла к длинному столу и оперлась на него руками, глядя на очертания невидимого моря на столешнице.
— Есть кое-что еще, — странным тоном сказал за моей спиной торговец. — То, чего я не мог сказать в присутствии Вахабила.
— Все, что ты можешь сказать мне, может звучать и в его присутствии.
— Но не это.
Я повернулась. Бросив на меня еще один взгляд, он зашагал к оставленным на скамье у стола седельным сумкам.
— Когда мы готовились к отъезду, отряд людей на великолепных лошадях подъехал к нашему костру под крепостными стенами Арада. Уздечки лошадей были украшены золотыми кистями. То были люди царя. — Тамрин вытащил нечто завернутое в грубый холст. Под первым свертком оказался отрез пурпурной ткани.
В нем обнаружилось нечто размером с курильницу для благовоний, но не такое квадратное.
— Распорядитель, что принимал нас, передал мне и моим людям традиционные дары. Украшения, ткань, специи. И раба, обученного играть на лире, который, по их словам, играл еще для отца нынешнего их царя. Я привез его сюда на случай, если понадобится пролить свет на придворные сплетни Соломона.
Я кивнула, благодаря его за проницательность.
— Но прибывшие в ту ночь к моему лагерю привезли лишь один дар. Вот это. — Тамрин протянул мне сверток.
Я приняла его.
— И что они при этом сказали?
— Лишь то, что это дар от самого царя и что я должен вручить тебе его наедине. Вот и все.
Я развернула ткань — тот же известный финикийский пурпур.
Внутри оказалась еще одна обертка, полотно с вышитым на нем золотым львом. Я подняла взгляд на Тамрина и вновь заметила, как он на меня глазеет.
— Воистину, моя царица, я ничуть не преувеличивал твою красоту. Теперь, увидев твое лицо, я нахожу любую похвалу недостаточной, — тихо сказал он.
Но я была не в настроении для лести. Я подняла ткань с золотым вышитым львом.
Тамрин нахмурился.
— Такие львы стоят по обе стороны царского трона.
Я развернула ткань и увидела внутри фигурку быка. Искусно вырезанного черного быка с золотым кольцом в носу. Я смотрела на него невидящим взглядом и вертела фигурку в руках. Я бы решила, что это идол его бога, не знай я наверняка, что это не так. Что он поклонялся Неназываемому. А наши мастера делали очень похожие изваяния…
На спине быка было благословение Алмакаха.
Я держала в руках тот самый идол, который отправила с торговцем как дар царю.
— Он швыряет нам в лицо наши же подарки? Что это значит? — спросила я, комкая в кулаке дорогую ткань.
— Я… я не знаю, — ответил Тамрин, явно растерянный.
— Он не принял моего торговца. Он вернул мой идол. И он строит финикийские корабли, чтобы уничтожить нашу торговлю. Но, говорю тебе, этот так называемый царь пожалеет о том дне, когда услышал имя Билкис, царицы Сабы!
Я швырнула идол о стену, и тот раскололся.
— Иди! — велела я Тамрину. — Проследи, как напоят твоих верблюдов. Поешь. И, ради любви Алмакаха, помойся.
Когда он ушел, я рухнула на ближайший стул. Все это время Яфуш молча стоял в углу, не напомнив о себе и словом.
— Мне кажется, — тихо сказала я, — что это моя вина.
— Не думаю, царевна, что ты могла заставить этого человека делать то, что он делает.
Я слабо покачала головой.
— Ты уверен? Прошлой ночью я смотрела в садовый пруд, а часть меня молилась об избавлении от свадьбы с богом. И вот я получила то, о чем просила… Разве не в обычае богов делать каждую молитву загадкой, исполнять наши просьбы, но такой ценой, чтобы мы жалели о сказанном? Теперь Саба не только осталась без наследника, само ее благополучие под угрозой.