Дмитрий Савватиевич Дмитриев (1848–1915)?– писатель, драматург. Родился в Москве в купеческой семье. Воспитывая сына в строго религиозном духе, отец не позволил ему поступить в гимназию. Грамоте его обучила монашенка. С 1870-х годов Дмитриев служил в библиотеке Московского университета, тогда же он начал публиковать рассказы, сценки, очерки, преимущественно бытовые. В 1880-е он сочиняет пьесы для «народных сцен», а с конца 1890-х Дмитриев пишет в основном исторические романы и повести (их опубликовано более шестидесяти). В 1908 году после смерти единственного сына он принял священнический сан.
В этом томе представлены две повести Дмитриева. В первой из них описана судьба боярыни Федосии Прокофьевны Морозовой, выдающейся деятельницы русского старообрядчества, сподвижницы протопопа Аввакума, которая за приверженность к «старой вере» была арестована, лишена имения, сослана и заточена в монастырскую тюрьму, где и погибла от голода. Героиня другой повести – Елена Васильевна Глинская, великая княгиня Московская, мать Ивана Грозного, которая после смерти мужа, великого князя Василия III, совершила переворот, став фактически единоличной правительницей русского государства.
Боярыня Морозова
Историческая повесть из времен «тишайшего» царя
Глава I
– Так как же, Феня, по нраву тебе суженый? – спрашивал у дочери окольничий дворянин Прокофий Федорович Соковнин.
– Твоя воля, батюшка, – печально ответила красавица, опустив голову.
– Про то я давно знаю, что воля моя… От тебя хочу знать – по нраву ли тебе Глеб Иванович Морозов?
– Как тебе угодно, батюшка.
– Мне-то, дочка, угоден боярин Морозов! Рода он хорошего, близок к государю, знатен, богат… завидный женишок… Только летами он старенек.
– Он мне в отцы годится…
– Это не беда… Летами Морозов стар, а по обличью молод: бел, румян, собой статен. С таким мужем ты будешь счастлива.
– Так ли, родимый? – со слезами в голосе возразила отцу молодая девушка.
– Знамо, так! Или с отцом задумала учинить спор? – сурово проговорил Прокофий Федорович.
– Смею ли, батюшка…
– То-то. Ни один отец не пожелает зла своей дочери… Помни и знай это!
– Батюшка, родименький, об одном прошу тебя и умоляю…
– О чем, говори!
– Подождал бы ты, батюшка, выдавать меня в чужие люди, дал бы еще мне пожить с тобой в родимом дому. Не перестарок я…
Феня заплакала.
– Ждать нечего, скоро пост, надо крутить свадьбу.
– Отложил бы, государь-батюшка, до Красной горки.
– Глеб Иванович до поста решил жениться на тебе… Спешит, потому что великий государь в Казань воеводой его посылает.
– В ту пору и я с ним должна ехать?
– Разумеется! Куда муж, туда и жена…
– Ох, господи!
Молодая девушка тяжело вздохнула.
– Чего вздыхаешь, чего печалишься? Или воеводшей быть не хочешь?.. Глупая, да твои подруги с зависти лопнут, когда будешь ты боярыней Морозовой… Говорю, Морозовы сильны и знатны в белокаменной Москве! Слышь, царскими любимцами считаются… Москва их чтит и любит. Брат твоего суженого, Борис Иванович Морозов, был царским пестуном. Без его совета великий государь не принимается ни за какое дело. С ним породниться – большая честь… – уговаривал Соковнин плакавшую дочь. – Ну, полно плакать. Или не знаешь, что слез я не люблю.
– Я… я не плачу, государь-батюшка.
– Не плачешь… только слезы из глаз рекой льются.
– Что же мне делать?
– Не супротивничать, а слушаться отца.
– Я, кажись, и то во всем, родимый, тебя слушаюсь… твои родительские приказы выполняю.
– Выполни, Феня, и теперь.
– Приказывай, батюшка.
– Выходи за Глеба Морозова.
– Слушаю.
– Вот и давно бы так, дочка… Теперь я вижу, что ты не супротивная, а послушная… это хорошо… готовься невестой быть. Дней через пять будет твое благословение.
– Так скоро?! – воскликнула молодая девушка.
– Говорю, так желает Глеб Иванович.
– Стало быть, моя свадьба…
– Недельки через три-четыре и свадьбу справим. С нынешнего дня дворовым девкам прикажу приданое тебе готовить.
Проговорив эти слова, Соковнин не спеша вышел из светлицы своей дочери.
А бедная Феня, уткнувшись в подушку на своей постели, горько заплакала.
Этими слезами она хотела выплакать свое девичье горе.
– Феня, Фенюшка, что ты, родная? С чего так убиваешься, с чего, жемчужина моя, роняешь свои девичьи слезы?.. А впрочем, и то молвить: «Девичья слеза, что божья роса, солнышко войдет – и роса высохнет», – нараспев говорила мамка боярышни Соковниной, старуха Гавриловна. – Да полно, боярышня, полно, болезная! Оботри свои слезы прочь.
– Ах, Гавриловна, что я за несчастная уродилась на белом свете!
– Да что? Молви, жемчужина, что с тобой приключилось?
– Батюшка приказ дал готовиться к венцу мне с постылым суженым.
– С кем? – с любопытством спросила мамка.
– С Глебом Морозовым!.. – захлебываясь слезами, ответила молодая девушка.
– Неужели? Да ведь боярин Морозов годится тебе не токмо в отцы, а и в деды!
– И я про то батюшке докладывала.
– Ну и что же он?
– Слов моих не принимает… грозно свой родительский наказ отдал невестой быть старого боярина.
– Ах, моя болезная, что тебе делать-то, как быть?
– Известно как – воле отцовской покориться.
– А как же боярич Владимир? – сквозь слезы спросила Гавриловна у своей выходицы-барышни.
– Видно, не судьба мне быть его женой… Проститься с ним надо… расстаться навсегда, на всю жизнь!
– А ты, боярышня, не ходи за старого Морозова.
– И не пошла бы, да приказывают. Против отцовской воли не пойдешь!
– Где!.. Разве можно!
– А ты, Гавриловна, скажи Владимиру, чтобы он пришел со мной проститься.