Желтые пятна мелькают среди торосов. Путь медведям преграждает широкая полынья. Пять одновременных всплесков — и через минуту все семейство уже выкарабкивается на лед соседнего поля. Снова выстрелы; самец приседает. За ним тянется широкая красная полоса. Он начинает волочить зад. У него отбиты ноги. Около него кружатся медвежата; медведица, обернувшись в нашу сторону, лязгает зубами; рева не слышно из-за ударяющихся в форштевень льдин. По движениям челюстей и вытянутой шее подбитого зверя мы видим, что он также ревет во всю глотку, посылая в нашу сторону все свои медвежьи проклятья…

Судорожно перебирая передними лапами, медведь тащит свою тушу по льду. Взлеты пуль не могут отогнать от него медведицу. Но вот и у нее над лопаткой появляется красное пятно, она оборачивается в нашу сторону; яростно лязгают челюсти. Затем она стремительно убегает, уводя медвежат…

Подбитый медведь остается один. Тяжело бултыхается он со льда, медленно переплывает черную полосу блестящей воды и пытается снова выбраться на лед. Однако силы передних лап нехватает для того, чтобы вытащить его огромную тушу. Вокруг него вода окрашивается кровью. Медведь судорожно цепляется за края движущихся льдин. Все теснее сдвигаются льды у его головы. Наконец он исчезает за надвинувшимся торосом…

Теперь огонь сосредоточивается на удирающих медведице с медвежатами. Полоса крови обозначает их путь. Наконец после удачного выстрела медведица тычется головой в торос и скребется передними лапами об его крутые бока, напрасно пытаясь через него перебраться. Скоро силы ее покидают, и она остается на месте…

— Не бить медвежат! — раздается приказ.

Выстрелы смолкают. Несколько человек бросаются на лед с канатами и сетью, предназначенной для поимки медвежат, которые все еще не покидают матери. Мне искренно жаль медвежат. Встает вопрос: неужели инстинкт не подскажет им, что нужно бросить труп матери ради спасения своих пушистых шкурок от жадных людей?..

Между тем медвежата тычутся мордами в шкуру матери. Медведица поднимает голову и, обдавая кровавой пеной сверкающую поверхность снега, дико ревет. Теперь, когда «Красин» стоит и вокруг него не шуршат льды, отлично слышен голос властительницы ледяных пустынь. Я не знаю, что это: прощание ли с жизнью или приказ детям поскорее уходить и запомнить на всю жизнь предательство людей…

И медвежата уходят. Отбежав сотню шагов, они останавливаются, но быстро приближающиеся фигуры людей, вероятно, будят в них представление об опасности. Жалобно взвизгивая, они бегут дальше и вскоре исчезают за громадами торосов. Людям не угнаться за ними. Наши матросы, сломав несколько лыж, бросают погоню и все в поту возвращаются на корабль. Тем временем туша убитой медведицы подтаскивается на брезенте к нашему борту и лебедкой поднимается на палубу. Медведица не очень крупна: в ней около 300 кило.

Серые скалы острова Карла XII маячат у нас на траверсе [2] ) слева. Первый час 12 июля… То-и-дело хрипло кричит гудок, перемешиваясь с визгливой сиреной. Это — призыв к людям, которых мы ищем. Непривычные для Арктики звуки без всякого эха замирают вдали…

Верхний мостик полон людей. Десятки биноклей направлены на далекие льды, и каждая тень, каждый неровный торос вызывают радостные крики: «Люди»! «Группа»! Если бы мы действительно нашли столько групп, сколько видели в эти часы, то здесь должен был бы потерпеть аварию не один дирижабль, а весь итальянский воздушный флот…

Часы медленно летели. В кают-компании, при тусклом электрическом свете, сидели усталые люди. Темные очки сняты, чтобы глаза могли немного отдохнуть, так как они начинают болеть от блеска снегов, ослепляющего нас сквозь стекла биноклей.

Закончилась астрономическая ночь, и солнце, так и не уходившее за горизонт 11 июля, снова пошло к зениту, чтобы отмерить яркий день 12 июля. В 5 часов, то-есть в тот час, когда в деревнях далекого СССР под рожок пастуха выгоняют коров, а в городах из-под метел сонных дворников тучи пыли взметаются на тротуарах, — на нижнем мостике «Красина» третий помкапитана Брейнкопф спокойно стоял на вахте с биноклем в руках. Этот грузный человек (весом около 100 кило) казался еще больше в своей тяжелой форменной шубе синего сукна. Время от времени он солидно подносил бинокль к глазам и, обведя горизонт, снова опускал его на богатырскую грудь.

Но вот Брейнкопф задержался на чем-то биноклем. Острый торос показался ему подозрительным. И в то время как наверху десятки глаз шарили по горизонту и радостные голоса то-и-дело объявляли о найденных группах, Брейнкопф вошел в командирскую рубку и спокойно сказал рулевому.

— Двенадцать градусов вправо.

Филигранное колесо штурвала покатилось направо, и картушка [3] ) компаса, дрожа, подставила под курсовую черту новую цифру.

Не отрывая закрытых черными стеклами глаз от дрожащей картушки, Салин, вахтенный штурвальный, известил:

— На румбе [4] ).

— Так держать, — сказал Брейнкопф.

— Есть так держать.

Теперь всем стало ясно, что найдена группа. Все уставились в том направлении, куда, проверяя курс корабля, глядел Брейнкопф. И действительно, над острой вершиной небольшого тороса маячила черная точка. Ошибки быть не могло. Это был человек. Но кто? Амундсен, Гильбо или Мальмгрен?..

Торопливо расталкивая льдины, «Красин» шел к этой оживающей точке; она находилась как раз на прямой, соединяющей острова Карла XII и Брок. Воды становилось все меньше, льды возрастали, однако, они не были тяжелыми.