Хлоя лишь опять искренне рассмеялась. Скоро поезд двинулся дальше.

— А что за звездолобые? — спросила принцесса, немного заскучав от медленной езды по оживленным улицам столицы.

Гвардейцы переглянулись.

— В Ривене их еще нет?

— Думаю, что нет.

— Значит, будут, — как-то не очень добро пообещал Вадильфар из Криксенгорма, — эти гаденыши везде лезут! Не знаю, как в других землях, но в Ридене они появились года четыре назад. Сектанты это, миледи, фанатики, зовут себя пророками Падающей Звезды и заняты тем, что заси…

Ворона ткнула напарника в бок.

— …загрязняют умы простого люда всяческой ерундой! Ночами, говорят, они только и делают, что пялятся в небо на эту за… да не пихайся ты! На комету, миледи.

Тобиус как смотрел в сторону, так и продолжал смотреть, но уши навострил.

— Уже лет десять она торчит в небесах, поначалу люди в панику впадали, но теперь пообвыкли немного, и все было хорошо, пока не появились эти лысые полудурки и не начали вещать — мол, комета — знак скорой гибели мира, так что кайтесь, грешные, брейте головы…

— И несите нам свои деньги в обмен на спасение? — предположил Тобиус.

— А вот и нет. Странно, конечно, но звездолобые денег не собирают, а живут как какой-то нищенствующий монашеский орден, прости Мать-Гора. Денег ни у кого не берут, только еду и одежду, а в обмен вещают всякие гнилые пророчества, хоть сейчас беги и вешайся от безнадеги! Не они одни, конечно, такими пророчествами балуются, мало ли сумасшедших в мире и иного жулья, но эти самые упорные и организованные, хлебом не корми — дай только в небо потыкать и предречь миру скорую гибель. Говорят, они аж из самого Созе появились и стали распространяться во все стороны ровно чума кровавая. В Папской Области их ловят и жгут, в Сарвасте — четвертуют, про Заозерье не знаю, в Архаддире уже подумывают запретить, но еще терпят. В Ридене к бунту они не призывают, а лишь Церковь раздражают, но позлить ее король всегда любил, так что пока не трогают. Была одна история с плачущими святыми, так он…

— Мы знаем эту историю, — перебил Тобиус. — Значит, они безвредны?

— Вполне, чар, но порой как начнет их проповедник вещать, глаза сумасшедшие, голос визгливый, а он как статуя, час за часом вещает и вещает, толпы собирает. Будь моя воля — сам бы всех переловил и сжег к драконовой матери! Да не пихайся ты, Ворона! Что я сказал-то? Ну чего я сказал такого?!

Гербовые кареты и одетые в черный булат[18] гвардейцы способствовали свободному продвижению привилегированного поезда по любым улицам, так что у ривов было время немного рассмотреть Аллерхас в окна. Архитектура риденской столицы служила не столько изысканной красоте и простору, сколько большей вместительности жителей. Дома в два и три яруса редкостью не являлись, многие улицы были довольно узки, а из-за высоких построек на них царила тень, зато тело города состояло из камня — ни единой деревянной хибары, ни единого озера грязи и нечистот посреди дороги, везде булыжник и брусчатка.

Поезд покинул пределы столицы и выехал в предместья через восточные ворота, после чего отправился по широкой дороге в сторону порта. В отличие, например, от Спасбоженя и Ордерзее, ближайшая река Навья не протекала через город, а находилась в лиге пути от его стен. Фактически порт превратился в небольшой, но хорошо укрепленный рыночный поселок, заселенный рыбаками, грузчиками, купцами, а в сердце его стояла цитадель таможенной службы, следившая за порядком и защищавшая своими пушками некоторый участок фарватера. В карете сначала запахло рыбой из возов, ползших от реки в город, но потом запах сменился на еще менее приятный. Как правило, такой запах возникал, когда в одном месте, не предназначенном для этого, жило много народу. Или когда какой-нибудь золотарь забывал о своих обязанностях.

— Что это? — сморщилась Хлоя.

— Сейчас пройдет, миледи.

— Не запах, я уже поняла, чем пахнет. За окном тренировочный лагерь риденской армии, верно?

— Это он, миледи, — подтвердила Ворона.

За окном раскинулся огромный город из дерева и ткани, где под красно-черным шакалотом[19] с полной выкладкой наматывали круги новобранцы, вооруженные алебардами. Периметр лагеря был окружен самыми настоящими земляными валами с палисадом и глубокими траншеями, которые часть подразделений постоянно рыла, а вторая засыпала вновь. Прямо на глазах проезжающих инструкторы обучали рекрутов основным приемам боя короткими саблями, а чуть дальше на стрельбище велся огонь из мушкетов; четыре подразделения по тридцать душ отрабатывали движение в составе пешего построения, известного как "баталия".

— Когда дует западный ветер, в Аллерхасе тоже трудно дышать, — усмехнулся гном, — но в остальное время терпимо, это вам не Парс-де-ре-Наль! Воду они берут из того канала, который питает городскую систему рвов, еду им подвозят, за прочими нуждами тоже следят. Покидать лагерь без разрешения строго воспрещено, вон там, извольте видеть, виселичная балка, почти пустая. В первое время она просто прогибалась под тяжестью несознательных нарушителей присяги, но теперь уже нет, учатся вояки, привыкают к суровым солдатским будням.

— И сколько здесь будущих солдат?

— Три тысячи, чар.

— И это не "для числа", верно?

— Нет, это не всякая шваль для сбора пуль, это будущий полк регулярной армии. Подготовка длится полтора месяца, потом полевые учения до десятого пота, а потом выдача знамени.

— Слышал, что его величество готовится к войне. Марахог шалит?

Гвардейцы переглянулись. Ворона и так всю дорогу поглядывала на волшебника искоса, с каким-то подозрением, а теперь оно как бы усилилось.