— Что ж ты, раззява, на глаза ему попался? Сказано тебе было, следить, не вызывая подозрений, — качнулась тень повыше.

— Магия, — только и ответил низкий собеседник.

— Магия, — передразнил его первый. — И трость дурацкую у тебя отобрал.

— Могу вернуть, — предложил низкий, — Меркулов силен днем, но когда-то даже ему нужно спать.

— Ага, не ровен час еще на орка его сторожевого наткнешься, чурбан ты эдакий.

— Большой, но неловкий, легкая цель, — как-то не слишком эмоционально ответил Низкий, будто речь шла о сорте копченой колбасы, — могу и титулярного советник сразу…

— Болван! Не дай Бог что с Меркуловым случится я тебя в порошок сотру. Нужен он нам еще для осуществления плана.

— Моему хозяину нужно только одно, чтобы святыня была переправлена Тарстоун. Сколько людей или прочих погибнет при этом ему не интересно.

— Удила пусть твой хозяин закусит, да терпения наберется. После ограбления Императорского музея каждый корабль или дилижанс из Славии проверяются, а уж в столицу Великогоблинарии тем более. Ждать надо, а пока святыня у меня побудет, ничего с ней не сделается. Будет дополнительная гарантия моей сохранности, ведь всей суммы я так и не увидел.

— Полностью всю сумму вы получите после передачи святыни, — голосом заводного болванчика, точно не в первый раз этот разговор уже был, ответствовал Низкий.

Высокий хотел возразить, но по улице проехал экипаж и он на всякий случай замолчал. Не хотел, чтобы даже посторонний прохожий, мимо шествовавший, бубнеж услышал (полностью речь тут разобрать трудностно). А когда вновь стихло все, продолжил.

— Что по Витольду этому, выскочке, делать я тебе позже скажу. Он у меня еще хлебнет сполна. Но время нужное должно прийти. Чтобы все к мнению о нем сами пришли, без подсказок. А я уж зерно сомнений засею.

— Хорошо. Еще приказы будут?

— Будут. Есть эльфариец, Элариэль, нос свернут у него на бок и глаз правый наполовину прикрыт. Сидит обычно на углу Толмачевского и Никольского переулков, значитца, и обитает рядом. Видел он, как ты козлоногого убил. Понимаешь к чему я?

— Понимаю, нужно устранить.

— В самое ближайшее время. Прямо сейчас туда езжай, к утру, чтобы в морге лежал. Как ты его найдешь, кого распросишь и все остальное, меня не интересует.

— Ясно, — коротко ответил Низкий.

— Последнее… — Высокий замялся, точно размышляя, спрашивать или нет. Но все же сказал. — Неужто так и не покажешь лицо. Меня-то ты знаешь, не ровен час поймают тебя, вряд ли запираться будешь.

— Меня нельзя поймать. И даже, если все же это произойдет, можете быть спокойны. Нет таких пыток, под которыми я бы сознался в том, что знаю. Все, что вам надо знать — мой хозяин наказал исполнять все ваши распоряжения, все остальное пустое.

— Ну-ну, — хмыкнул собеседник. — Вот потому вас, гоблинарцев, и не любит никто. Ясно никогда не выражаетесь, себе на уме.

— Я не говорил, что гоблинарец, — сказал Низкий. — Мне идти уже, светать скоро начнет, или еще что сказать хотите?

— Иди уже, каверзник.

Странной, чуть подпрыгивающей походкой, выскочил во внутренний двор Невысокий. Ночь Моршанская хоть и звездная выдалась, луна вон тоже серебристым боком подсвечивает, а все же не удалось в нем ровно ничего разлядеть. Сам непонятный, человек или прочий, фигура в черное завернута, только пристальнее присматриваться начнешь, а он до угла дошел и юрк куда-то, будто и не было его.

Если б кто чужой подслушивал, шпик затаившийся или сам Господь Бог, то ожидал бы после, чтобы Высокий вышел. Ан нет. Заглянешь в пристройку, там пусто уже, только дверь вовнутрь неплотно затворена. Оно что значит? Что если и был кто здесь, то ушел через полицмейстерство. Может и вовсе не покинул его, а до сих пор там ходит.

Только Моршану к тому равнодушен, столица Славии спит беспробудным сном. И все равно ей, что тут заговорщики толкуют, что в полицмейстерстве человек с дурной совестью появился, что вскорости в Захожей слободе не самый честный эльфариец умрет. Безразличен ко всему Моршан, не верит чужим слезам и горестям, впрочем, как и всегда.

Крепкий табурет под орчуком скрипнул, но с его тяжелой тушей справился. Вздохнул Мих, отер пот, по шее скатывающийся, — так часто бывает, когда с улицы раскаленной в погреб земляной заходишь или ледник, — и стал за хозяином следить. Витольд Львович снова марлю к лицу поднес, но вопреки духу (хотя вовсе и не смердит покойник, вполне ничего) близко подошел.