Далее вся толпа замирает в эпичных позах подвыпивших патриотов на государственном празднике и начинает громко петь гимн Хогвартса, а несчастная ведущая, привязанная за лямки от бюстгальтера к кольцу для квиддича, поливает всю процессию горючими слезами.

Цезарь Фликерман, снова вжавшись в кресло, встретил ледяной взгляд Кровавой Дейенерис и нервно икнул.

— Дейенерис, это твой последний год на Голодных Играх, — с плохо скрываемым восторгом произнес Фликерман. — Не знаю даже, как мы без тебя будем…

Тут же получив мощным девичьим кулаком промеж глаз, Фликерман прикусил язык.

Убивашка же, хлопнув себя по лбу, ахнула на весь зал.

— Я ж забыла! Забыла!

И умчалась за кулисы.

Фликерман, пожав плечами, уже хотел было вызывать на интервью следующего трибута, как Убивашка вернулась на сцену, таща за собой два тяжеленных баула.

— Подгон вам от нашего дистрикта, — пыхтя, пояснила Дейенерис, принявшись выгружать трехлитровые варенья-соленья, палки колбасы, бутылек бормотухи и сувенирчики в виде магнитиков с пейзажами Хогвартса, брелоками, расписными матрешками и балалайкой.

— Это же не «Поле Чудес», — завыл от позора Фликерман, чуя, как горят рейтинги его очень популярного шоу. — Ну куда…

— Не зли меня, гнида, — гаркнула Убивашка, натянув на Фликермана кокошник и мантию, расшитую звездами. — Это вам от Анатолича и товарища пахана…

— Но эфирное время…

Получив по роже палкой сервелата, Фликерман, схватившись за сломанную переносицу, тихонько зарыдал.

— Отставить сопли и слезы! — прорычала Дейенерис, сунув ведущему в руки матрешку. – Так, вроде все.

Фликерман, несказанно обрадовавшись, хотел было уже произнести прощальную речь, но…

— Клаусяш, подтяни штанцы и выходи на сцену!

Пока зрители рассеяно аплодировали, а Фликерман самозабвенно бился головой о быльце кресла, на сцену вышел небритый мужик в косоворотке и трениках с вытянутыми коленками. Клаус Майклсон, раскрасневшись при виде такой публики, звучно откашлялся и, сжав гитару, поклонился.

— А это что? — выдохнул Фликерман.

— А это второй трибут из нашего дистрикта, Клаусяш, — пояснила Убивашка. — Клаусяш, жги.

— И ему семнадцать?

— Ага.

— Но у него щетина и на лице написано количество ходок в СИЗО!

Убивашка прищурилась.

— Я из Америки, каждый американский подросток выглядит на тридцать лет, — поспешно пояснил Клаус.

— Клаусяш, давай нашу, — кивнула Убивашка.

Клаус, с таким выражением лица, словно ждал этого момента вечность, прикрыл глаза, провел пальцами по струнам и голосом тоскующего по Отчизне богатыря, пробасил:

— Выйду ночью в поле с конем…

— НОЧКОЙ ТЕМНОЙ ТИХО ПОЙДЕМ! — проорало несколько голосов в зале.

«О, нас тут уже знают», — подумала Убивашка, хрумтя малосольным огурцом, который привезла в качестве сувенира.

— Но эфирное время, — снова встрял Фликерман, однако совершил серьезную ошибку.

Никто не смел прерывать пение Клауса Майклсона, а особенно если тот исполнял гимн Хогвартса.

Экран огромного телевизора, висевший над сценой, предугадав ход дальнейших событий, сменил моднявую заставку Голодных Игр на лаконичную надпись: «Цезарь Фликерман. Помним, любим, скорбим».

***

— Ночью в поле звезд благодать, — подвывал под прямой эфир «Пусть говорят» Невилл Долгопупс, замерев перед телевизором в Большом зале, аки оловянный солдатик. — Кузя, зови блядей и тащи бутыль. Только не разбей, падла ушастая…

— В поле никого не видать! — взвыли в кабинете самого доброго министра магии Его Няшество Люцифер и самая верная сектантка Полумна.

— Только мы с конем по полю идем, — орал Дин Винчестер, перекрикивая радио в чебуречной. — Только мы с конем по полю идем…Кэролайн, подпевай. Как это, слов не знаешь? Женщина, сейчас будет развод! Повторяй за мной: «Только мы с конем по полю идеееем!».

— СЯДУ Я ВЕРХОМ НА КОНЯЯЯ! — вопил хор двенадцати детей Сэма Винчестера. — Батя, там «Пусть говорят»! Бросай свой холодец!

— Ты неси по полю меня, — подвыли из кухни Сэм и Ребекка. — Шо значит «холодец бросай»? А что вы на Новый Год жрать будете, спиногрызы?

— По бескрайнему поооолю моему! — орал на весь Двенадцатый Дистрикт Аларик, прижавшись лбом к голове своего собутыльника Хэймитча.

— По бескрайнему полю моему… — проворнякал Хэймитч и рухнул лицом в кабачковую икру.