– Где он?
– Спросила я и увидела в глазах любимого такую боль, что захотелось тут же прижаться всем телом и уверять во взаимной и безоговорочной любви.

– Уже дома, - произнес Драко как-то отстранено.

– Я должна его увидеть.

– Маша, не стоит этого делать. Просто пойми меня, попытайся услышать, в Обители сейчас неспокойно, там много отверженных драконов, которые пытаются выяснить причину прихода зимы, там отец Вольного, его брат. Я сомневаюсь, что кто-то из них проявит сочувствие твоему горю, зная, что ты моя жена и скоро покинешь Скалистый край ради того, чтобы скрыться в Городе и переждать там зиму. Зная, что вы были там вдвоем, - подавился фразой Драко.

Да наплевать мне на все это!
– Кричала я где-то глубоко внутри.

– Я должна его увидеть.
– Снова произнесла хриплым голосом и полезла на подоконник.

Драко стянул меня, отбросил одеяло и с рычание потащил в душ.

– Сначала приведем тебя в порядок, а то ты сейчас ничем не лучше отверженной драконицы, кожа и кости.

Как ты можешь говорить такое!
– кричал внутри возмущенный голос, но сама я молча разделась и ступила под тугие горячие струи. Тепло разливалось на коже, пар завивал мокрые локоны в кольца, и я поняла, что мои светлые когда-то волосы почернели, стали цвета воронова крыла.

Интересно, что еще изменилось?
– Как-то равнодушно пронеслось в голове.

А внутри было также холодно, как и прежде, ледяная пустыня и полное безмолвие. Горячая вода не спасала от холода в сердце.

Надев на себя штаны, теплый свитер и меховой плащ, натянув на ноги высокие сапоги и спрятав руки в перчатках, я посмотрела, наконец, в зеркало.

Смерть и та краше.

Черные ввалившиеся глаза, потускневшие и какие-то пустые, заостренные скупы, бледные синюшные губы, впалые щеки.

Отвернулась и вышла из комнаты, глядя себе под ноги. Драко взял меня за локоть и вел по коридору, куда-то сворачивая, спускаясь по лестнице, открывая двери. Я смотрела только вниз и совершенно не интересовалась, куда меня ведут.

– Полетишь на мне верхом, путь не близкий. Обещай не делать глупостей, я все равно тебя поймаю.

– Обещаю, - ответила я равнодушно и, подождав, пока Драко обернется, влезла ему на спину.

Ничего. Пустота. Никаких эмоций и ощущений.

Прыгать я не собиралась, меня скоро все равно убьют, не Дариэн магией, так Дакки лабрисом или отверженные кольями и пиками. Мне было все равно, лишь бы увидеть в последний раз Вольного, попросить у него прощения, сказать последнее прощай и вскоре встретиться с ним вновь, но уже не в этом мире.

Крыши Обители приближались и становились все более различимыми, точки драконов двигались, и вот я уже различала их лица, жадно ища среди многих два знакомых и родных. Драко спикировал на такой знакомой площадке, и что-то внутри меня дрогнуло и пошло мелкой трещиной.

Драконы собирались вокруг Драко и меня, обступая нас плотным кольцом, а я спрыгнула с его спины и откинула капюшон, услышав чей-то судорожный вздох. Повернула голову и увидела, наконец, тех, кого так жаждала найти в толпе лиц. Трещина расширилась и отозвалась болью в груди. К н и г о ч е й . н е т Я чувствовала такое отчаянное желание броситься к ним на грудь и рыдать там, обнимая и прося простить, что даже воздух вокруг накалялся, превращаясь в облака пара.

Глазами я умоляла отвести к нему, и Дариэн первый шагнул навстречу, стряхнув с плеча руку Дакки, суровый и непримиримый, иссохший и потускневший, совершенно не напоминая себя прежнего, а скорее того старца, которому Белая Драконица подарила жизнь, кивком головы позвав за собой. Я тенью последовала за хозяином Обители, а Драко так и остался в ипостаси дракона, окруженный отверженными, глядя куда-то вдаль.

В оранжерее все изменилось до неузнаваемости: больше не было ни ярких клумб, ни зелени аккуратно подстриженных кустов, а только занесенные сухими листьями дорожки и пожухлые растения, увядшие и сложившие головки на стылую землю, а посередине, где раньше бил фонтан, стояло надгробие из голого неотесанного камня.

– Нет, прошептала я и упала на колени прямо там, где стояла, поймав пальцами сухие стебельки цветов. Я поднесла их к глазам и поняла, что это были те желтые яркие цветочки, в которых мы с Вольным устроили прелюдию. Трещина начала шириться, рождая в груди волны боли, вибрировала и дрожала.

Я даже не смогу проститься с ним, в последний раз взглянуть в его такие яркие, любящие саму жизнь, глаза, прижаться к нему грудью и попросить прощения, выплакать боль, просто дотронуться....

А трещина все ширилась и, наконец, что-то внутри лопнуло, осыпав меня осколками стекла и щепками деревьев, и я поняла, что это стены оранжереи осыпают меня самым настоящим дождем из битого стекла. Драконы что-то кричали и даже пытались звать меня наружу, а я раскинула руки и потоками энергии закручивала обломки стен и мелкое крошево в огромный водоворот. Потом встала и направила весь этот хаос на каменное надгробие, обнажив всю ярость, все несогласие с тем, что мне даже не дали проститься с Вольным. Камень поглотил все без остатка, как будто я открыла портал в иной мир и забросила туда свое отчаяние и боль, а потом пошло трещинами и из земли хлынул поток воды, ширясь и протекая к самым моим ногам. Рыдания, наконец, прорвались наружу и затрясли мое тело. Я упала лицом в ручей и плакала так, как будто решила выплакать все слезы, а ручей омывал их с лица и шептал мне голосом Вольного нежные и успокаивающие слова. Я лила слезы, и они впитывались в землю, принося мне облегчение и снимая с груди слой за слоем океанскую тяжесть вины. Голос утих, и я навсегда простилась с Вольным драконом, полюбившим меня и нашедшим за это смерть, а вместо надгробия теперь стояла каменная чаша с водой на самом ее дне.

«Повернешься ли ты к югу - дарует он тебе слезу свою, и очистит она воды Истока, и умоет в них детей твоих...»

Глава вторая.

Письмена на снегу.

«Когда подлинная доблесть проявлена, предназначение воина выполнено полностью и слова замирают на

устах»

– Ты ведь не бросишь меня там одну?
– Доставала я Дакки одним и тем же вопросом на протяжении всего пути. Отверженный покосился на меня и перекинул лабрис из одной руки в другую.