Первый сон приснился в ту ночь, когда я узнала правду. Начиналось все совершенно банально, сон как сон. Я плыла на лодке по реке, опускала ладони в воду и разбрызгивала в разные стороны. За моей спиной сидел мужчина неопределенного возраста. Вроде и не молодой, но и не старый. Черты я с утра помнила плохо, но ощущение, что он несет мир и покой, сохранилось. И вот я в очередной раз опускаю ладони в реку и поднимаю их с потеками крови, стекающими по запястьям. Мне становится жутко, я кричу, а мужчина в лодке страшно так округляет глаза и начинает бормотать что-то вроде молитвы. Кровь течет по рукам, и ее никак не стереть, она достигает сердца и мне становится больно, грудь готова разорваться от боли, я кричу еще сильнее и пытаюсь стереть руками кровь. А потом я перестаю чувствовать биение своего сердца, потому что оно превращается в кусок металла, в золото, и из моих запястий начинает течь золотая кровь, а, попадая в реку, заставляет ее менять цвет и вскипать.

Я просыпаюсь в поту и слезах, меня трясет и мутит так сильно, что я встаю и иду в туалет, где обнимаю унитаз и чуть ли не прижимаюсь к нему щекой. В таком отчаянном положении меня находит отец и сильно волнуется. А сны продолжаются каждую ночь.

Под конец недели я боюсь засыпать и рыдаю в подушку. Слышу, как за дверью о чем-то перешептываются мои родители, но не хочу с ними разговаривать. Какое странное ощущение - я ничего не хочу. В том числе и вспоминать о том разговоре в кабинете Юрия Владленовича. Он для меня просто преподаватель иняза, заместитель по внеучебной части. Какая-то блажь толкнула меня в тот день в его кабинет, и я никак не могла вспомнить, как я очутилась снаружи в объятиях Анфисы. Но тут же в памяти всплывали его горячие руки на моем теле, тот жадный и злой поцелуй. Дракон! Настоящий Дракон, который нашел-таки свою наездницу и разбудил в ней кровь, а потом наказал за все, что ему самому пришлось выстрадать. Несправедливо! Обидно!

Нет, Маша, только не жалей себя! Не сейчас!

А ночь пришла опять, и река потекла в обратном направлении, бурливая, пенистая, переливаясь золотом и багрянцем, а я разделась на берегу и начала погружаться в нее. Медленно, шаг за шагом, а мужчина, который вносил в мои сны покой и тишину, разворачивается и уходит, голова опущена, а плечи сотрясают рыдания. Но мне его не жалко, он сам выбрал этот путь, он сам отказался ступить со мной в реку. Пусть уходит, пусть все уйдут, а я войду в золотые волны реки и окунусь в них с головой. Из воды поднимается морда дракона, освещенная закатным солнцем. Оскал хищника приводит меня не в ужас, а в трепет, я тяну к нему руки, но он отворачивается. Взмах крыльями - и дракон исчезает, а я чувствую, как река перестает течь и превращается в металл, сковывая меня ледяными оковами. Я снова просыпаюсь от собственных криков боли. Отец сидит на краю кровати и смотрит на меня очень пристально.

– Так больше не может продолжаться, Маша. Ты летишь к брату, подальше от своих проблем. Что бы с тобой ни случилось, Америка очень далеко отсюда и, знаешь, племянники по тебе соскучились.

Сумбурная речь папы привела к тому, что я снова почувствовала боль. Я его больше не увижу, моего Дракона, моего преподавателя по инязу, Юрия Владленовича, Драко... И я разрыдалась до дрожи в теле, до судорожной икоты, до ломоты во всех суставах. А потом пришло успокоение. Я все забуду, кошмары закончатся, хорошие сны придут, и в них буду страдать не я!

Глава вторая.

Поучительная

Как ты смешна, людская злоба!

Заставить хочешь вновь страдать?

Не выйдет - правду знаем оба,

Ведь проиграешь ты опять...,

У меня замечательный старший брат - высокий, мужественный, умный мужчина в расцвете сип. Настоящий глава семьи с двумя отпрысками-близняшками и полноватой и суетливой, но такой счастливой матерью семейства. Идеальная американо-русская семья, живущая в большом шлакоблочном доме с двумя верандами и окнами, выходящими на подстриженную и ухоженную лужайку. И тут такое счастье в лице родной сестренки, сбежавшей от лап психиатра!

– Машенька! Ну, здравствуй! Как перелет?

– Тошнит, - бросаю я брату и тороплюсь на выход из аэропорта, в объятия Нью-Йорка, скорее в Бруклин, в квартирку, которую брат всегда снимал для нас с ним. А кстати, туда ли мы?

– Мы сразу домой, Маш, обстоятельства, пойми. Теперь не погуляешь, девочки не дают.

– Какие именно девочки?
– огрызнулась я.[Е1]

– Все, Маша, - со вздохом отвечает Миша, теперь величаемый Майклом.

– Ну и ладно, - снова кидаю слова, проталкиваясь сквозь толпу, спешащую успеть сесть в такси первыми, к черной ауди брата и за всю дорогу не произношу ни слова.

На его месте я бы отправила меня обратно прямо с трапа, но Миша с детства отличался слабостью к младшей сестричке и огромной любовью к ее светло-русым локонам и большущим голубым глазенкам.

Встречала меня толпа орущих и визжащих лиц женского пола от мала до велика. Натали кричала по-английски, племяшки на смеси русско-английского что-то вроде «прихлоу». Видимо, привет и hello.

Я раскинула объятия и искренне расцеловала девочек, а вот с Натали обнялась более церемонно - чувствовалась в ней скованность и настороженность. Интересно, что обо мне рассказали родители? Ведь не просто так отправили в Америку среди учебного года.

– Ты к нам надолго, дорогая?
– спросила Натали за ужином на веранде. Жили Снегиревы в штате Пенсильвания и в конце октября у них еще зеленели лужайки, а по веранде гулял теплый южный ветерок.

– Нет, вот загорю немного и обратно на Родину, - ответила я и пересела от семьи подальше на кресло-качалку. Тут же на колени вскарабкалась Анна или Мэри, я сейчас с трудом их различала. Я Обняв трехлетнюю малышку за плечи, я прикрыла глаза. Тепло маленького доверчивого тельца отогревало мои внутренности и заставляло сердце биться тише и болеть меньше. Невозможно рядом с таким чудом думать о плохом. Видимо, папа с мамой именно на то и рассчитывали а значит сопротивляться не стоит.