Металлическая дверь. Хоть и расположена в самой середине гигантского полицейского комплекса на Кунгсхольмене, но заметишь не сразу – настолько обыденный у нее вид. Единственное, что указывает, что это дверь в самую большую шведскую тюрьму, – маленькая белая табличка в стороне: «Следственный изолятор Крунуберг».

Эмили никогда и в голову не приходило, что в самом центре Стокгольма есть тюрьма; а там, внутри, – подозреваемые. Подозреваемые в убийствах, грабежах, насилиях, наркодилеры.

После разговора с Магнусом она довольно долго стояла у окна с телефоном в руке и старалась выдержать немигающий, почти гипнотический взгляд птицы на соседней крыше. По какой-то причине ей становилось все яснее, что выбора у нее нет, что бы он там ни говорил, Магнус Хассел.

Подземный переход с бронированным стеклом. Четыре стальные двери в наивысшей весовой категории. Она попыталась сосчитать камеры наблюдения, но сбилась. Больше десяти. Наконец, оказалась в комнате, напоминающей банковскую контору: остекленная перегородка с окошком. Прочитала надпись: центр охраны. За стеклом сидел парень с очень близко посаженными глазами. Он уставился на нее так пристально, что Эмили решила – у него, наверное, слабое зрение. Плохо видит через стекло.

Она нажала на кнопку. Громкоговоритель сначала зашипел, потом послышался надтреснутый голос:

– Я не понял – кто вы?

– Я звонила вам со входа. Я должна встретиться со своим клиентом.

– Удостоверение личности?

Она выудила из бумажника права и прижала к стеклу.

– Кто вас прислал?

– Никто. Меня заявили как частного адвоката.

– Частного?

– Да. Инспектор Юхан Кулльман должен был вам сообщить.

– Вот оно что… – пробормотал вахтер и уставился на дисплей компьютера. Нажал несколько клавиш. – Вот оно что… частный адвокат…

Отсюда из-за стекла была видна черно-белая шахматная доска экранов с камер наблюдения. Лифты, переходы.

Скоро она увидит человека, подозреваемого в убийстве другого человека.

Помещение напоминало больницу. Это и есть больница, только здесь почему-то пахнет по-другому и все двери заперты. Она передала пропуск еще одному вахтеру и в его сопровождении двинулась по коридору. Миновали еще три полутонные железные двери. Что будет со всей этой электроникой, если начнется пожар? И что будет с теми, кто сидит за этими дверьми?

Отделение номер шесть: больничное. На стене – старый плакат KRIS [10] . У входа ее встретила женщина по имени, если верить бейджику, Жанетт Никореску. Эмили так и не поняла, кто она – надзирательница, медсестра или врач.

В палате, где лежал ее клиент, окон не было. Полы и стены – выкрашенный в светло-зеленый цвет пластик. Трудно представить, что это помещение когда-то выглядело клинически свежим. Посередине – типичная больничная койка с множеством приспособлений и два стула. Плафон в металлической сетке на потолке. Невозможно ни повеситься, ни задушить кабелями охранника. А почему бы не задушить адвоката?

Что за абсурд – человек, лежащий перед ней, вряд ли способен на такие подвиги.

У парня никаких видимых повреждений, за исключением большого красного пятна на лбу. Лицо спокойное, глаза закрыты. Спит? Одна рука на одеяле, а на пальце прищепка, от которой идет тонкий проводок к монитору рядом с койкой. Измеряют насыщение крови кислородом. На экране то и дело выскакивают какие-то цифры и бежит пульсирующая змейка ЭКГ.

Эмили присела на стул.

– Он что, в коме?

– Не совсем… – сказала Жанетт. – Есть шкала комы, принятая на конгрессе в Глазго. От трех до пятнадцати. Тройка – самая тяжелая форма, при восьмерке все еще нужен респиратор, четырнадцатая фаза – пациент может самостоятельно передвигаться, но слегка дезориентирован. Что касается вашего подопечного… между одиннадцатой и двенадцатой.

– И как это? Звучит, по крайней мере, обнадеживающе. Двенадцатая из пятнадцати возможных – неплохо.

Видимо, все-таки медсестра, а не надзирательница.

– Да… но что будет дальше? Это вопрос времени. Он уже разговаривал с нами, но помутнение сознания очевидно. Черепно-мозговая травма, несколько небольших субдуральных гематом. В принципе надо бы дренировать, но на сегодня мы считаем, что можно обойтись без оперативного вмешательства. Поэтому он и лежит в шестом отделении.

Жанетт Никореску вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Точно – медсестра. Или даже врач. На бейджике этого нет.

Наступила тишина. Время от времени чьи-то шаги в коридоре.

Время идет, парень не двигается. Она вспомнила отца. Скрипнула зубами – с отвращением вспомнила о ночном приключении. Надо же быть такой идиоткой – избить соседа. А если он заявит в полицию? Или в правление кооператива? Эмили не могла вспомнить, чтобы когда-то даже слышала о подобных вещах.

Надо взять себя в руки. Поменьше работать, а может, обратиться к психотерапевту. Снять стресс. Она уже пробовала – результат неплохой.